Но Лисипп прекрасно понимал и другое: Александр – это ум, мужество, талант полководца, бесстрашие перед богами и людьми. Вытеснить такого мужчину из сердца юной женщины невозможно.
«Я бы взял ее в обмен на бессмертие», – подумал скульптор, хотя вряд ли в этот момент был до конца искренен. Бессмертие – самое ценное из всего, что можно пожелать художнику. Но любовь чем-то сродни бессмертию, и кто знает, может, это прекрасное чувство, которым, кажется, наделены от природы все, – кратчайший путь к обретению вечного бытия.
Прекрасные глаза Таиды внимательно смотрели на Лисиппа.
Лисипп любовался ею, как бы увидев впервые…
Таида вздрогнула от голоса Александра:
– Я уступаю тебе первенство в делах Эроса! Тебя ждет Птолемей, Таида. Идите!..
Оторвав взгляд от Лисиппа, Таида обернулась… Увидела Птолемея, стоящего рядом с Александром.
Александр поднялся и быстро удалился от пиршественного стола в сопровождении телохранителей.
Гетера оказалась лицом к лицу с Птолемеем.
Не видя ничего вокруг, Таида покинула пир в сопровождении торжествующего Птолемея.
XIV
Покинув Александра, Таида не собиралась так легко покориться своей судьбе. Вспомнив напутствие жрицы Панаи, она снова обрела энергию. Со столь увлекающимся воображением, какое было у Таиды, невозможно было впадать в отчаяние даже ненадолго.
Таида и Птолемей шли по дивному парку, среди высоких платанов, пальм, сикоморов и мимоз.
Птолемея душил гнев.
Едва пирующие скрылись из виду, он схватил Таиду за плечи. Она невольно вскрикнула:
– Птолемей, мое плечо!
Он отпустил ее. Голос его был ровным, но скрытый гнев испугал Таиду.
– Запомни на всю жизнь: не позволяй мне думать, что все мои мысли и чувства ничего не значат для тебя, – сурово произнес он.
Она прильнула к нему.
– Я обещаю, что больше не буду так вести себя, – произнесла она тоном провинившейся девочки и обняла его.
Птолемей пристально всмотрелся в лицо Таиды и увидел, что она искренне раскаивалась. Он прижал ее к своей груди.
Таида прошептала:
– Правда, так очень хорошо?
Он кивнул, все крепче сжимая ее, затем сказал:
– И все же помни!
Она кивнула.
Птолемей перестал хмуриться:
– Хорошо. Пойдем. Мы так давно не проводили вместе целый вечер.
Мемфис погружался в сумерки.
Они вошли в старинный храм, который поражал мощными колоннами и огромными статуями. Задержались у статуи Рамсеса Второго. Двойная корона на голове, символ Верхнего и Нижнего Египта, короткий меч с рукояткой в виде соколиной головы.
Таида отступила на несколько шагов в задумчивости. Услышала:
– И все это сделали варвары? Значит, не только эллинам дано чувство прекрасного?
Она не ответила на вопрос. Молчала.
Явно гордясь своим царем и сводным братом, Птолемей продолжал:
– Александр настрого приказал уважать чужих богов и чужие обычаи. Какими бы чудовищными они нам не казались!
Гетера вздрогнула, глаза ее засветились гневом. Она с ненавистью вскричала:
– Даже обычаи персов! Клит рассказывал мне об этом!..
Птолемей подтвердил:
– Да. И персов тоже.
Таида с нескрываемой болью в голосе проговорила:
– Но ведь персы принесли столько горя Элладе. Мы должны, мы обязаны стереть с лица земли их города, сжечь все до основания. Огонь, только очищающий огонь…
В своем искреннем гневе Таида была прекрасна. И Птолемей откровенно любовался ею.
– Возможно, ты права. Многие из македонских военачальников придерживаются таких же взглядов.
Она молниеносно отреагировала на сказанное Птолемеем:
– Так убедите в их правильности Александра!..
Теперь Птолемей смотрел на Таиду серьезно, внимательно:
– Не пойму тебя, Таида! Почему ты так горячишься? И вообще я иногда удивляюсь, что тебя занимают мысли, над которыми не задумываются многие из самых близких сподвижников Александра!..
Таида резко оборвала Птолемея:
– Неправда! Клит всегда помнит об этом!.. Если не уничтожить все это гнездо, где рождаются чудовища, если не подавить волю персов, то пройдет какое-то время – и смертельная угроза вновь нависнет над Элладой! Но тогда, возможно, уже не будет Александра и подобного ему. Об этом ты не хочешь думать, Птолемей?!.
Птолемей с нескрываемым раздражением спросил:
– Но что же ты, в конце концов, хочешь от меня?
Таида подошла совсем близко к Птолемею, положила руки ему на плечи, заглянула в глаза, тихо и твердо проговорила:
– Я хочу, чтобы и ты, и Клит внушили Александру мысль, что его снисходительность к персам губительна! Чего стоит только обхаживание им плененной семьи Дария!
От волнения у Таиды даже перехватило дыхание. Но после небольшой паузы она продолжала:
– Я хочу, чтобы Александр покончил с терпимостью к смертельному врагу Эллады и уничтожил символы их величия и власти. Вот чего я хочу!
Она в упор, требовательно глядела на Птолемея. Но тот молчал.
– Кажется, Клит скорее пойдет мне навстречу, чем ты, Птолемей!
Он молча посмотрел на величественную статую Рамсеса Второго, потом перевел взгляд на Таиду:
– Зачем ты это говоришь? Чтобы уязвить меня?.. Ты хотя и неравнодушна, кажется, к Александру, но плохо знаешь его, Таида. То, о чем ты говоришь, близко моим убеждениям, но противоречит убеждениям Александра. Я уже говорил с ним об этом… И если бы я тогда вовремя не отступил, разговор мог кончиться плохо…
Глаза Таиды сощурились. Она с вызовом взглянула на Птолемея:
, – Ты не довел разговор до конца, потому что струсил, Птолемей?
От еле сдерживаемого гнева глаза Птолемея потемнели:
– Если бы эти слова сказала мне не женщина, тем более та, которую я, кажется, еще люблю, для бросившего мне их они были бы последними в его жизни.
В Таиде боролись два разных чувства – злость на Птолемея, за то, что он заставил ее ждать себя так долго в Милете и не подавал никаких вестей, и понимание, что она зашла слишком далеко и надо отступить. Но отступать не хотелось. Наконец, она промолвила:
– Прости… Я, кажется, сказала лишнее!..
Лучи заходящего солнца играли, будто прощались со статуями. Лица каменных фараонов еще светились, они были спокойны, в уголках твердо очерченных губ таилась улыбка. Святилище потонуло в полумраке.
Таида повернула побледневшее лицо к Птолемею, неожиданно поинтересовалась:
– Это правда, что персиянки очень красивы?
