Она обреченно вздохнула и зашагала вниз по ступенькам. Сергей же направился к двери, которая, как он успел заметить, была не заперта, и толкнул ее. Трупный запах сразу окутал его, и, чтобы не задохнуться от вони, Отрадов вынул из кармана платок и прижал его к носу. Стало намного лучше, и Сергей смог заставить себя пройти в мастерскую. Как и следовало ожидать, тело Карелии находилось там. Лежало на диване, и, судя по трупным пятнам, уже дня три. Еще хорошо, что Лия была очень худой, иначе ее бы раздуло, и зрелище было бы просто ужасным. Но и так смотреть на мертвую женщину было жутко, поэтому Сергей не стал этого делать, а прошел к окну, чтобы проветрить комнату и подышать самому.
Когда створки окна были настежь распахнуты, Отрадов оторвал платок от лица и с наслаждением вдохнул морозный воздух. Прочистив легкие, Сергей вытащил из кармана телефон и стал набирать номер милиции. Ответили ему тут же, и Сергей сообщил дежурному о трупе. Тот, выслушав его, потребовал назвать его фамилию и велел дождаться приезда опергруппы. Отрадов уверил милиционера в том, что сделает это непременно, после чего отключился.
Наступили томительные минуты ожидания. Сергей уселся на подоконник и стал шарить глазами по комнате, стараясь при этом не смотреть на мертвую Карелию. Конечно, он мог спокойно уйти из мастерской, мог вообще покинуть квартиру и дождаться опергруппы у подъезда, но Отрадова здесь задерживало желание отыскать какой-нибудь намек на то, где искать «Славу», – почему-то он был уверен, что со смертью модистки ниточка, ведущая к бриллианту, не оборвалась. Элеонора, будучи крайне разумной женщиной, должна была подстраховаться. На тот случай, если Карелия умрет (и не обязательно насильственной смертью – женщина могла просто скончаться от болезни или старости), Лина наверняка оставила еще одну подсказку. Быть может, не в этой квартире, и даже скорее всего не здесь, но Сергей не сомневался – подсказка связана с Карелией, и сейчас, глядя на вещи, ей принадлежавшие, он надеялся на озарение…
И оно пришло! Неожиданно, как это и бывает!
Сергей как раз пробегал глазами по развешанным по стене фотографиям, когда взгляд его наткнулся на снимок, уже виденный им ранее в альбоме сестры. На нем была изображена Элеонора в компании модистки. Лина, одетая в свое любимое голубое платье, была снята крупным планом, а Карелия во всегдашнем сарафане маячила на заднем с пяльцами в руках. При первом взгляде на этот снимок создавалось впечатление, что Лия попала в кадр случайно, но когда Сергей присмотрелся к нему, то понял – модистка позирует. И очень старательно изображает погружение в процесс, хотя в ее иголке даже нитки нет…
Спрыгнув с подоконника, Сергей подошел вплотную к фотографии и стал ее рассматривать с большим вниманием. Теперь стало абсолютно ясно, что Карелия только делает вид, что вышивает. На самом деле в ее руках было уже готовое изделие – кушак от демонстрируемого Элеонорой платья. Насколько Сергей помнил, его сплошь покрывала причудливая вышивка: цветочный орнамент, повторяющий тот, что был на подоле. На фотографии он был вполне различим! Сергей всмотрелся в переплетение листьев и соцветий, и вдруг ему показалось, что они образуют букву «К» – тонкий стебель розы, обвитый вьюном, очень на нее походил. А два склонившихся друг к другу бутонами тюльпана напоминали «О». Дальше шла веточка сирени, выгибающаяся так, что издали ее можно было принять за недописанную «Н». А вот что следовало далее, Сергей прочесть не смог, поскольку другой конец кушака струился по полу и в кадр не попадал.
Рассматривать фотографию дальше не имело смысла, поэтому Сергей вернулся к окну и выглянул во двор. Аниной машины он не увидел (значит, дочь послушалась его – откатилась подальше), зато обнаружил подруливающий к подъезду милицейский «уазик». Пока «козел» парковался, Сергей достал телефон, набрал дочкин номер и стал торопливо давать ей указания.
Аня
Вбежав в квартиру, Аня сразу рванула в гостиную, где оставила бабулино платье, забыв убрать его в шкаф. Когда она оказалась там, едва в обморок не упала, увидев, что на голубом атласе подола разместился Авось, а расшитым кушаком завладел Данилка и мусолит его с довольным урчанием.
