снова начали наступать и отбросили наш фронт за р. Зап. Буг.
Группе армий „Центр“ в основном удалось удержать свой фронт до конца марта.
В апреле на юге был потерян почти весь Крым (кроме Севастополя). Были форсированы Южн. Буг, а также реки Прут и Серет в верхнем течении. Черновицы перешли в руки противника. Затем, после неудавшегося крупного наступления русских в этом районе и после потери Севастополя, наступило затишье до августа.
В январе противник начал наступление и против группы армий „Север“. Вначале ему удалось достичь лишь небольших успехов севернее озера Ильмень и юго-западнее Ленинграда. Однако 21 января он ввёл в бой крупные силы и отбросил наш фронт за р. Луга, а в феврале — за р. Нарва. В конце марта немцы были оттеснены за р. Великая и за озёра Чудское и Псковское. Здесь нам удалось закрепиться.
До 22 июня на Восточном фронте держалось затишье. За время зимней кампании было израсходовано очень много сил. Резервов не было. Всех, без кого можно было здесь обойтись, нужно было перебросить на Атлантический вал, который, собственно, и не был валом, а всего лишь бутафорским укреплением для запугивания противника.
В это время на мою долю выпало ещё одно неприятное поручение Гитлера. Как и всегда, теперь ему нужны были козлы отпущения, на которых можно было бы взвалить вину за отступление и неудачи, которые мы понесли в течение прошедшей зимы. В числе других он привлёк к ответу генерал-полковника Янеке за потерю Крыма. Он дал понять, что высказывания крупных партийных работников по этому вопросу утвердили его в возникшем подозрении. Я получил задание расследовать дело Янеке, причём мне было указано, что кто-то должен стать жертвой за потерю Крыма. При настроениях Гитлера в то время только продолжительное ведение расследования могло принести пользу. Я взялся за дело весьма основательно, допросив всех, кто имел какое-либо отношение к этому делу, и с особой тщательностью — партийных работников. Янеке стал жаловаться на медленные темпы расследования. Но я убеждён, что оправдание, которое в конце концов было ему вынесено, принесло ему больше пользы, чем принесло бы быстрое расследование и доклад о его результатах в неподходящее время.
Как уже упоминалось, ещё в 1943 г. я усиленно занимался вопросом обороны Западного фронта. К началу нового года этот вопрос приобрёл ещё большее значение. В феврале я выехал во Францию для проведения инспекции и беседы с фельдмаршалом фон Рундштедтом и генералом бароном фон Гейером. Все мы придерживались одного мнения, что при превосходстве противника во флоте и авиации оборона будет очень тяжёлой. Особенно отрицательно скажется превосходство противника в воздухе на передвижениях войск. Видимо, их придётся совершать быстро и только ночью. По нашему мнению, в первую очередь придётся создать достаточные резервы танковых и моторизованных дивизий и расположить их на таком удалении от так называемого Атлантического вала, чтобы можно было перебросить их, как только определится фронт вторжения; предварительно надо будет подготовить сеть дорог и переправочные средства для наведения мостов.
При инспектировании войск сразу же выяснилось, насколько велико было превосходство противника в воздухе. Авиасоединения противника то и дело совершали полёты над нашими войсками, находившимися на учениях, и никто не был уверен, что противник откажется от неожиданного бомбового благословения нашего учебно-тренировочного марша. Прибыв в главную ставку фюрера, я осведомился о тех приказах и распоряжениях, которые были отданы главным штабом вооружённых сил Западному фронту, и об имеющихся в наличии резервах. При этом выяснилось, что танковые дивизии, составляющие основу армии, располагались в прибрежных районах. В случае высадки противника в другом районе, противоположном нашим предположениям, едва ли удалось бы перебросить их с достаточной быстротой в новые районы боевых действий. В своём докладе Гитлеру я упомянул об этой ошибке и предложил другое распределение моторизованных войск. Гитлер возразил: „Избранное распределение основывается на предложениях фельдмаршала Роммеля. Я не хотел бы отдавать приказы через голову ведающего этими вопросами фельдмаршала, к тому же в его отсутствие. Поезжайте снова во Францию и поговорите ещё раз об этом с Роммелем“.
