пощечину. Ирка охнула, схватившись за щеку. А Мила спокойно поинтересовалась:
– Полегчало?
Ирка медленно кивнула.
– Что случилось? – спросила Мила у Макса.
Тот посторонился, давая крестнице обозреть помещение залы. Когда Мила увидела труп, она непроизвольно вскрикнула.
– Ну, что вы там разорались? – послышался снизу голос Машуни, а затем раздался торопливый топот, это она надумала подняться. – Блажат, как ненормальные, то одна, то другая, – ворчала Машуня, тяжело взбираясь по крутым ступенькам.
Следом за ней, поддакивая, семенил Колян.
– Народ еще здесь? – едва слышно спросила Ирка у Макса.
Он кивнул головой, хотя мог бы не отвечать, Ирка уже и сама видела, что никто из ее гостей не ушел в гостиницу. Все были тут: поднимались по лестнице сюда, на второй этаж. Себастьян шел позади Коляна, ему в затылок дышал Броня, за ним следовала Валя, затем Игорь с супругой под руку и замыкал шествие Алан.
– Ну, что у вас тут? – потребовала объяснений преодолевшая лестницу Машуня. И, не дождавшись ответа, сунула голову в дверной проем. – Ма-ма… – проговорила она басом и попятилась.
А вот остальные подались вперед, желая посмотреть, что так Машуню напугало. Увидев Люсин труп, Паша завизжала, Валя всхлипнула, Игорь шумно выдохнул, Броня покачал головой, Себастьян перекрестился, Алан что-то беззвучно прошептал, а потом все как по команде обернулись и вперили в Ирку испытующие взгляды.
– Это не я… – беспомощно пролепетала она. – Клянусь, не я…
– Тогда кто? – обратился к ней Себровский, после чего перевел взгляд на Макса: – У меня лично алиби, я постоянно находился рядом с Пашей. А вот где были остальные, сказать не могу…
– Я на кухне, – первым откликнулся Колян. – Пил… чай. А потом меня Машуня отыскала там и увела на улицу. – Он икнул и пояснил: – Поплохело мне… А когда мы выходили, на кухню Валька зашла, тоже попить…
– Я взяла бутылку минералки и ушла через заднюю дверь в парк, – испуганно проговорила Валя.
– И я был в парке, – подал голос Себастьян. – Сидел в беседке, на церковь смотрел…
– А я к реке спустился, – бросил Броня. – Там связь лучше, а мне нужно было сделать важный звонок. – Он резко замолк, а потом вдруг агрессивно рявкнул: – А вообще, почему я оправдываюсь? Да и вы все? Мы эту бабу знать не знали, зачем кому-то из нас ее убивать? – Ника скрестил руки на груди и безапелляционно добавил: – Иркина работа… Больше некому! Так что давайте поскорее вызовем милицию и…
– Минутку! – оборвал его Макс. – Лично я, перед тем как вызвать милицию, все же хотел бы выяснить, кто убийца. А главное – узнать причину, зачем ему понадобилось убивать двух малознакомых людей…
– И как же ты это узнаешь? – усмехнулся Броня. – Будешь пытать нас, пока один не признается?
– Нет, просто посмотрю запись с камеры, установленной во-о-он там! – И Макс указал пальцем на каминную полку, на которой были расставлены всевозможные вазочки. – Так мы узнаем, кто убийца, а уж рассказать о мотивах ему придется если не нам, то милиции…
И он, не обращая внимания на ошарашенно-вопросительные взгляды гостей, прошествовал к камину, отодвинул одну из ваз, выставив на всеобщее обозрение объектив миниатюрной камеры.
– Сейчас я прогоню запись назад, – сказал он, беря камеру в руки и нажимая на одну из кнопок, – и мы все увидим…
В зале повисла тяжелая тишина. Напряжение нарастало с каждой секундой. Казалось, еще немного, и воздух начнет искрить и потрескивать. Наконец Макс остановил перемотку и, нажав на кнопку «пуск», развернул камеру так, чтобы окошечко экрана было видно всем, а особенно Ирке.
И вновь первое, что бросилось в глаза, так это кочерга. Только она не валялась, а торчала в подставке, и к ней тянулась рука… Еще была видна манжета рубашки… клетчатой ковбойки, так любимой Аланом…
– Ты? – ахнула Ирка, вскинув глаза на застывшего в дверях Ку.
