Кашгаре, принял мусульманство. То же самое сделал Туг лук Тимур три года спустя, в результате данного себе обета в тяжкие годы невзгод, как об этом повествует Тарихи Рашиди. 'Он сделал обрезание и в тот же день 160 000 человек побрили головы и приняли исламскую веру'. [841]
Туглук Тимур, таким, каким его нам представляют воспоминания Мохаммеда Хайдара Дуглата, предстает перед нами как энергичный и умелый руководитель. В независимости от духовного влияния, которое ислам мог оказать на него, он, несомненно, рассчитывал на ту роль, которую сыграет принятие мусульманской веры в деле распространения власти на Трансоксиану. Бухара и Самарканд стоили того, чтобы принять каноны Корана… Во всяком случае, укрепившись в Моголистане, Туглук Тимур думал о распространении своих прав на западную часть бывшего улуса Чагатая. Момент оказался подходящим. После ссылки эмира Абдаллах ибн-Казгана, Трансоксиана стала объектом раздора и анархии. Два эмира: Баян Сельдуз и Хаджи Барлас, одержавшие верх над Абдалла-хом, оказались неспособными к скоординированному правлению. Баян Сельдуз, которого Зафер-наме описывает как 'милосердного и благодушного' человека, был опустившимся пьяницей. Хаджи Барлас, несмотря на то, что прочно обосновался в своей вотчине-Кеше, в дальнейшем по ходу истории показал себя довольно слабой личностью. За исключением последних двух правителей, оставшаяся часть Трансоксианы раздиралась между другими представителями местной тюркской феодальной знати. Туглук Тимур посчитал, что наступило время действовать. В марте 1360 г. он захватил Трансоксиану, последовав прямиком на Ташкент через Шахрисабз. Хаджи Барлас со своими войсками Шахрисабза и Карши вначале вознамерился оказать сопротивление, но, оказавшись перед преобладающей по численности армией соперника, ушел за Сырдарью и укрылся в Хорасане. [842]
Триумф Туглук Тимура был настолько впечатляющим, что собственный племянник Хаджи Барласа, тот самый Тамерлан, в возрасте двадцати шести лет, предпочел проявить осторожность и присоединиться к победителю. Существует панегирик в честь тимуридов, в котором Зафер-наме изощряется доказать, что Тамерлан согласился пойти на этот шаг, чтобы лучше оказать сопротивление вторжению, и что он сделал это по согласию своего дяди, который был добровольным ссыльным и т.д. [843]
Опровержение этих публичных утверждений находится в самом тексте. Тамерлан, за то, что он подчинился Туглук Тимуру, получил вотчину в Шахрисабзе, которая принадлежала Хаджи Барласу. Это правда, что Туглук Тимур некоторое время спустя возвратился в Моголистан, а Хаджи Барлас вернулся в Хорасан в Трансоксиане, разгромил Тамерлана и заставил того не только вернуть Шахрисабз, но и беспрекословно подчиниться, как младший Барлас сделал тоже самое перед предводителем клана. [844]
Только Туглук Тимур не стал задерживаться для возвращения из Моголистана в Трансоксиану. Как только он вошел в Ходжент, трансоксианская знать встретила его, проявив знаки полного ему подчинения. Баян Сельдуз сопроводил его до Самарканда и на этот раз Хаджи Барлас оказал ему знаки почтения, но вскоре, когда хан физически устранил эмира Ходжента, Хаджи Барласа обуяла паника и он сбежал в Хорасан, но был убит бандитами около Сабзавара. [845]
Результатом этой драматической развязки явилось то, что Тамерлан стал во главе клана Барласа, будучи в то же время признанным хозяином своей вотчины Шахрисабза, которую он принял с покорностью, находясь под сюзероенитетом хана Туглук Тимура. Внук Казгана, эмир Хуссейн, имел владения на северо-востоке Афганистана, с Балхом, Кундузом, Бадахшаном и Кабулом с двух сторон Гиндукуша. Туглук Тимур лично выступил с войском против него, одержал победу на реке Вахш, пошел на Кундуз, продвинулся до Гиндукуша и подобно своему предку Чингиз-хану, провел лето и зиму в этой стране. Возвратившись в Самарканд после этого похода, он умертвил Баян Сельдуза, одного из предводителей трансоксианской знати, и, вернувшись в Моголистан, он поставил в Трансоксиане вице-правителем своего собственного сына – Ильяс-ходжу, назначив Тамерлана его советником, настолько поведение последнего, казалось, давало гарантию его лояльности. [846]
Таким образом, территориальная целостность бывшего чагатайского ханства была полностью восстановлена при энергичном и грозном хане. Никто в тот момент не мог предвидеть, что тот самый Тамерлан, которого он назначил ментором и министром при своем сыне, положит, через несколько лет, конец этому возрождению чагатаидов и создаст новую, свою империю. Но прежде чем рассказать историю трансоксианского завоевателя, необходимо сделать обзор прошлого для того, чтобы исследовать, как формировалось и рухнуло персидское монгольское ханство.
