Витебске немалую сумму, переехал сюда, на Урал, на пустующие, значит, земли. Стал хозяйством обзаводиться. И обзавелся! Худо ли? - и лошадка, и коровка и всякая там живность!.. Так вот же, как на горе, задумал Трофим жениться! - Дед сурово взглянул на Татьяну, словно она была причиной всех его несчастий. - Женился, отделился, хозяйство расстроил! Ишь ведь, свою избу построил, забор меж дворами сделал... А разве можно хозяйство пылить? Его копить надо!
Трофим проговорил улыбаясь :
- Всякому человеку, папаня, свое собственное хозяйство вести хочется. Я и сам копить умею!
Дед хлопнул Трофима по спине ладонью с такой силой, что тот покривился.
- А жилка-то в нем наша, Арсений Игнатьевич, морозовская! Крепко в землю корни пускает, по- морозовски! Люблю! Правильно, Трофим, своя рубашка ближе к телу!
Кулуканов кивнул на Данилу.
- У тебя, Серега, вон еще один наследник растет.
Бабка, молчавшая до сих пор, захмелевшая, как и дед, внезапно рассмеялась дребезжащим смехом, глядя на Данилу красноватыми глазками.
- Внучек от первого сына... - заговорила она, с трудом ворочая языком. - Тот сынок тоже крепкий был, жаль - помер рано... Ну, я так думаю, Данилка ему не уступит.
- Не уступит, - подтвердил дед. - Этот тоже копить любит, ничего, что молод. А, Данилка? Небось не дождешься, когда дед Серега богу душу отдаст, чтобы во владение хозяйством вступить?
- Да ну, дедуня... - стараясь казаться смущенным, повел плечами Данила.
- Да ты не лукавь, не лукавь, Данилушка! - Кулуканов хитро подмигнул ему и, помолчав, шумно вздохнул. - Это великое дело - хозяином быть. Я вон стар, а и то иной раз выйду на крылечко утром да и смотрю кругом. Все мое! Корова в стайке замычала - моя корова! Петух закричал на заборе - мой петух! Сердце-то радуется! Все мое!.. Мое!
- А соседи злятся, Арсений Игнатьевич, кулак, говорят, - сказал Данила.
- От зависти, Данилушка, от зависти! Человек человеку волк! Ежели ты его не подомнешь, он тебя сам подомнет! «Кровопивец!» - кричат, а ты наплюй, да и живи по-своему! Бедного, конечно, не оставь в беде, как в евангелии говорится, -понизил голос Кулуканов, и Павел вдруг вспомнил два креста на просеке. Кулуканов потрогал пальцами бородку и продолжал мягко: - Нищему подай, батрака накорми - от этого у тебя не убудет...
У Павла над бровью мелко-мелко задергалась родинка. Задрожавшим от волнения голосом он сказал неожиданно для всех:
- А надо так сделать, чтобы нищих и батраков совсем не было!
- Чтобы совсем не было!.. - словно эхо, повторил Федя.
Наступило неловкое молчание.
- Ох ты, боже мой! Вот и цыплята заговорили! - очень ласково сказал, наконец, Кулуканов.
Дед Серега снисходительно усмехнулся:
- Да как же это сделать, внучек? На батраках мир держится.
Павел быстро ответил:
- Надо, чтобы все в колхозе были!
- Вот как! - прищелкнул пальцами Кулуканов.
Бабка наклонила голову к Павлу:
- Кто это тебе сказал?
- Зоя Александровна.
- Зоя Александровна, - повторил Федя.
Кулуканов задумчиво постукивал пальцами по столу.
- Пустые это разговоры, Пашутка. Я ж сказал - человек человеку волк! А волк - он живет обособливо... В колхозе, Пашутка, все горло друг дружке перегрызут!
- Мал он да зелен... - усмехнулся Трофим. - Вырастет, поумнеет. Данила, налей-ка еще по одной.
Молча выпили еще по одной чарке. Данила шутливо протянул Феде стакан:
- На, допей...
Федя испуганно отодвинулся:
- Пей сам... Паша говорит, нельзя ребятам!
- Мало, что Пашка говорит... Кто он тебе?
- Брат...
- Так я тоже двоюродный брат.
Федя подумал:
- А ты не пионер! Вот!
Бабка погрозила Даниле пальцем, зашелестела беззубым ртом:
- Ты чему там Федюшку учишь, разбойник?
- Федюшке-то нельзя, - посмеиваясь, сказал Кулуканов, - а старшому приучаться можно... Смотри, какой уже вымахал!
Трофим широко улыбнулся, подмигнул Павлу:
- Башковитый парень... С вывихом небольшим, правда... - Он небрежно потрогал пальцем красный галстук сына. - Ну, да ничего, выправим... Сынок, поди ко мне, милый...
Трофим потянулся к Павлу, обнял его горячей потной рукой. От него нестерпимо пахло водкой, но Павел был так поражен этой неожиданной, давно забытой лаской отца, что прильнул к нему и заговорил тихо и растроганно:
- Папанька... папанька...
Татьяна, радостно улыбаясь, смотрела на них:
- Давно бы так... А то совсем забыл, как детей любить надо.
Отец поцеловал мальчика мокрыми губами, подсунул ему стакан:
- Выпей, сынок, за папаньку! За папанькино здоровье!
- Ему нельзя, дядя Трофим, он пионер, - криво улыбнулся Данила.
Татьяна вскочила:
- Трофим! Свихнулся, что ли? Мальчишке четырнадцати лет нету... Не слушай его, Пашутка!
Но Павел нерешительно взял стакан:
- Подожди, мам... ведь за папаньку!
- Паша! - пораженно ахнул Федя.
Татьяна гневно крикнула:
- Трофим!
- Ну, ладно, ладно, не буду... - виновато усмехнулся отец. - Давай чаю, Таня...
- То-то, чаю.... - Татьяна пересадила Романа на колени бабки и стала убирать со стола.
- Дед сказал:
- Чай хорошо со сладким пить, а что у вас к чаю есть?
- Есть кое-что, - хитро подмигнул Трофим, - сладкое!
Он, покачиваясь, пошел в избу и возвратился с большим кульком в руках.
- Конфеты! - радостно взвизгнул Федя.
- Дай, дай! - протянул руки Роман.
- С начинкой! - Трофим прищелкнул языком и, помахивая кульком, закатился вдруг хриплым смехом: - Привезли сегодня в кооператив, ну и взял. А главное - никакого расхода! Председатель сельсовета!
- Хватка у тебя, Трофим, впрямь сильная! - сощурил в усмешке глаза Кулуканов и, заметив, что Данила опасливо оглянулся на ворота, прибавил: - Ничего, ничего, Данилушка, тут все свои...
Трофим швырнул детям несколько конфет. Федя стремительно протянул руку и прихлопнул конфеты ладонью, как будто это были жучки, собирающиеся улететь. Потом он взглянул на старшего брата. Павел сидел покрасневший и мрачный, он не прикасался к конфетам.
Федя растерянно заморгал и медленно убрал руку под стол.
- Я не буду их есть... - тихо проговорил Павел.
- И я не буду... - сказал Федя.
Все посмотрели на Павла. Отец сощурил одни глаз:
