– Нашел. Давно. Лежал без пользы.
– И наконец сгодился. За паспорт-то тебя и хлопнут, дурашка. Мало не покажется.
Наутро приехали два человека. Оба в штатском, оба под два метра ростом и оба такие неулыбчивые, будто еще в далеком детстве кто-то нехороший очень сильно их чем-то расстроил и до сих пор они не могут прийти в себя.
Они позвонили мне от охраны, я заказал на них пропуска, но здесь случилась заминка. У них обоих оказалось при себе оружие, с оружием охрана не пропускала никого, и они, помявшись, разделились. Один остался снаружи, забрал у товарища пистолет, второй прошел в здание. Пищалка на входе все-таки сработала, и ему пришлось предъявлять упрятанные в карман наручники. Наручники пронести ему разрешили.
Двухметрового звали Николаем. Едва мы вошли в лифт, он выдернул из кармана фотоснимок и показал его мне:
– Это и есть тот самый человек?
На фото был Толик. Снимок, судя по всему, сделали с экрана телевизора. Быстро же обзавелись подручным материалом.
– Да, – подтвердил я.
– Он сейчас на месте?
– Еще не приходил.
Я очень надеялся, что и не придет.
– Как его фамилия?
– Вы имеете ордер на его арест и даже не знаете фамилию человека, которого арестовываете?
– Ордера нет, – флегматично ответил Николай. – И это не арест, а задержание.
Вы бы много наработали, если бы в помещении, в котором вы находитесь, была устроена засада? Я придумал для себя причину покинуть офис. Николай остался нести службу. Я почти на сто процентов был уверен в том, что он потратит время впустую, но не хотел расстраивать своего неулыбчивого знакомого.
До обеденного перерыва Толик так и не появился. Я вошел в офис и обнаружил там сидящего в одиночестве порядком заскучавшего Николая.
– Не появился? – участливо осведомился я.
– Нет.
– Сочувствую.
– Вас просил позвонить Мартынов.
Я позвонил. К сожалению, Мартынов был на месте. К сожалению потому, что он был взбешен и кипел так, что в далекой Арктике, наверное, началось таяние льдов.
– Ты решил с прокуратурой потягаться? Про свои розыгрыши на время забудь, тут дело серьезное!
– Что случилось? – изобразил я кротость.
– Где этот твой составитель некрологов?
– Я и сам его жду с нетерпением! – воспылал я благородным гневом. – Хочу поквитаться с мерзавцем!
– Не юродствуй!
– Да как вы могли подумать! – вознегодовал я.
– Женя! – поумерил пыл Мартынов. – Отдай нам его!
Он говорил, как злодей в одном известном фильме. Я хотел ответить: «Не дождетесь!», но не мог этого сделать.
– Ваши люди здесь, – сказал я. – Все готово к встрече. И как только тот молодец появится…
– Ты предупредил его, да?
– Еще чего! – отверг я гнусные инсинуации.
– Почему же он не вышел на работу?
– Здесь не его работа. Он числится в каком-то рекламном агентстве. Я даже не знаю, в каком именно. А к нам прибился из любви к телевидению. На общественных началах, так сказать.
– Телефон!
– Что – телефон? – изобразил я тугодумие.
– Телефон его дай! Рабочий, домашний.
– Чего не знаю, того не знаю.
Я услышал, как он шумно вздохнул. Злился на меня, наверное. Я надеялся, что это ненадолго.
– Как работа? – попытался я перевести разговор на другое. – Про Жихарева никаких вестей?
– Бегает твой Жихарев, – буркнул Мартынов. – Где-нибудь под пальмами.
– Значит, все-таки за границей?
– Где же ему еще быть.
– А Шмыгова нашли?
– Какого Шмыгова?
– Товарища его по институту. Того, что из преступной группировки. Про которого вы сейчас всех спрашиваете. Я в курсе.
– Кто спрашивает? – раздельно произнес Мартынов.
– Вы, – не очень уверенно ответил я. – Или из милиции кто-то.
– От кого ты это слышал? Когда? Что за новости?
И я понял, что никакая милиция Шмыговым не интересовалась. И прокуратура тоже. Иначе не был бы сейчас у Мартынова такой удивленный голос.
Боярковы пригласили меня в гости. Инициатива исходила от Антона, Ольге мысль усадить меня за семейный стол и в голову бы не пришла. Мне казалось, что у нас с нею начинается жизнь, которой она жила с Жихаревым. Буйство любви и одновременно монашеская смиренность в рамках семьи при полном умолчании о той, второй, богатой событиями жизни. Ольга старательно вымарывала любое упоминание обо мне в их с мужем вечерних разговорах за ужином, но Боярков о нашем с ним нечаянном знакомстве помнил и был не против нашу встречу повторить. Ему, кажется, льстило знакомство со мной.
Я приехал к ним, не придумав причины отказаться. Антон излучал радость и с чувством жал мне руку. Ольга стояла подле него, улыбаясь приветливо и несколько настороженно. Взглядом я пообещал ей полное отсутствие неожиданностей.
– Оленька, собирай на стол, – проворковал Антон, препровождая меня в комнату с явным намерением занять разговором.
Он явно ощущал себя главой семьи, хозяином и повелителем близлежащих окрестностей. С достоинством справился о моих делах, поведал о собственной работе, причем, по нему было видно – гордится. Он казался мне актером, играющим одну и ту же давным-давно затверженную роль. Если бы не его самолюбование, ко всему этому можно было бы относиться без иронии – каждому человеку небезразлична его собственная судьба. Но не до такой же степени…
Появляясь в комнате то с одним блюдом, то с другим, Ольга вслушивалась в обрывки мужниных фраз, и мне казалось, что она едва заметно улыбается. Этот треп она слышала на протяжении многих лет, привыкла к нему и относилась со снисхождением, как обычно относятся женщины к рассуждениям своих подрастающих детей и в той же степени к рассуждениям собственных мужей, с которыми прожили десять и более лет.
Иногда мы с Ольгой встречались взглядами и тайком улыбались друг другу. У нас была общая тайна, одна на двоих. Антон здесь был третьим лишним.
– Сейчас прорабатываем контракт с корейцами, – вещал Антон. – Они заинтересовались, на днях встречаем делегацию.
Он ронял слова веско, значительно поджимая при этом губы. А я вдруг поймал себя на мысли о том, что любой успех мужа-рогоносца не стоит и выеденного яйца. Миф. Ноль. И этот ноль дает измена жены. Мужчина может полететь в космос или вывести какую-то мудреную формулу. Или выиграть бой с превосходящими неприятельскими силами. Или снять сумасшедше кассовый фильм. И тогда он победитель, герой и настоящий мужик. До тех самых пор, пока его успех не перемножат на ноль. Тот самый. А что