5. Монгольская Персия и семейство Хулагу [847]
Монгольский режим в Персии до прихода Хулагу: Тчормаган, Байджу и Алджигидай
Мы уже видели, что Персия, после окончательного завоевания ее Монголами, разрушения нео- хорезмийского государства Джелал ад-Дина (1231 г.), оставалась под властью временной и достаточно неестественной. Западная группировка монгольской армии, расквартированная по берегам нижнего течения Куры и Аракса, в степях Аррана и Могана, оставалась под командованием полководцев, наделенных полной властью. Прежде всего, речь идет о Тчормагане, разрушителе государства Джелал ад- Дина (1231-1241), затем Байджу, победителе Сельджукидов Малой Азии (1242-1256). Этой военной администрации Округов непосредственно подчинялись вассалы Запада, грузинские князья, сельджукидские султаны Малой Азии, армянские цари Силисии, атабеги Моссула, причем частично их взаимоотношения – с самого начала имели более или менее общие черты.
Тчормаган, который, как отмечает Пельо, имел двоих зятьев – несторианцев, был достаточно хорошо предрасположен к христианству. [848]
Во время его командования, великий хан Угэдэй направил между 1233 и 1241 гг. в Торис, сирийского христианина по имени Симеон, более известного под сирийским титулом Раббан-ата (в кит. транскр. Лие-пиен-а-та), и который позже был официально назначен уполномоченным по делам христианской религии при Великом хане Гуйюке. [849]
Этот Раббан-ата, прибывший в Персию с безграничными полномочиями, предоставленными ему Угэдэем, вручил Тчормагану имперские предписания, запрещающие уничтожение безоружных христиан, которые признавали монгольскую власть. 'Прибыв на место, – отмечает армянский летописец Киракос из Санджака, Раббан-ата принес христианам большое облегчение, избавление от смерти и рабства. Он строил церкви в мусульманских городах, где (до Монголов), равно как и защищал имя Христа, в частности в Таурисе и в Нахичевани. Он строил церкви, устанавливал кресты, предписывал днем и ночью устраивать звонницы (эквивалент колокольному звону у православных христиан), предписывал хоронить усопших под звуки Евангелия, с крестом, свечами и пением. Даже татарские полководцы ему преподносили подарки'. Результатом миссии Раббан-аты явилось то, что монгольский режим, после жестокого уничтожения на раннем этапе христианского населения западного Ирана, постепенно создал для них условия, значительно более благоприятные, чем те, которые были до этого.
Чормаган был поражен мутизмом (несомненно, он был парализован) к 1241 г. Байджу, сменивший последнего в 1242 г., возможно, был менее благосклонен к христианизму. [850]
Это, видно из той встречи, которую он оказал доминиканцу Асцелину и его четырем спутникам, посланных Папой Иннокентием IV. Асцелин посетил Тифлис, где к нему присоединился новый спутник Гишар де Гремон (так как с 1240 г. в Тифлисе существовал доминиканский монастырь). Он прибыл 24 мая 1247 г. в лагерь Байджу, расположенный в стороне Аррана на севере Аракса к востоку от оз. Гокча.
