уходила какая-то часть радостного позитивизма. И эта глубокая внутренняя борьба естественно служила — не могла не служить благодатной почвой для раздражения. Которое срочно требовало выхода.
Вот так вот и получалось, — он в этом публичном месте всего лишь три-четыре минуты, а морду кому-нибудь набить уже хотелось. Набить, утверждая своё право на «красиво-некрасиво». Набить, истребляя свои сомнения.
Но только он сейчас здесь не за тем. Он сейчас здесь по другому поводу.
А вот Бодрийара как раз нигде не и было.
Зато был зал, увешанный его, Бодрийяра, работами. Их, право, трудно не узнать: все эти звёздные туманности, оказывающиеся выбритыми женскими подмышками; загадочные инопланетные леса, оборачивающиеся буйной растительностью в разбухших ноздрях сильно пьющих мужчин; бездонные воронки чёрных дыр, при ближайшем рассмотрении превращающиеся в чёрные бездны дырявых воронок, — кто как не Бодрийар горазд на подобные чёрно-белые светописные фокусы. Не мастерством старик берёт, какое там мастерство, — любитель он и есть любитель. И не холодными компьютерными спецэффектами. Но истинно парадоксальным виденьем. Старается. А всё ради того, чтобы показать, граница между иллюзией и реальностью проходит ни где-нибудь, а у всякого наблюдателя в башке. Это у старика в последнее время появился такой новый способ раскачивать сознание у заблудшей публики. А почему бы, собственно, и нет? В той жестокой и бескомпромиссной борьбе, которую они в последние годы ведут, всякий метод взлома коросты будет, пожалуй, на пользу.
Энд со, — его авторские фотографии на стенах. И раздраконенные фуршетные столики присутствуют. А самого нет. Видать, уже на этой сцене отработал свой номер эквилибрист на смыслах. И отчалил в иные дали.
«Ладно, — быстро прикинул Виктор, — тогда после лекции встретимся».
И собрался он уже выйти из этого злачного места, — выйти точно также, как и вошёл, — незамеченным. Но не тут-то было. С распростёртыми руками и возгласом «Какие люди в Хулливуде!» на него двинул, отпочковавшись от пёстрой толпы, хозяин галереи. Узнал гад глазастый.
И сразу рядом потно завибрировало, — Пульман, снимая с Виктора несуществующие пылинки, хватая его то и дело за руки, понёсся по всей фигне. Затараторил. Засюсюкал. Хрен остановишь. Виктор решил терпеть. И явить себя сегодня апологетом школы «иаи-дзюцу». Мастер «иаи-дзюцу», как известно, в начале схватки стоит неподвижно, на действия противника не реагирует, выжидает момент. А когда вражина наконец дёрнется, только тогда и наносит единственный разящий удар.
Пульман лишь на шестой минуте матча сообразил, что Виктор на него кладёт. С дивайсом. Но сообразил-таки, — не дурак всё же. И тогда затеял нажать на больное. Как бы между прочим, заметил егозливо: «Витя, а я тебя по тиви недавно лицезрел, в вечерних новостях».
Виктор поморщился. Знает гад, как достать. Знает, что он действительно не любит попадать в ящик. Виктору всегда казалось… Да что там «казалось», уверен он был, на все сто убеждён был, что любая засветка на экране отбирает у него часть жизненной энергии. И он это просто реально чувствовал, всем своим организмом чувствовал, каждой его клеткой, как она после всякого случайного эфира улетучивается. Огромными порциями. Энергия ци. Поэтому всячески и избегал и избегает телекамер. Но, к большому сожалению, не всегда это по жизни получается. Недавний дурацкий случай, о котором сейчас упомянул Пульман, тому пример.
В тот ужасный день он, ни о чём таком не подозревая, заехал с утра в своё издательство. Паразиты- кровопийцы — эх-ма! — опять просрочили платёж с продаж. Пришлось заехать к подлецам. И вот пока он у зама главного в кабинете чин чинарём свой кофе пил и права качал-прокачивал, в приёмной случился форменный скандал. Уходящая в декрет секретарша, передавая дела оттуда вернувшейся, обронила, кивнув на двери кабинета, невинную (в аспекте безопасности, но не нравственности) фразу: «У зама бен ладен». Ну, то есть просто поделилась между делом со своей коллегой профессиональной информацией. Обменялась опытом. Как передовик производства с передовиком производства. Вот. А в приёмной в это время ожидал чего-то полудрёмный какой-то чувачок из провинции. И чего он такого в этой фразе не так спросонья понял, не ясно (и теперь навсегда), только пулей из приёмной он выскочил. Идиот бдительный! А уже через пятнадцать минут в офисе — шмон, омон, кабзон. Вихрь антитеррора. Венеция. Карнавал. Изъятие камуфляжем жёстких дисков. Все дела.
