– Тоже мне, султан, – недовольно фыркнула Алина, – развёл себе гарем. Одна, вторая… ещё я его видела с какой-то нерусской девицей.
Вадим пожал плечами и принялся накладывать в свою тарелку мясо.
– А эта клюшка тоже хороша, – продолжила она, – едва похоронила мужа, и тут же с головой погрузилась в своего любовника.
К Второвым подошла Маша, спросила, всего ли у них достаточно, хватает ли спиртного.
– Ай, куколка! – приторно улыбаясь, воскликнула Алина. – Ты просто великолепна! Тебе так идёт это красное платье!
– Спасибо, у нас всё есть, – сказал Вадим, и, когда Маша удалилась, прошипел жене на ухо:
– Не ори так громко, дурында!
Глотая мясо, почти не прожёвывая, Гордеев распространялся по поводу того, как важно «мужику оставаться мужиком». А с бабами нужно быть особенно жёстким, – это единственный способ сделать их послушными и верными.
– … я своей Клаве сразу сказал: узнаю, что изменяешь, башку отобью! А если что-то не нравится – проваливай, таких, как ты – сотни, да что я говорю, – тысячи! Таких мужиков, как я, ещё поискать придётся.
– Крутой пацан, – с иронией произнёс Ренат.
– Крутой, как гора; или крутой, как яйцо? – сказала Маша в сторону.
В зале появился Роман, следом за ним – Клава Гордеева; они выходили покурить на улицу. Усевшись за стол, Роман первым делом вытер салфеткой губы, потом стал высматривать, чего бы положить себе в тарелку.
Перехватив взгляд Маши, внимательно следившей за обоими, Андрей сказал, кивая в сторону Трегубова:
– Испачкал сигаретой губы.
– Все изменяют и бросают, – ответила она. – Ни на кого нельзя положиться. И люди и вещи – всё ненадёжно. Жизнь – непрерывная измена. Одна Полиночка любит и ждёт меня всё время. Моя маленькая дочурка, единственный верный человечек.
– Не награждён пока такой радостью, – произнёс Андрей, погружая кусок мяса в соус, – но люди говорят, что неблагодарность детей – хуже всякой измены.
Сложив на тарелке пирамидку из кусков мяса, Трегубов, прежде чем приступить к еде, взяв в правую руку стопку водки, обратился к Андрею, поднявшись:
– Ещё раз за тебя, друг! Ты не сломался, держался, как мужчина. Да еще двух ментовских жополизов… Ну, ты понял, друг… Молодец, не побоялся! Мне и в голову не приходило, что так можно, а то б я…
Обойдя вокруг стола, приблизившись к Андрею, он обнял его, и, обращаясь ко всем, спросил:
– Знаете, за что я его уважаю?
И сам ответил:
– Потому, что Андрей – настоящий друг, это раз. И у него характер, твёрдый, как…
Тут Роман нахмурился, подбирая нужные сравнения, на его широком лице отобразились муки слова.
– Подсказать? – тихо спросила Маша.
– Не надо, я сам…
Просияв, Роман закончил фразу:
– … твёрдый, как дно бездны, и холодный, как потолок высоты.
И, чокнувшись сначала с Андреем, потом с Машей, залпом осушил стопку.
Маша, поверенная сердечных тайн Рената, выслушивала историю его расставания с очередной пассией. Закончив рассказ, он заявил, что Лена внушила ему отвращение ко всем блондинкам, и была на волосок от того, чтобы внушить отвращение вообще ко всем женщинам на свете.
– Да что ты в ней нашёл, в этой крокодилице, – с готовностью поддержала его Маша, – большие буфера, хватит на десятерых, смазливая мордашка… щёки, как у хомячка. Ну, гладкий плоский животик, подумаешь… Фигуры никакой, ножки коротенькие, походка, как у орангутанга, – ух, ух, ух! И всё туда же, королевский гонор. Плебейка, кошёлка рыночная с замашками элитной гейши.
