подчинить чужой воле.
Царь царей, томясь в ожидании, терял остатки терпения, когда стража распахнула двери его приемных покоев и объявила о прибытии Бесса.
– Пусть войдет, – приказал царь и, в нарушение дворцового этикета, сам пошел ему навстречу.
Бесс склонил голову и оставался стоять в этой почтительной позе, пока Дарий не предложил ему подойти поближе.
Подойдя к царю, Бесс пал ниц перед своим повелителем.
– Царь царей имеет распоряжение для своего верного слуги?
– Да, – подтвердил Дарий, – вчера поздним вечером нежданно прибыл гонец с тревожным донесением, о котором сейчас мы подробно узнаем.
В приемный покой царя вошли и другие военачальники, которых царь пригласил на утренний совет.
Присутствующие уселись по полукружью в креслах напротив трона царя.
Явившийся по приказу гонец рухнул лицом вниз у ног Дария.
– Рассказывай! – резко приказал царь.
Слова, казалось, доносились из недр земли.
– Флот персов более не существует. Острова Хиос, Кос и Лесбос опять вступили в союз с македонцами.
В рядах полководцев и зевак из придворных, проснувшихся с утра пораньше, кто-то ахнул. Остальные застыли в гробовом молчании.
Дарий превратился на какое-то мгновение в камень, затем овладел собой:
– Что? Но это невозможно! Ты думаешь, что нас так легко одурачить? Кто тебе заплатил?
Гонец заставил себя подняться на дрожащие ноги, призвав на помощь все мужество и терпение.
– О, царь царей, я не лгу! Наши гарнизоны и флот переметнулись на сторону врага.
Царь молча смотрел вперед, словно слепой в необъятную тьму. Бесс видел подобное выражение лица у людей, близких к обмороку, но Дарий сидел на троне и, казалось, не дышал.
Полководцы тихо зароптали:
– Жалкие трусы, предатели!..
– Македонцы оказались доблестными воинами и на суше и на море!
– Конечно, удар силен, этого нельзя на признать, – Бесс попытался взять инициативу в свои руки. – Но сдаваться нельзя!
Дарий вздрогнул и уставился на Бесса, словно его неожиданно разбудили.
– Что? – царь передернул плечами так сильно, что скрипнул трон, но вместе с этим движением стряхнул, похоже, и оцепенение.
Великий царь был невероятно бледен, – здоровый румянец поблек, уступив место синюшной бледности, – но глаза уже утратили выражение слепоты.
Дарий думал, прикидывал, начал отдавать приказы нетерпеливым голосом: собрать войска, всю армию привести в боевую готовность.
Приглашенные ясно сознавали, что персидская армия была приучена к мысли напугать слабого врага лишь своей численностью – и соответствующим образом подготовлена. Никто не ожидал, что враг окажется столь сильным или что его сила возрастет так быстро, станет столь сокрушительной.
– Проклятый Македонец! – злобно проговорил Бесс. – Чтобы стервятники расклевали его печень!
Бесс знал, что в войсках учения проводились от случая к случаю, что от долгого бездействия воины расслабились. Тем не менее, приняв решение, он обратился к царю:
– Да, несомненно, надо собирать войска, готовиться к решительной битве. И победителями в ней будем мы!
Дарий обвел своим царственным взглядом военачальников: Сатибарзана, Хорессана с Фретаферном, Атропета, Ариобарзана. Они смотрели на него пока еще преданными глазами. Слово попросил Сатибарзан:
– О Дарий, царь царей, царь четырех стран света, царь всего, отныне нам предстоит спасать глубь Востока. Что значат потери всегда ненадежных приморских городов в сравнении с верными мидянами и персами, в сравнении с полчищами конницы бактрийской равнины и с храбрыми горными народами?
Согласно кивнув в знак одобрения Сатибарзану, царь царей стал призывать военачальников биться во главе своих народов во славу Персии:
– Благословенное правление бессмертного Кира превратило нашу некогда малую страну в великую державу мира. Как донесла разведка, ненасытный царь Македонии возмечтал раздвинуть свои границы до Вавилона, Персеполя, далее до берегов Инда.
Ухмылка появилась на лицах военачальников.
Не улыбался один Бесс.
– Вы подумайте только, – продолжал царь, – может ли чья-нибудь армия мериться силою с персидской? Это все равно, как если бы козленок рискнул выйти против шакала. Мы должны проглотить Македонца со всем его войском, как лев свою жертву.
«И все-таки, – подумал про себя Бесс, – и все-таки именно войско Александра обратило нас в бегство при Гранике и Иссе».
Свою речь царь царей заключил словами:
– Перед горными цепями Центральной Персии войско нечестивых должно встретить настоящее многотысячное азиатское войско, собранное со всех концов нашего царства.
Военачальники изъявили радость по поводу намерений царя царей вернуть Персии былую славу.
Бесс предложил собирать армию на равнине Вавилона.
Услышав возгласы всеобщего одобрения, Дарий внезапно вспомнил битву при Иссе и почувствовал, что Бесс снова загоняет его в какие-то сети, из которых выбраться будет невозможно.
Но решение, готовиться к новому сражению, уже было принято с его царского согласия.
После военного совета Дарий почувствовал себя совершенно разбитым. Он вышел в сад перед царским дворцом, приказав телохранителям не впускать к нему никого.
Вход во внутренние сады царского жилища, расположенные перед покоями царя, был запрещен под страхом смерти. Сюда допускались только избранные, особо приближенные к царю.
Даже журчание струй фонтана и пение диковинных птиц, заключенных в золотые клетки, не успокоило царя. Он прошел к Царским воротам, расположенным в середине двора. Здесь, восседая на своем троне, Владыка мира показывался народу.
Но сейчас Дарий был один. Он не спеша прохаживался по саду, размышляя: «Мы недооценили Македонца. Наша уверенность в мгновенной победе на самом деле была гордыней. Гордыня персов вознеслась до неимоверных высот, поэтому мгновенная победа над крошечным войском македонцев казалась нам неоспоримой. Мы даже не потрудились признать в Александре серьезного соперника!»
Дарий вспомнил предостережения Хоридема, смерть Мемнона и неожиданно почувствовал, что земля все больше и больше уходит у него из-под ног. Он попытался собраться с мыслями, начал успокаивать себя: «Мы просчитались. Но мы все поправим. Пока мы сильнее! Войско у нас гораздо больше!.. Мы заманим врага в глубь страны, а потом атакуем и разгромим его».
Внезапно царя пронзила страшная мысль: вдали от правды, которую он осознал только сию минуту в Экбатане, он, Дарий, стал для Персии чужим и ненужным.
И снова его охватило раздумье: «Мы проигрываем. Но почему? У нас сотни тысяч воинов, золото. У противника нет ни золота, ни стен, за которыми можно укрыться. Что произошло?»
Дарий опустился на скамью около фонтана, сидел прямо, как изваяние, каменное, неподвижное, руки его покоились на коленях. И именно в этот момент, когда он почти успокоился, евнух возвестил о прибытии Тирея, слуги плененной царицы, сбежавшего из лагеря неприятеля.
Упав на колени перед царем, Тирей, разрывая на себе одежды, дрожащим голосом сообщил:
– Статира умерла! Умерла при родах!
Когда Тирей осмелился поднять глаза, он впервые увидел царя горько плачущим.
– Статира умерла! Умерла!.. В плену… Царице великого царства не пришлось даже удостоиться почетных похорон, – причитал царь.