Всё как всегда. И на веки вечные.
Кстати, ещё подумал тогда, а успели ли тамошние «админы» систему перед обыском в даун отправить?
Оно ведь незамысловато. У них же в издательстве в локалке одни «экспишки» стоят, а с ними просто: нужно было кому-нибудь заранее подсуетиться, и зайти заблаговременно в реестр, да на веточке HKEY_LOCAL_MACHINESYSTEMCurrentControlSetServicesi8042prtParameters нарисовать параметр DWord CrashOnCtrlScroll. И тут же, не мудрствуя лукаво, присвоить ему значение 1. Вот и всё. Бомба готова.
Ну, а когда, собственно, шухер приключится, аккуратненько нужно придержать мизинчиком Ctrl и, вежливо улыбаясь, давануть дважды Scroll Lock. Как бы ненароком. Чпок-чпок — получай фашист гранату! Армагеддон. Синяя заставка смерти. Как говориться, врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», девятый отдел отдыхает.
Этот совет дипломированного системотехника был, безусловно, дельным. И главное бесплатным. Но в тот момент — уже, пожалуй, несколько запоздалым.
Лично Виктору, впрочем, ничем это гнусное по форме и вредное по сути мероприятие само по себе не навредило. Только какая-то трёхголовая «маска я тебя узнал», представившаяся старлеем Петровым- Ивановым-Козловым, документики проверила и отпустила с богом.
Но вот когда он из этого седьмого круга, казалось бы, благополучно выбрался, тут телемародёры и подлетели. Уже понаехали к той минуте. Шакалы.
И в брейк-ньюс оформили. Ещё раз — шакалы!
Он потом три дня больной ходил.
А Пульман, сволочь, напомнил. Палец наманикюренный в ещё незажившую рану сунул. И провернул: «Ты, Витя, очень тогда взволнованным выглядел». Вот же собака нерусская!
Дальше утруждать себя общением с этой бородатой рожей Виктор не стал, и сделав широкий круговой замах, резко опустил свой меч: «Ринат, слушай, это не от тебя так чесноком прёт?»
Напавал!
Пульман фыркнул, побледнел, пробурчал что-то типа «а ещё двести лет вместе» и тут же растворился в толпе. Затесался в своей тусовке. Исчез. Как камбала на дне.
Путь был свободен. Но через отлить. Дрянное шампанское просилось на выход.
В клозете Виктора проняли две вещи.
Во-первых, то, что все писсуары были сработаны под дюшановский «Фонтан», который и сам был сработан, как известно, под писсуар, приобретённый автором в 1917 году в заурядном магазине сантехники. Хотя, чего тут… Всё верно, всё логично: отбор — вот критерий искусства. Творец не художник, а составитель каталога. Короче, да здравствует круговорот писсуаров в природе!
А вторая заковыка, которая Виктора порадовала, заключалась в том, что при всей кудрявости местного интерьера в мыльнице лежал кусок 75%-го хозяйственного мыла… Пойди разберись, что это послание означает, — концепт какой али просто экономия?
Но на этот вопрос Виктор себе ответить не успел: зеркало над рукомойником показало, что на входе в сортир появилась фигура в кислотном фиолетовом комбезе.
Антидот!
Виктор мгновенно присел и, разворачиваясь, выхватил из-за пояса свой парабеллум. Антидот не успел отреагировать на его уход вниз и, продолжая идти, тупо расстрелял собственное отражение, — осколки зеркала пролились на кафель звонким и обильным дождём.
Выигранных мгновений Виктору вполне хватило на то, чтобы сделать длинный кувырок вперёд и оказаться у антидота за спиной. Тот хотя и развернулся волчком, но было уже поздно, — три пули отшвырнули его к батарее под окном.
Но тут в дверях, как в рульной компьютерной игре — без паузы, возникло ещё одно фиолетовое чудо. Виктор, уворачиваясь от его пуль, откатился за урну и — не отдадим не пяди родных Фолклендских островов! — завалил гада с шестого выстрела. Фиолетовое слилось вниз.
