– Я хочу, чтобы полиция вышла на Роберта Лоули.
– А разве они его не ищут?
– Ищут, но не слишком в этом усердствуют. Ведь пока что он просто исчезнувший свидетель, пустившийся в бега ради спасения собственной шкуры, и к тому же все необходимые показания полиция может получить и от других свидетелей.
– Так что же вы намерены предпринять?
– Я уже все предпринял, – усмехнулся Мейсон. – А сейчас я просто оглядываюсь назад, чтобы увидеть целостную картину в правильной перспективе – это как покорение вершины. Приходится постоянно оглядываться, чтобы видеть, как высоко ты забрался.
– Или как глубоко придется падать? – уточнила она.
– И то и другое, – согласился Мейсон.
Наступило непродолжительное молчание, а потом Делла резко произнесла:
– Итак, что сделано, то сделано. Так чего же теперь из-за этого переживать?
– Я переживаю вовсе не из-за этого.
– А из-за чего?
– Мне придется втянуть в это дело и тебя.
– Но как?
– Если бы ты только знала, как мне этого не хочется. Но другого выхода нет. Если ты будешь точно следовать указаниям и не станешь задавать вопросов, то я смогу оградить тебя от неприятностей, но…
– А я не хочу, чтобы меня ограждали от неприятностей, – нетерпеливо заявила она. – Сколько раз вам нужно повторять, что это и моя работа тоже? И если вы рискуете, то я тоже хочу рисковать.
Он покачал головой:
– Нет, Делла, никакого риска.
– Что я должна буду делать?
– Просто следовать указаниям и не задавать вопросов.
– И что это будут за указания?
– У меня есть книжка дорожных чеков. На них стоит имя Карлотты Лоули. Потренируйся расписываться как она, пока не будет получаться похоже – но
Ее взгляд был сосредоточен. Боясь пропустить хоть слово, она сидела абсолютно неподвижно, внимательно смотрела на него и слушала.
– Обналичивание первых чеков ты должна будешь превратить в настоящее представление. Сначала отправишься домой и наденешь свое самое лучшее платье. Потом заедешь в ломбард и купишь там подержанную дорожную сумку; попроси, чтобы на нее нанесли инициалы «К.Л.». Прямиком оттуда отправляйся в отель. Там ты скажешь, что еще не знаешь, будешь ли снимать у них номер или же остановишься у друзей, и пообещаешь определиться с этим в течение примерно получаса. Затем подойдешь к окошку кассы и скажешь, что хотела бы обналичить чек на сто долларов или даже на меньшую сумму. Короче, как получится. Проблем с этим возникнуть не должно. А в случае чего объясни, что ты собираешься снять номер в их отеле.
Потом подойдешь к телефону, скажешь портье, что решила все-таки остановиться у знакомых, и уйдешь. Затем проделаешь то же самое еще в двух-трех отелях. А потом отправишься в универмаг, купишь там какую-нибудь мелочь и расплатишься за нее чеком на небольшую сумму. Как видишь, пока что все легко и просто.
– Ну а когда же начнутся трудности?
– Думаю, для этого тебе будет лучше отправиться в универмаг, – продолжал Мейсон. – Там ты наберешь всякой мелочи долларов на пять и попытаешься оплатить ее стодолларовым чеком. Кассирша будет с тобой любезна и обходительна, но наверняка это ее насторожит. И тогда она захочет взглянуть на твое водительское удостоверение или на какой-либо еще документ, удостоверяющий твою личность. Ты для виду пороешься в сумочке, а затем изобразишь крайнее волнение и трагическим голосом заявишь, что забыла кошелек вместе с водительским удостоверением в женском туалете. Скажешь кассирше, что вернешься через минуту. И вот еще что. Отойдя от кассы, ты оглянешься и крикнешь ей: «У меня в том кошельке больше трехсот долларов».
– И что потом?
– А потом ты уходишь и уже не возвращаешься. Просто бесследно исчезаешь.
– А дорожные чеки?
– Оставь их в кассе.
– Я не должна требовать их назад?
– Нет. В этом-то и весь фокус.
– Как это?
– Сначала кассирша будет недоумевать, почему ты не вернулась. Она также задумается и над тем, зачем ты пыталась обналичить чек на сто долларов, чтобы расплатиться за пятидолларовую покупку, имея в кошельке три сотни наличными. Потом она начнет внимательно присматриваться к твоей подписи. И в конце концов вызовет полицию.
– Ясно, – сказала Делла. – Когда мне начинать?
– Прямо сейчас.
Она подошла к шкафу, надела шляпку и пальто, задержавшись на секунду перед зеркалом, чтобы припудрить лицо и подкрасить губы.
– Ладно, шеф. Давайте сюда свои чеки.
Мейсон улыбнулся:
– Кажется, ты забыла спросить, не посадят ли тебя за это в тюрьму.
– Сегодня не мой день задавать вопросы.
Мейсон встал, обнял ее за талию и вместе с ней направился к двери.
– Делла, если бы ты только знала, как погано у меня на душе. Если бы у меня был хоть кто-нибудь еще, на кого можно было бы положиться…
– То тогда я возненавидела бы вас до конца своих дней, – закончила за него она.
– В случае чего немедленно звони мне, и я…
– И что, интересно, вы сделаете?
– Выручу тебя.
– Для этого вам придется раскрыть план всей нашей затеи.
Он покачал головой:
– Если ты попадешься, этот мой план и вся затея в любом случае с треском провалятся… и я вместе с ними.
– Что ж, значит, я не попадусь.
– Звони и сообщай, как идут дела. Я буду волноваться.
– За меня не волнуйтесь.
Он любовно потрепал ее по плечу:
– Вот и умница.
Взгляд ее глаз был очень красноречив, когда она сверкнула мимолетной улыбкой ему в ответ, а затем выпорхнула в коридор. Мейсон стоял у двери, прислушиваясь к тому, как стучат ее каблучки по полу, выложенному плитками. Его лицо было хмурым и выражало высшую степень сосредоточенности. И лишь после того, как хлопнула дверь лифта, он вернулся к своему столу.
В одиннадцать тридцать пять объявился Гарри Пивис, и Мейсон попросил девушку из приемной проводить посетителя к себе в кабинет.
Адвокат пристально разглядывал высокую, неуклюжую фигуру торговца цветами, в то время как Пивис прошествовал через его кабинет, – судя по его неприступному виду, настроен он был весьма решительно.
– Как поживаете, мистер Пивис? – сказал Мейсон, пожимая ему руку.
Пивис был гладко выбрит, кожа на лице ухоженная, на руках – безукоризненный маникюр. Его костюм