В апреле я снова направился во Францию. Авиация противника ещё более активизировала свои действия и начала совершать оперативные бомбардировки. Так, наш учебный лагерь в Кам де Майи вскоре после моего инспектирования был полностью разрушен. Только благодаря предусмотрительности генерала барона фон Гейера мы не понесли существенных потерь, так как войска и материальная часть (к большому, между прочим, неудовольствию солдат) были размещены в деревнях и лесах в стороне от лагеря.
После вторичной беседы с фельдмаршалом фон Рундштедтом и с офицерами его штаба об организации резервов я поехал, как это мне советовал Гитлер, вместе с Гейером к фельдмаршалу Роммелю в Ла-Рош-Гион. Я был знаком с Роммелем ещё до войны. Он был командиром госларского егерского батальона, из которого вышел я, и я всегда поддерживал с ним самые лучшие дружественные отношения. Затем мы встречались во время польской кампании, когда в сентябре 1939 г. Гитлер посетил мой корпус после сражения в „коридоре“. Роммель был тогда комендантом главной ставки фюрера. Позднее он перешёл в бронетанковые войска и успешно командовал 7-й танковой дивизией, во Франции в 1940 г., а затем корпусом и танковой армией в Африке. Эти бои принесли ему военную славу. Роммель обладал не только открытым, прямым характером, был не только храбрым солдатом, он был, кроме всего прочего, военачальником большого дарования. Это был энергичный человек с утончёнными чувствами, он всегда находил выход из самого тяжёлого положения, очень любил своих солдат и справедливо пользовался большим авторитетом. В прошедшие годы мы часто встречались для бесед с целью обмена боевым опытом и всегда находили общий язык. В сентябре 1942 г. Роммель, вернувшись по болезни в Германию, попросил Гитлера назначить меня в Африку его заместителем, хотя и знал о моей ссоре с фюрером. В то время это предложение было резко отклонено. Это было моим счастьем, так как вскоре пришло известие о поражении в Эль-Аламейн, которого я, по всей вероятности, не сумел бы предотвратить, как это не удалось Штумме и тем, кто его сменил! Да и сам Роммель не сумел бы этого сделать.
Печальный опыт, который Роммель получил в Африке, настолько убедил его в значительном превосходстве западных держав в воздухе, что он исключал возможность всяких передвижений крупных соединений. Он также не верил в возможность ночных перебросок танковых и моторизованных дивизий. В этом мнении его убеждал его собственный опыт, полученный в Италии в 1943 г. Доклад генерала барона фон Гейера об организации подвижных резервов за атлантическим фронтом, в котором он отстаивал манёвренное использование этих сил и создавал соответствующую этой задаче группировку, противоречил точке зрения Роммеля. Я знал об отрицательном исходе их совещания. Поэтому меня не удивил весьма горячий и решительный протест Роммеля, когда я начал говорить об отводе танковых сил от побережья. Роммель наотрез отклонил это предложение, указав, что мне, солдату Восточного фронта, неведом опыт Африки и Италии, что в этом состоит его преимущество, поэтому он не намерен вводить себя в заблуждение относительно своих убеждений. Спор с Роммелем по вопросу организации моторизованных резервов не обещал в связи с таким положением никаких результатов. Видя такой явный протест, я отказался от дальнейших попыток убедить Роммеля и решил ещё раз изложить своё мнение по этому вопросу Рундштедту и Гитлеру. Мне было ясно, что Западный фронт не получит ни танковых, ни моторизованных дивизий сверх тех, какие имеются здесь в настоящее время. Только две дивизии СС (9-я и 10-я), отданные весной „напрокат“ востоку, должны были при вторжении на материк снова вернуться на запад. Поэтому я не мог обещать Роммелю ничего, кроме этих двух дивизий. Общее руководство войсками на западе могло быть облегчено лишь высвобождением для них резервов верховного командования и предоставлением командующему этими войсками неограниченных прав над группой армий Роммеля. Ни того, ни другого не произошло.
Роммель, приняв во Франции командование над группой армий „Б“, сделал очень много в своём районе для усиления оборонительной мощи Атлантического вала. В соответствии с полученным указанием рассматривать побережье как главную полосу обороны он обеспечил предполье обороны побережья различными препятствиями, расположив их в воде. В тыловых районах, где он считал вероятной высадку воздушных десантов, он установил проволочные заграждения, так называемые „спаржи Роммеля“. Многие участки местности были заминированы. Все части, находившиеся под его командованием, всё свободное от
