Кондаурова. Ошибаетесь, Игнат Захарович, он очень даже «при делах».
– Трегубов работает на Каданникова. Это наш человек.
– Да хоть на директора Каспийского моря! Думаю, этой фигурой можно пожертвовать. На носу выборы, не забывайте о нашем проекте.
Еремеев сжал кулаки.
– Всё подстроено. Подонки… Придушил бы вот этими руками! Трегубов невиновен. Сташин, подонок из подонков, некомпетентен в сыскной работе. Говорю, как опытный адвокат.
– Что там с его компетенцией, это пускай Кекеев разбирается. При чем тут я?
– Иосиф Григорьевич… Нам с вами решать, как сложить кубики. «Пирамиду» вы придумали, виновных вы нашли. Ваш Зюбенко вытащил на свет божий этих «микросхемщиков».
– Одним из которых оказался ваш Трегубов, – продолжил Иосиф Григорьевич. – Поймал его Сташин, и молодец, хорошая работа.
– Падонкафская работа, – прорычал Игнат Захарович. – Сын Сатаны, он выбрал не тот путь.
– Это пускай его отец, то бишь начальник, решает. Как вы себе это мыслите, столько всего сделано – опрошено более сотни свидетелей, пойман подозреваемый, опознан, – куда, под чей хвост, всё это засунуть? Признайтесь, чем вам так дорог Трегубов?
В выражениях, бурлящих, как горный поток, Еремеев принялся доказывать, что Трегубов никак не мог быть организатором сложной схемы с радиодеталями, он простой исполнитель, «опричник», никак не организатор большого дела.
– Правильно, – откликнулся Иосиф Григорьевич, – он прикрывал своего подельника, который и является организатором. А на роль мокрушника, замочившего урюпинцев, он как раз подходит. Есть еще жертвы…
Но о них он предпочел промолчать. Высветилась вдруг идея, о которой он давно думал, но именно сегодня она так четко выкристаллизовалась. Учитывая подозрения Галеева в отношении Еремеева, цепочка Трегубов – Никитин – Еремеев, и еще кто-то четвертый, а может быть, и пятый, – чем не искомая группа?! Никитин, стрелявший в Кондаурова – а теперь это почти доказанный факт – не мог же он действовать из спортивного интереса. Не польстился же он на коврики из «Мерседеса». Выстрелил и убежал, не захватив с собой никаких ценностей. Да, таких людей, как Кондауров, просто так не убивают. Те, кто мог быть заинтересован в его смерти, не так уж много. Соучредители Кондаурова по «Бизнес-Плюсу» и по другим предприятиям, а это Каданников, Солодовников, и еще два-три человека. И… Еремеев, который вёл дела Кондаурова, имел доступ ко многим документам.
И он продолжил предельно корректно:
– Игнат Захарович… Давайте двигаться в фарватере нашей общей идеи. В кратчайшие сроки мы выстроили то, о чем договорились на нашем совещании. «Пирамида» «Три-Эн» лопается. Вкладчики протестуют, устраивают демонстрации. Учредители… пойманы, двое скрываются… Благодаря нашим усилиям… убытки вкладчикам… пусть незначительно пока… но возвращаются… Подтягиваем других членов преступной шайки. Трегубов – идеальный кандидат, он колется на убийстве урюпинцев… и еще других… и берет на себя организацию «пирамиды» и других мошеннических схем. Какая нам разница, организатор он или просто бегал за пивом?! Суд разберется. С Трегубовым работают дознаватели, и он выдаст нам своих сообщников. Идеальная схема. Рубайлов доволен – мы даже обгоняем его. Он еще не провел через городскую думу законопроекты, благодаря которым мы так хорошо сработали. Чего же вы хотите, защитник Трегубовых, «очкариков», и прочих пиндосов?!
– Тут явное попрание закона идёт, Иосиф Григорьевич. Трегубов непричастен к делу. Сташин… грамотный следователь, но тут он ошибается.
– Игнат Захарович, друг сердешный… Милиция только те ошибки допускает… которые мы в своем управлении позволяем допускать. В этом деле я не вижу никаких погрешностей. Уверен, что Кекеев их тоже не видит. Трегубов виновен.
– Нельзя пускать под жернова честных людей, не подонков.