Тот не ответил, возможно, даже не услышал, так был поглощен просмотром.
А на экране тем временем происходило следующее. Сидящая на полу спиной к двери Люся плакала, уронив голову на согнутые колени. Она не слышала шагов, но, когда Алан выдернул кочергу из подставки, вздрогнула. И только начала оборачиваться, как Ку обрушил ей на затылок страшный удар. Люся рухнула на пол, пропав из кадра. Теперь на экране был один Алан. Опустив кочергу рядом с трупом, он свел указательные и большие пальцы обеих рук таким образом, что получился круг, и стал водить этим «объективом» (Ку всегда так делал перед тем, как начать съемку, ему тогда нагляднее представлялась картинка) по полу, бормоча себе под нос:
– Отличный кадр… Сначала так, вокруг… только окровавленные доски… Потом резкий скачок, и рана крупным планом… – Он стал пятиться. – А потом откат, чтобы все тело оказалось в кадре… Камера удаляется, свет гаснет…
И свет действительно погас – это Макс выключил камеру. И в гробовой тишине раздался голос Алана:
– Точно, вот откуда нужно было снимать… с другой точки… Так гораздо эффектнее, правда? – Он говорил сам с собой и смотрел куда-то в пустоту. – Хотя нет, нужно сразу две камеры… И крови побольше… В прошлый раз было в самый раз, а теперь мало… Да и вообще… – Тут взгляд его стал блуждать, пока не остановился на лице Ирки. – Ты не представляешь, как это было завораживающе… Красивый мужчина, неподвижно стоящий у камина… Черные волосы, белая рубашка. А потом на ней должны появиться кровавые пятна. Классическое сочетание цветов! Я подумал тогда, что нашел идеальный кадр для триллера… И тут увидел кочергу. И понял, каким должен быть следующий кадр… – Он опустил голову на грудь, и длинные патлы закрыли его лицо целиком. – Оказывается, я рожден, чтобы снимать триллеры, а не любовные мелодрамы…
– Алан, – потрясенно протянула Ирка, – это не кино, а жизнь… Ты убил двух ни в чем не повинных людей…
– Как там говорится? Весь мир – театр, а люди в нем – актеры? – Ку поднял голову, и Ирка увидела, как сверкнули его безумные глаза. – Так вот, мир – кино, люди в нем актеры, а режиссер – бог!
Он развернулся и зашагал к винтовой лестнице.
– Куда он? – вскричал Броня. – Надо задержать его, а то сбежит!
– Я не сбегу, – бросил Алан через плечо. – Я хочу снять финальный кадр…
И, выставив перед собой «объектив» из сомкнутых пальцев, он зашагал по ступенькам вверх. Через несколько секунд скрылся из виду, а минуту спустя в окне промелькнула черная тень – это Алан бросился с башни вниз, устремившись к заснеженному речному откосу…
Последний кадр снятого им фильма был девственно белым. Как чистый лист бумаги.
Эпилог
Судимость с Ирки сняли. А она сняла фильм о Лешке. Сама. Оказалось, у нее есть талант режиссера.
Найк Броневой после выхода ленты был признан «Человеком года», а его партия «Сила слабых» в рейтингах политических движений заняла третье место.
Себровский заключил контракт с «Конс-Евро» и уже через полгода заполонил рынок своими консервами. Паша к тому времени была на третьем месяце беременности и готовилась к свадьбе.
Машуня, поднапрягшись, переоборудовала свою палатку в магазин. Дела у нее пошли в гору. В планах – открыть свою птицефабрику и вытеснить с рынка Себровского. Коляна, без ее присмотра спившегося окончательно, она выгнала. Тот не особо расстроился и вернулся к прежней вольной жизни. Теперь он живет в подвале, моется раз в месяц, а иногда наведывается в поселок, где жил с Машуней, чтобы полазить там по помойке.
Валя вышла замуж за следователя Ольгинской прокуратуры, с которым познакомилась на допросе. Супруг, переехав к ней в Москву, быстро разобрался с Евгением. Того отправили в психиатрическую больницу, где он умер от кровоизлияния.
Мила забеременела от Паши и родила очаровательную дочку. Девочку крестил отец Феофан в церкви одновременно с ее матерью.
