сорвалось тогда с хромым!
- Не в Дымове теперь дело... - Кулуканов махнул рукой. - Вся деревня словно рехнулась. Подавай колхоз им, голоштанникам!.. Покличь Серегу быстрее! Мысль одна есть...
...Комиссия проходила мимо двора Морозовых.
- Я к Татьяне забегу, - сказала Ксения Потупчику.
- Быстрей только, - сказал он сурово. Потупчик еще не привык к своему новому званию, не всегда умел найти нужные слова, когда разговаривал с односельчанами. Порой он казался грубоватым, но на самом деле по натуре он был мягок и податлив, и никто не боялся его строгого тона. Потупчик посмотрел вслед убегающей Ксении и прибавил: - Слышишь, что сказал? Быстрей. Силиных сейчас описывать будем.
- Я одним мигом, Василий Иванович.
Татьяна возилась в избе у печки.
- Здравствуй, Таня! Я к тебе на минутку... - Ксения помолчала, участливо глядя на подругу. - Ты картошку окучила?
Она тихо ответила:
- Паша с Федей окучивают...
Они вышли за порог, сели на крылечке.
- Тяжко тебе, Таня?
- Да нет, ничего... - вздохнула Татьяна.
Ксения обняла ее.
- Ой, не говори, мне же видно... На людях не бываешь... Все одна да одна.
- Работы много.
Ксения поглаживала подругу по плечу.
- А ты не убивайся, Таня... Слышь? Не мучай сама себя...
- Да разве могу я? - не выдержала Татьяна. - Как людям в глаза смотреть?
- Таня...
- Молчи! - резко сказала Татьяна, смахивая со щеки слезу. - Вот вышла замуж, думала - человек хороший, глядела на него и думала - лучше нет! Гордилась я им, Ксеня... Доверие какое народ оказал! Председатель сельсовета! Подумать, только! А он... - Татьяна снова всхлипнула и закрыла лицо руками.
- Таня...
- И за Пашутку болею... - продолжала Татьяна. - Ты погляди на него, как извелся мальчишка...
Громыхнув калиткой, во двор быстро вошел Иванов. Он был чем-то возбужден, ступал широко, размахивал руками.
- Ксения! - крикнул он так громко, что с забора слетела и закудахтала перепуганная курица.
- Ты чего? - поднялась жена.
- Эх вы, комиссия, курам на смех! Ходи теперь за вами да проверяй!
- Да чего ты злишься-то?
- Языком только чесать можешь! - не унимался он. - А глаза на затылке... Дымов-то на собрании что говорил? Глядеть в оба надо!
Она смотрела на мужа, и в уголках ее глаз таился смех.
- Федя, ты объясни толком, что стряслось?
- Где Потупчик? Что вы все у Шитракова смотрели? Смотрели, смотрели, а веялку не приметили?!
- Какую веялку? - пожала она плечами. - Шитраков сказал, что продал ее.
- Продал!.. На гумне в соломе спрятал! Это же не грабли - веялка! Как еще пригодится в колхозе!
Ксения всплеснула руками.
- Вот ведь мошенник!.. Пойдем скорее, Федя! Вишь, дела какие! -взволнованно бросила она Татьяне уже на ходу.
Татьяна задумчиво смотрела им вслед.
...Вечером, передав Якову дежурство в избе-читальне, Павел побежал домой. На улице толпились девушки и парни, и он чувствовал, что его провожают взглядами, перешептываются.
С тех пор как народный суд приговорил Трофима Морозова к десяти годам тюрьмы, Павел нигде не мог пройти незамеченным. Тяжело было чувствовать на себе эти постоянные любопытные взгляды. Ребята замечали, что осунувшийся Павел стал молчаливее, словно повзрослел сразу.
Павел добежал до своего двора и вдруг остановился озадаченный: калитка была заперта. Он потрогал пальцем большой медный замок и решительно полез через забор.
Дверь в избу была открыта, оттуда доносились голоса.
У двери Данила курил самокрутку. Злобно скривил губы, взглянув на Павла.
В углу сидела мать с Романом и Федей. А посреди избы стоял дед Серега,
обеими руками опираясь на палку. Он что-то хрипло говорил - было видно, как шевелились кончики его седых усов.
Павел переступил порог, сказал нерешительно:
- Здравствуй, дедуня!
Дед не ответил, даже не обернулся. Данила процедил сквозь зубы:
- С коммунистами не разговариваем!
Павел, бледнея, шагнул к деду:
- Дедуня...
Но дед, казалось, не замечал и не слышал внука. Из-под нависших белых бровей он в упор смотрел на Татьяну.
- Ну, отвечай, невестка!
Татьяна слабо покачала головой:
- Не знаю...
Серега стукнул палкой.
- Что не знаешь? Комиссия уже по деревне ходит.
- Ну, так что ж?
- Записывают, кто чего в колхоз сдает.
- Шитракова уже раскулачили, - сказал Данила.
- Меня не раскулачат... нечего, - вздохнула она.
- Не о том речь... - снова пристукнул палкой дед Серега. - Я за старшого остался, мужа у тебя теперь нету. Слышишь? Как сказал, так и быть должно! Надо наше хозяйство объединить, а забор между дворами уберем.
Горькое негодование охватило Павла. Так вот зачем пришел дед Серега! Хозяйство прибрать к своим рукам хочет! Ведь объединиться с дедом Серегой - значит в батраки к нему пойти. Вся деревня знает, какой он жила. И Данилкины мысли ясны: небось думает, дед помрет скоро, а он, Данила, хозяином станет. Он и раньше хвастался, что будет жить богаче Кулуканова.
Мальчик хмуро взглянул на двоюродного брата, отошел в сторону и негромко проговорил:
- Маманька, не объединяйся... В колхоз вступим...
Все молчали. Лишь Федя зашевелился возле матери, зашептал ей на ухо:
- Маманька, в колхоз вступим!
Дед Серега тяжело качнулся, кашлянул:
- Так как же, Татьяна?
Все смотрели на нее, ожидая решающего слова. И она сказала тихо, сделав головой чуть заметное движение в сторону Павла:
- Ему видней... Он теперь за хозяина остался.
- Ну-ну... - выдохнул дед. - С голоду подохнете!
Он круто повернулся и, стуча палкой, вышел вон. Данила, кривя лицо, погрозил кулаком:
- Мы с тобой еще посчитаемся. Коммунист какой!
Татьяна привстала, гневно краснея:
- А ну, проваливай!..