– Ой ли… Хорошо! Я присоединяюсь к вашему стремлению защитить «не подонков». Обещаю не предпринимать никаких действий, руководствуясь сроками, предусмотренными уголовно-процессуальным кодексом. Но не ручаюсь за Сташина и Кекеева… И еще, Игнат Захарович. Мы работаем в команде. Поэтому решения мы должны принимать коллегиально. Наши партнеры могут неправильно понять эти междусобойчики и подковерные перешёптывания. Что скажут Рубайлов, Градовский, Кекеев, Каданников?!
В ответ на это Еремеев замахал руками.
– Давайте снова соберемся и всё обсудим, – продолжил Иосиф Григорьевич. – Я выполнил свою часть работы, и мне не улыбается остаться крайним, если что-то вдруг пойдет не так. Если все скажут, что Трегубов – ангел, я самолично пришью ему крылья.
– Всё, всё, всё… Беру слова обратно! За пиндоса, как вы его называете, просили его родители, мои хорошие знакомые. Если нужно пожертвовать фигурой… ради дела… Значит, так надо. Поймите правильно, у меня же есть порядочность – родственники, друзья… Но ради общего дела… Давайте, не созывая общего собрания, я урегулирую вопрос… Пожалуйста, не сообщайте Рубайлову, я всё улажу… Виновные будут, в нужном количестве… Трегубов… вляпался… пускай едет в Сибирь, на лесоповал… грёбаный кантовщик!
– Кто поедет на лесоповал, это вы решайте сами. Трегубов или Козлодубов, мне всё равно. На выборах должен пройти Рубайлов, в этом моё последнее слово.
И они, обменявшись вежливыми высказываниями и пожеланиями удачи, посетовав, что несвободны в своих действиях в силу непреодолимых причин и условностей, пожав друг другу руки и обнявшись, расстались.
Какое-то время Иосиф Григорьевич перебирал свои бумаги, делал пометки в ежедневнике, корректировал план на следующий день, давал поручения своему заместителю. Затем он позвонил шефу, как это обычно делал в конце рабочего дня, сделал краткий отчет, и, осмотрев свой кабинет, вышел в коридор. Зайдя к Паперно, устно подтвердил свои распоряжения, затем спустился по лестнице, и вышел на улицу.
«Великолепная погода, начало бабьего лета!» – подумал он.
Иосиф Григорьевич шел по той стороне, где находилось его родное учреждение, мимо цирка. Он рассчитывал пройти дальше, мимо трамвайного кольца, мимо роддома, мимо Дворца Пионеров, и у моста через Царицу перейти через дорогу, и далее, свернуть в свой двор. В недавно приобретенной квартире шёл ремонт, и нужно было проконтролировать, что там делают рабочие.
Иосиф Григорьевич шёл по тротуару вдоль кармана, в котором во время цирковых представлений скапливается невообразимое количество машин. Вереница поблекших за лето вязов отделяла карман от проезжей части. И вдруг он увидел тёмно-синий «Мерседес». 070! Еремеев! Что за манера брать запоминающиеся номера для своих запоминающихся машин?!
Открылась передняя дверь, оттуда вышел молодой человек, стройный загорелый блондин, и, выждав, пока пройдёт мимо транспорт, пересек проезжую часть. Еремеевский «Мерседес» показал левый поворот, тронулся с места, и двинулся вниз по Краснознаменской.
Иосиф Григорьевич прошёл квартал, перешел через дорогу. Он никак не мог отделаться от ощущения, что встретил двойника. Только лет на двадцать моложе себя. Поразительное сходство, с той лишь разницей, что парень – блондин, а он шатен. Как будто совсем не похож, но чем-то совсем одинаков. Что за чертовщина?! Надо непременно выяснить у Еремеева, кто этот молодой человек.
Глава 37
Неприятности начались сразу по приезду в город. Не успел он разложить вещи, как позвонил Второв. Сначала Вадим долго ругался, выражал недовольство по поводу длительного отсутствия Андрея, потом сказал, что нужно срочно встретиться. Он подъехал во двор через двадцать минут.
– Вот это загар, мазафака! Кайфуешь, курортник.
– У тебя новая машина.
– А вот так: фигачу, пока некоторые отдыхают.
– Чего звал, какие проблемы?
Вадим приобнял Андрея, так они прошли несколько шагов. Затем остановился, встал напротив, и