– А ну брысь отсюда! – рявкнула она на кота, и тот, не ожидавший грубости от хозяйки-тихони, прыснул под диван. Данилка, увидев это, тут же выплюнул добычу и последовал примеру друга. – То-то же! – проворчала Аня, подобрав истерзанные вещи.
К счастью, ощутимого урона платью животные не нанесли. Авось только шерсти натряс, а Данилка слюнями испачкал. Оттерев материал от этих следов, Аня разложила платье и кушак на полу и стала внимательно рассматривать вышивку. Начала с подола. Придирчиво изучила цветочный узор, но ничего необычного в нем не нашла: бутончики, лепесточки и никаких тебе букв. Отложив платье в сторону, Аня взялась за кушак. Сначала ей показалось, что и на нем ничего нет, но когда она догадалась немного отстраниться, чтобы рисунок не сливался, смогла увидеть букву «К». Потом и «О» вырисовалось. А за ним «Н». И снова «Н». На этом рисунок обрывался – дальше шел гладкий шелк.
– Конн, – прочла Аня вслух и недоуменно пожала плечами: – Что за Конн такой? Непонятно…
И тут она увидела, что цветочный узор возобновился на другом конце кушака. Там тоже были незабудки, розы и вьюны. И они своим переплетением образовывали еще четыре буквы: «Д», «У», «Н», «Я». Получалось слово «Дуня». Нормальное, понятное слово! И это радовало, поскольку значение первого, «Конн», Ане было неведомо. Попробовав сложить их вместе, Аня вообще зашла в тупик, потому что «конндуня» показалась какой-то тарабарщиной. А задом наперед слово не читалось. И буквы переставить так, чтобы вышло литературное слово, у Ани тоже не вышло. К тому же пробел между «Конном» и «Дуней» говорил о том, что это два самостоятельных слова…
Пока Аня ломала голову над этой проблемой, прибыл Марк. Девушка впустила его в выделенную ему комнату и вновь вернулась к Элеонориному платью. Суханский поставил сумки на пол, поленившись их разбирать, после чего присоединился к хозяйке дома: встал у нее за спиной и с любопытством посмотрел на вышивку.
– Тут что-то написано, я правильно понял? – спросил он у Ани.
– Я смогла прочитать два слова…
– Конн и Дуня через пробел, правильно?
– Да, но это абракадабра какая-то…
– Н-да, – не стал спорить Суханский. Потом он опустился рядом с Аней, взял кушак и несколько раз пробежал глазами по первому слову, цепко вглядываясь в каждую завитушку. Наконец он воскликнул: – Тут тире! Смотрите, между двумя «Н» маленький, но четкий лепесточек, и это может означать только знак препинания!
– И что получается? Кон-Н? Потом «Дуня»? – Она наморщила лоб, пытаясь сообразить, что это значит, но не смогла. В итоге беспомощно вздохнула: – Еще большая ерунда!
Суханский ее мнения не разделял:
– Это только на первый взгляд. Если же поломать голову… – Он обхватил лоб руками, но, дотронувшись до заклеенной пластырем раны, поморщился и руки убрал. – Мне Сергей Георгиевич рассказывал, какой Элеонора была затейницей по части шарад и ребусов. Помню, какими окольными путями она вела вас к сокровищам…
– Да, но тогда она хотя бы оставила связное послание, а тут… – Аня махнула рукой. – Я даже не уверена, что Дуня – это имя.
– А вы позвоните отцу, спросите у него. Если он знал в окружении Элеоноры Георгиевны хоть одну Дуню, то речь может идти именно о ней.
Аня потянулась к телефону, но тут вспомнила, что отец велел ему не звонить, и руку убрала. Поймав вопросительный взгляд Марка, она пояснила:
– Папа сейчас занят. Как освободится, сам со мной свяжется.
И только она сказала это, как ее мобильный разразился веселой песенкой из мультика «Мадагаскар», что означало: звонит именно отец.
– Да, папа, – выпалила Аня в трубку.
– Ну, как дела? – поинтересовался Сергей.
– А у тебя?
– Все нормально.
– Она умерла своей смертью?
– Нет, ее застрелили.
Аня ахнула и испуганно спросила:
