Дело блондинки с подбитым глазом

– Нет, не знаю.

– Вы не пробовали проверять уровень воды?

– Нет, никогда. Я просто брала воду, когда она была мне нужна. Знаю только, что вода в нем была.

– И двадцать шестого числа, после полудня, когда вы увидели, что небо покрыто тучами и пойдет дождь, вы открыли кран, чтобы спустить остаток старой дождевой воды, не так ли?

Драмм вскочил с места.

– Вношу протест. Неправильное ведение допроса. Вопрос несуществен, беспредметен, необоснован. Касается несущественных обстоятельств и не связан с делом.

– Я не считаю, что вопрос относится к несущественным обстоятельствам и не связан с делом, – ответил судья Уинтерс. – Другое дело, существенен ли он.

– Не вижу связи с делом, – упирался Драмм.

– В основном не дело суда угадывать намерения сторон, – заметил судья Уинтерс. – Но из показаний, данных до сих пор, а также судя по фотографиям, я делаю вывод, что, по мнению обвинения, убийство совершено тогда, когда дождь шел уже достаточно долго, чтобы почва размякла.

– Да, – признался Драмм.

– Следовательно, если бы выяснилось, – продолжал судья, – что перед дождем опорожнили водосборник и старая дождевая вода собралась в углублении почвы, в котором впоследствии был найден труп, то это могло бы поколебать основания, на которых обвинение строит доказательства относительно времени убийства.

– Несмотря на это, я считаю, что допрос ведется неправильно.

– Да, в этом пункте я чувствую себя обязанным поддержать протест обвинения, – решил судья Уинтерс. – Это не является обстоятельством, ради которого свидетель был вызван. Если защита хочет установить это обстоятельство, то она должна будет вызвать миссис Бартслер в качестве свидетеля защиты.

– Хорошо, – ответил Мейсон с улыбкой. – Может быть, это удастся мне иначе. Миссис Бартслер, вы в своих показаниях утверждаете, кажется, что вышли из дома сразу же после телефонного звонка Милдред Дэнвил?

– Да, сразу же после шести.

– И вернулись только после полуночи?

– Да, меня отвезли после полуночи на полицейской машине. Благодаря кому- то, кто снял деталь с моей машины, чтобы я не могла уехать, после чего уведомил полицию о том, где меня можно найти.

– Разве вы хотели избежать встречи с полицией? – спросил Мейсон. – Ведь не скрывались же вы?

– Но я предпочла бы вернуться домой без помощи полиции.

– Во всяком случае, вы не возвращались домой и не были вблизи дома между шестью часами вечера и полуночью?

– Не была.

– Вы не были нигде до возвращения домой?

– Нет.

– А в какое время вы были в последний раз перед домом?

– Не знаю. Где-то днем.

– Вы подходили после полудня к крану водосборника?

– Вношу протест по той же самой причине, – вмешался Драмм. – Я продолжаю считать, что допрос ведется неправильно.

– Если высокий суд позволит, – ответил Мейсон, – миссис Бартслер показала, что вышла из дома сразу же после шести. У меня, наверное, есть право проверить правильность показаний, спрашивая, когда она была на разных участках своего владения?

– Отвожу протест, – решил судья с улыбкой.

– Когда вы были в последний раз у крана водосборника?

– У крана водосборника?

– Да.

– Вы имеете в виду кран для спуска воды внизу цистерны?

– Да.

– Я не подходила к нему несколько дней. Это значит, что я его не открывала, потому что вы ведь, наверное, это хотите знать?

– Сын Роберт, о котором вы говорили в своих показаниях, является вашим ребенком и ребенком вашего покойного мужа, Роберта Бартслера, рожденным приблизительно четыре месяца спустя после вероятной гибели отца?

– Да.

– Вы сообщили мистеру Язону Бартслеру о том, что он стал дедом?

– Вношу протест, неправильное ведение допроса, – вмешался Драмм. – Вопрос несуществен и беспредметен.

– Поддерживаю протест, – решил судья Уинтерс. – Вопрос явно относится к разговору, имевшему место три года назад.

– Нет, высокий суд, – ответил Мейсон. – Я спрашиваю, сообщала ли вообще миссис Бартслер свекру о рождении своего сына.

На лице судьи Уинтерса отразилось изумление:

– Вы ведь не хотите сказать, господин адвокат, что… Отвожу протест.

Элен Бартслер ответила ясным, спокойным голосом:

– Нет, я никогда ему об этом не сообщала. Мой свекор был всегда бесчувственным, самолюбивым отцом. Он никогда не любил собственного сына, не любил меня, не признавал меня членом семьи. Я считала, что ему нет никакого дела до рождения моего сына.

Судья Уинтерс наклонился вперед и спросил недоверчиво:

– Следовательно, этот человек вообще не знал, что у него есть внук?

– Я ему об этом не сообщала, – холодно ответила она.

Судья Уинтерс покачал головой.

– Прошу продолжать, – сказал он Мейсону, но смотрел все еще на Элен Бартслер.

– А вы связались с Язоном Бартслером после похищения сына? – спросил Мейсон.

– Нет.

– И в вечер убийства ничто не подсказывало вам, что Милдред Дэнвил отправилась к вам, на бульвар Сан-Фелипе?

– Нет. Я была уверена в том, что она приедет в дом Эллы Броктон.

– Благодарю, – сказал Мейсон. – У меня больше нет вопросов.

Судья Уинтерс наклонился над столом.

– У суда есть к вам несколько вопросов, миссис Бартслер. Если я правильно понял, вы решили отплатить Язону Бартслеру за то, что он не признавал вас членом семьи, скрыв от него факт рождения сына?

– Нет, высокий суд, я ничего не скрывала. Я просто не сообщила ему. Свидетельство рождения моего сына было составлено согласно правилам.

– Но вы никогда не сообщали об этом свекру?

– Нет, не сообщала.

– Чтобы отплатить ему за то, как он относился к вам?

– Нет, я сделала это в интересах своего сына. Его дед – человек жестокий и бессердечный. Он гордится своим цинизмом, для него нет ничего святого. Ему чужды всякие высокие чувства, он во всем усматривает лишь низкие побуждения. Я не хотела, чтобы сын Роберта знал своего деда. Я сделала это ради его собственного благополучия. Я не хотела, чтобы по деду мой сын судил о своем отце.

– Это был ваш единственный мотив?

– Да, высокий суд.

Судья Уинтерс вздохнул.