задерживаюсь напротив двери отделения милиции, но сзади меня подталкивают. Клянусь, я вспоминаю капитана Самохвалова с какой-то щенячьей тоской. Почему я не послушался его и не убрался с этого проклятого вокзала!
Подходим к краю платформы. Где-то здесь мы с любимой прощались. Я тогда догнал ее уже на перроне, иначе не смог бы даже и попрощаться. Она ведь уезжала, как обычно, ничего не объясняя. К тому моменту я уже привык к ее зверствам. «Любовь – штука болезненная», – крикнула она, а я так и не сказал ей, что люблю. Она ждала этого слова многие недели, но не дождалась. Что-то мешало мне его произнести. Я боялся. Я больше не хотел боли.
Но слово «прости» с тех пор ненавижу всеми фибрами своей души.
– Шевели ластами, – говорит один из тех, что сзади, и толкает меня в спину. Гад… встречу тебя в другой ситуации – накостыляю!
Но отчего кажется мне, что другого случая уже не будет.
Мы идем вдоль путей. Не знаю куда. Слева от меня – одноэтажные кирпичные сараи, зияющие черными глазищами пустых окон, металлические гаражи, груды шпал и мусора. Справа – рельсы, рельсы, товарные вагоны, рефрижераторы, платформы. Целый город застывшего железнодорожного транспорта. Мы идем уже минут пятнадцать, а он все не заканчивается. Наверно, мы движемся в какой-то параллельной реальности, и конечный пункт все отдаляется и отдаляется.
В конце концов я останавливаюсь. Кто они такие, черт возьми, чтобы тащить меня на привязи, как бычка!
Двое, что шли сзади, упираются мне в спину кулаками. Я ожидаю удара и группируюсь, готовясь дать сдачи, но вместо тычков следует речь, внятная и спокойная:
– Расслабься, мы почти пришли.
Я верчу головой. Слева за углом очередного скособоченного металлического гаража – большой ангар. Туда ведет пара рельс. Наверно, какой-то технический ремонтный цех для тепловозов или вагонов. Ворота в три человеческих роста чернеют полукруглой пастью. Темный человек в шляпе идет вперед и пропадает во тьме. Я нехотя следую за ним, потому что мне по-прежнему не хочется оборачиваться.
По пути задаю себе вопрос: я сплю? Ведь находясь в трезвом уме и твердой памяти, я ни за что не сунулся бы сюда даже днем, да еще и в такой компании!
Я явно не в себе.
Вхожу в ангар. Не видно ни зги, только впереди светится маленький огонек. Мы подходим ближе, и вскоре выясняется, что это костер. Кто-то развел его прямо посреди бетонного пола чуть в стороне от рельсовой дороги, почти в углу. Еще три тени маячат возле костра, одна женская, две мужские, такие же длинные, в шляпах, как и мой проводник.
Попал я, ребята. Где мой любимый капитан?
Я все-таки оборачиваюсь… и вижу, что за спиной никого нет. Только что меня подталкивали в спину, а теперь – пустота. Только огни вокзала где-то в тысяче километров отсюда.
– Подходи ближе, не стесняйся, – слышу женский голос. Его обладательнице, наверно, лет шестьдесят-семьдесят. Точнее определить не могу.
Подхожу ближе. Мой проводник в шляпе отходит в сторону. Он выглядит как человек, который отлично выполнил приказ и теперь имеет полное право расслабиться с сигаретой и кружкой пива. Он почти так и делает – берет из рук человека, сидящего у костра, бутылку, откупоривает и исчезает в тени. Больше я его не вижу.
Меня сковывает страх. Если по пути сюда я просто прилично боялся, то теперь я парализован. Холод пробирает до костей, но это не температура окружающего воздуха, это гораздо хуже – это у меня внутри.
Досиделся я на своем вокзале, ребята.
Лицо хозяйки костра, укрытое темной шалью, прячется в тени. Зато я слышу ее голос, и этого достаточно, чтобы сердце покрылось льдом. Наверно, так разговаривали средневековые ведьмы – глухо, словно из ведра, неторопливо и весомо. Мне не хочется представлять, как выглядит женщина. Это явно не Мисс Вселенная на пенсии.
– Садись, – говорит Хозяйка. – Не бойся, здесь все свои.
– Свои в такую погоду дома сидят и телевизор смотрят…
– Что ты говоришь?
– Ничего, это я о своем, не обращайте внимания.
– Добро…
Я все же стою какое-то время, размышляя над предложением, ищу глазами место для себя. Когда двое у костра, сидящих спиной, раздвигаются, вежливо покашливая, я вижу небольшой пляжный стульчик напротив старухи.
Присаживаюсь. Костер занимается сильнее, языки пламени взлетают вверх.
– Он рад тебя видеть, – кивает Хозяйка.
– Не могу сказать, что это взаимно.
Хозяйка посмеивается, и смех ее не многим лучше скрипа ржавого металлического ящика, который тащат по бетонному полу.
– Даже перед лицом смерти дерзит. Люблю таких.
Я бледнею.
– Я… вы меня простите, если я кого-то обидел. Просто вижу, как он тащит из кармана кошелек… я остановил его чисто автоматически, мне плевать на ее кошелек было… совсем…
– Трусишь?
– Эээ…. в смысле?
– Повел себя как мужчина и стыдишься?
Я бледнею еще сильнее, пальцы мои вцепляются в колени. Пожалуй, причина моего появления здесь – не чужой спасенный кошелек. Впрочем, я все равно продолжаю лепетать:
– Я уйду с вокзала и не буду больше никому мешать, если вы так поставите вопрос. И не буду свидетельствовать против вас… у меня жена… бывшая, правда, но ближе никого нет… только сын еще… – Я лезу в карман за фотографией сына, но вспоминаю, что никакой фотографии там отродясь не водилось – ни сына, ни жены, ни другой милой моему сердцу зверушки.
– Сколько лет сыну? – спрашивает Хозяйка.
– Пять… семь… ой, нет, семь лет мы только в разводе… значит…
– Ты не помнишь.
– Я не…
С ужасом, превосходящим тот, что сковал меня при виде этого костра, я понимаю, что действительно не помню.
– Погодите… сейчас…
– Не старайся, – смеется старуха. Спутники подхватывают. Мне обидно до слез. Что вообще здесь происходит?!
– А давно тебе звонили?
– Мне… на телефон… эээ. – Я лезу в карман, вынимаю трубку и вижу, что она давно разряжена. Звонили мне или нет, я не знаю, потому что зарядное устройство, разумеется, осталось дома. Впрочем, я, наверно, смогу зарядить телефон на вокзале в комнате вип-обслуживания, если, конечно, вернусь когда- нибудь на вокзал, в чем уже сильно сомневаюсь.
– Телефона у тебя тоже, считай, нет. Могу успокоить – никто не звонил.
– Откуда вы знаете? – спрашиваю с вызовом, но она игнорирует мой вопрос и задает свой:
– А ту девушку, которую ждешь, ты хоть помнишь?
Я замираю.
– Да.
– Хорошо помнишь?