Фритч густо покраснел, а судья Иган стукнул по столу своим председательским молотком.
– Просьба к защите воздержаться от замечаний личного характера, – объявил он, но, судя по интонации, тоже был согласен с тем, что Фритч сам уже давно нарывался на грубость.
Мейсон обернулся к Арчеру:
– Вы обсуждали с кем-либо данные факты в минувшие выходные?
Уверенность, с которой Арчер ответил на этот вопрос, явно свидетельствовала, что он предвидел его заранее и тщательно отрепетировал ответ.
– Мистер Фритч попросил меня во всех подробностях рассказать о том, что случилось во время нападения, и я в точности описал ему все как было.
– Тогда почему же вы не рассказали об этом эпизоде в суде утром в пятницу, во время дачи свидетельских показаний?
– Меня о нем никто не спрашивал.
– В таком случае, возможно, мне удастся освежить вашу память, – сказал Мейсон. – Разве мистер Фритч не просил вас рассказать, что случилось, когда вы остановили машину у перекрестка?
– Да, сэр.
– Почему же в таком случае вы не рассказали?..
– Ваша честь, – вскочив, заговорил Фритч. – Я протестую! Это не что иное, как попытка защиты дискредитировать свидетеля. Если уж мистер Мейсон желает поставить под сомнение что-либо из показаний, данных мистером Арчером в пятницу, то пусть возьмет текст протокола прошлого заседания и изложит свои претензии на его основании, а уж потом требует от свидетеля объяснений. – И он вежливо замолчал, ожидая решения суда.
Губы Мейсона тронула едва заметная улыбка.
– Ваша честь, – проговорил адвокат, – обращаю внимание собравшихся на то, что я предвидел такую ситуацию, а потому заранее побеспокоился о том, чтобы обзавестись расшифровкой стенограммы, сделанной судебным секретарем, и…
– Ваша честь, я протестую! Утверждение защитника о том, что он якобы заранее предвидел подобное развитие ситуации, совершенно безосновательно, – заявил Фритч.
– Протест принимается. Защите следует воздержаться от каких бы то ни было комментариев до начала обсуждения дела, – заявил судья Иган. – Перефразируйте ваш вопрос, мистер Мейсон.
– Мистер Арчер, разве на утреннем заседании в пятницу на прошлой неделе, в этом самом зале, вас не просили подробно описать, что произошло вскоре после того, как вы подъехали к перекрестку, и разве не вы сообщили суду следующее:
«Я притормозил и остановился у перекрестка. Я разговаривал со спутницей, сидевшей справа от меня, и какое-то время совершенно не обращал внимания на то, что происходит слева. Кроме того, я должен был следить за светофором, ожидая, когда загорится зеленый свет, и в этот момент дверца машины с моей стороны внезапно распахнулась. Я обернулся, чтобы узнать, что случилось, и обнаружил направленное мне в лицо дуло пистолета, который держал подсудимый. Подсудимый приказал мне поднять руки, что я тут же и сделал. Действуя без промедления, он выхватил у меня из внутреннего кармана пиджака бумажник, сорвал с галстука бриллиантовую булавку, потом, потянувшись вперед, через мои колени, схватил сумочку моей спутницы, сидевшей справа от меня, после чего отпрянул назад и ударом ноги захлопнул дверцу машины. Все это он проделал так быстро, что я даже не успел сообразить, что происходит.
Мейсон отложил документ.
– Задавались ли вам эти вопросы и ваши ли это ответы?
– Да.
– Тогда почему вы ни словом не обмолвились об этом эпизоде с прикуривателем?
– Я могу лишь повторить, что никто не спрашивал меня об этом.
– Но разве вас не просили рассказать, что произошло, когда вы подъехали к перекрестку?
– Да, сэр.
– И вопрос был вам понятен?
– Я решил, – поспешно ответил Арчер, – что от меня хотят услышать подробности, связанные с нападением. Мне и в голову не могло прийти, что, оказывается, нужно было описывать мои собственные действия, все, что я делал, каждое движение. К примеру, когда я остановил машину, то поставил ногу на педаль тормоза и продолжал удерживать ее на ней, дожидаясь зеленого сигнала светофора. Коробка скоростей в моей машине автоматическая, так что переключать передачи нет необходимости. Я не стал упоминать о том, что моя нога стояла на педали тормоза, полагая, что это не имеет значения, точно так же, как счел несущественным и эпизод с прикуриванием сигареты.
Речь Родни Арчера была настолько уверенной, что стала совершенно очевидной тщательная к ней подготовка.
– А теперь, – проговорил Мейсон, – мне хотелось бы обратиться к уже упомянутой вами фотографии, фигурирующей в деле как вещественное доказательство номер пять.
– Да, сэр.
– На снимке хорошо видна круглая дыра в обивке.
– Да, сэр.
– Вам известно, когда была сделана эта фотография?
– Нет, сэр. Она была сделана полицией, но я не знаю когда.
– Вы передали вашу машину полицейским?
– Да, сэр. Они сказали, что им необходимо осмотреть ее, что, может быть, удастся снять с дверцы отпечатки пальцев грабителя.
– Когда вы передали им машину?
– На следующее утро после нападения.
– А когда получили ее назад?
– Вечером того же дня.
– И вы уверены в том, что, когда вы доставили машину в полицию, на обивке уже была эта прожженная дыра?
– Да, сэр.
– Вы знаете,
– Во время нападения.
– Но не раньше?
– Конечно же, нет.
– Вы в этом уверены?
– Совершенно.
– А достав портсигар, вы предложили сигарету вашей спутнице?
– Вы имеете в виду миссис Лавину?
– Я имею в виду вашу спутницу, ту женщину, что находилась вместе с вами в машине.
– Это была миссис Лавина.
– Так вы предложили ей сигарету?
– Я… я не помню.
– Но согласитесь, такой жест с вашей стороны был бы вполне естественным, не так ли?
– Да, конечно.
– Она курит?