Рубанув по воздуху ладонью, как бы подводя черту, Ренат отрезал:
– Всё, не напоминай мне о ней больше! Животное, лживая, фальшивая сучка!
И, разливая водку по рюмкам, спросил:
– У тебя нет подружек на примете?
– Среди девушек таких не осталось, – отпив шампанского, ответила Маша.
– Это точно, – язвительно заметил Андрей.
Прихватив рюмку, Ренат поднялся с места, – его позвал Аркадий Решетников, одноклассник Андрея, работавший в международном отделе областной администрации.
– Завидую его будущей жене, – сказала Маша. – Открытый, честный парень, с правильными взглядами на жизнь.
Андрей знал всю его историю, что называется, «от и до» – всего несколько дней назад Ренат пришёл к философскому состоянию духа. До этого он месяц мучился, переживая разрыв с Леной, сравниваемую с многопользовательской системой, в которой каждый мужчина имел свой уровень доступа, каждый знал об остальных участниках игры, и каждый думал, что только ему отдаётся предпочтение. Со всеми Лена была одинаково приветлива, и по-разному доступна.
– Дура она тёмная, вопросов нет, – сказал Андрей. – Дело не в этом.
– А в чём же?
– Дело в их анатомо-физиологических особенностях. Она трахала ему мозги, но не удовлетворяла физически. Уступала нехотя, как будто ему одному это было нужно. Могла остаться на ночь, а когда он притрагивался к ней, говорила, что устала, и хочет спать. А уж если подпускала к телу, лежала, как бревно. И не было ни разу, чтобы она удовлетворила его полностью – так, чтоб на всю катушку. То немногое, что она давала, делала с великим одолжением, как будто это не девушка, а вместилище некоего клада, требующего постоянной охраны, явно преувеличивая то значение, которое придают этому мужчины. Она почитала себя каким-то ходячим святым даром. Если подумать хорошенько, в этом стремлении чересчур высоко ценить свою плоть и хранить её с излишней щепетильностью, – во всём этом есть нечто слишком уж чувственное, и даже кощунственное. Подумаешь, тушка, что с того?! Таких, и даже много лучше, очень много. И, если разобраться…
Андрей задумался. Что-то не туда его понесло, ведь рядом с ним находится женщина, а не подвыпивший приятель. Отодвинув в сторону бокал, Маша скрестила руки на груди:
– И если разобраться… Продолжай, заканчивай свою мысль.
– …она просто не любила его.
– Универсальный ответ, одинаково непонятный и бестолковый. А что, если не она, а он для неё был примитивен? Что, если она что-то искала в нём, и не нашла? Что, если она разочаровалась, и не знала, как закончить игру, и встречалась с ним, великим спортсменом, из жалости? Ты говоришь – «любовь», а что это такое? Я удовлетворяла тебя полностью – ты этого не можешь отрицать – ну и что, разве ты стал меня хоть чуточку любить?
– А ты? Ты меня любила?
– Я!? Если не я, то кто тебя любил? Может, ты скажешь, кто любил тебя больше, чем я? Честное слово, вышлю корзину цветов… назови только адрес этой волшебницы…
Она смотрела на него своим глубоким, всепроникающим взглядом, – взглядом, который он слишком хорошо знал. Что бы он сейчас ни сказал, на всё нашёлся бы исчерпывающий, беспощадный ответ. Андрей счёл нужным промолчать.
– …что же ты молчишь, не знаешь сам? – презрительно спросила Маша. – Так-то. А всё туда же – любовь… Знаешь, что…
– Что?
– Ничего, налей мне водки.
Уничтожив горку мяса, Роман наложил себе салатов, подцепил вилкой окорочок, и, поразмыслив, присовокупил к набранной снеди корейку. Тем временем Вадим рассказывал анекдот.
– Старый пидор соблазняет юношу. Кое-как уговорив, присунул. Мальчик взвыл от боли. Пидор ему:
