Он рано стал готовить себя к военной карьере: традиции дома не оставляли сомнения у юноши в своем предназначении. Выходец из старого феодального дворянства, Гаспар восхищал своих друзей и знакомых образованностью, разносторонностью интересов и строгостью нрава.
Монморанси высоко ценил военные способности своего племянника и его надежность. Они неспешно беседовали в одном из залов парадных апартаментов сначала об искусстве, затем перешли на злободневные финансовые проблемы.
Неожиданное появление Гизов, перед которыми все склонились в нижайших поклонах, словно перед королем, произвело на коннетабля эффект грянувшего грома. Глаза его сверкнули, он помрачнел и, не сдержавшись, с негодованием воскликнул:
– Их лица просто сияют от уверенности в собственном могуществе!..
Но каково же было удивление Монморанси, когда он услышал, как многие поздравляют Меченого с рождением сына:
– Монсеньор, как вы решили назвать вашего первенца? – поинтересовался Бриссак.
– Генрихом, в честь нашего короля, нашего покровителя и нашего друга! – с гордостью ответил Франциск де Гиз.
– Как чувствует себя ваша супруга Анна д’Эсте? – наперебой интересовались состоянием здоровья герцогини Феррарской знатные дамы.
– Великолепно! – отвечал счастливый отец и высокомерно напоминал: – Мы счастливы, что рождение нашего сына, потомка Людовика XII и Лукреции Борджиа, совпало с рождением сына короля.
Гнев Монморанси нарастал.
– Необходимо поставить на место этих спесивых наглецов. Надо же, наследник клана родился почти одновременно с сыном короля… – негодовал он. – Неужели они заслужили те почести, которые им расточают, и богатства, которые, минуя рифы и мели, плывут им прямо в руки? Скоро они приберут к рукам всю Францию с легкой руки фаворитки!..
– Безусловно, зло коренится в герцогине де Валентинуа, – согласился немногословный Гаспар Колиньи, никогда не бросающий слов на ветер. – Диана де Пуатье весьма основательно прибирает к рукам достояние короны. Она и Гизы объединились, и этот союз может привести государство к финансовому краху, если их вовремя не остановить. Не удивлюсь, если Гизы со временем бросят вызов королевской власти.
Монморанси был доволен словами племянника. Он понял, что имеет в его лице единомышленника. Такой союзник, как Гаспар Колиньи, – это уже сила, которая может привести к победе над кланом Гизов.
– Многое, многое необходимо немедленно предотвратить, пока не поздно, – произнес полный решимости действовать коннетабль, наблюдая как Гизы завладевают вниманием большинства придворных.
Коннетабль вновь вернулся к мысли сокрушить это набирающее силу ужасное семейство, пока оно окончательно не завладело всей ситуацией в государстве; сначала он решил уничтожить опору, то есть саму фаворитку, которую сам же убедил вознестись на вершину власти. План, внезапно зародившийся у него в голове, был прост и смел, но именно в этой простоте и смелости была заложена вероятность успеха. Монморанси решил прибегнуть к единственно верному средству: найти королю новую любовницу.
В этот вечер во время пира от маршала де Сент-Андре он узнал, что фаворитка во время утренней конной прогулки в Ане сломала себе ногу. «Это знак свыше! – возликовал Анн де Монморанси. – Настало время сыграть по-крупному. Временная разлука двух любовников поможет мне воплотить в жизнь свой замысел: заменить пятидесятилетнюю колдунью молодой красавицей!»
Замысел коннетабля полностью совпал с замыслом королевы.
Как всегда поутру знатные дамы и вельможи вошли в покои королевы, чтобы удостовериться, что пробуждение Ее Величества произошло благополучно, и присутствовать при утреннем одевании.
Все чинно поклонились еще не поднявшейся с ложа королеве и вместе с ней стали слушать утреннюю молитву.
Наблюдая за придворными, Екатерина подумала: теперь она имеет двоих дочерей и двоих сыновей – болезненного Франциска и новорожденного Карла, крепкого и здорового малыша; ее самое страстное желание стать матерью большого семейства сбывается, но счастливой она себя не чувствовала, страдала от ревности. Когда ее неверный супруг стал королем Франции, истинной королевой стала не она… Ею стала Диана де Пуатье!.. Ежедневно Екатерина умоляла Святую Деву сотворить чудо, убрать с дороги соперницу!..
После молитвы Екатерине помогли подняться с постели и пройти к большому зеркалу. Камеристки, девушки из лучших семейств Франции, приступили к одеванию Ее Величества.
Умелая куаферша расчесывала волосы повелительницы, когда в спальню семенящей походкой вошла Ла Жардиньер, любимая дурочка Екатерины, таща за собой игрушечную карету с куклой с рыжими волосами. Дурочке уже перевалило за тридцать, но она была похожа на остановившегося в своем развитии пятилетнего ребенка. На круглом лице выделялись большие, преданные собачьи глаза и крохотный носик пуговкой. Ростом она едва возвышалась над столом, носила вышитое блестками платьице, едва прикрывающее коленки кривых ножек, и круглую ярко-зеленую шапочку.
Несколько раз перекувырнувшись перед королевой, что входило в ее обязанности, Ла Жардиньер упала на колени и стала целовать ноги своей владычицы, затем скорчила гримасу, изображая всхлипывания, и запричитала:
– Бедная, бедная королева! Тебя обижают. Шотландская королева обзывает тебя «торговкой», а фаворитку величает «богиней». Она еще совсем ребенок, а уже говорит такое!.. Что будет, когда Мария Стюарт вырастет! Ужас!..
Екатерина увидела в зеркале насмешливые улыбки придворных.
– Но Бог все видит!.. – продолжала дурочка. – Бог любит тебя! Фаворитка сломала ногу в Ане!..
Екатерина чуть не рассмеялась от радости. Неужели чудо свершилось?
– А где сейчас король? – невольно вырвалось у нее.
– Король беседует с леди Флеминг, гувернанткой Марии Стюарт, – ответила дурочка и заплакала. – Как только Диана де Пуатье уехала в Ане, он часто стал заглядывать в детскую, а рыжая бестия буквально пожирает Его Величество своими плотоядными взглядами.
Дурочка стала бить куклу головой об пол, приговаривая:
– Вот тебе, вот тебе, противная леди, убирайся в свою Шотландию, не смей огорчать мою королеву.
Расстроенная услышанным, Екатерина приказала дурочке замолчать и успокоиться, но Ла Жардиньер гладила ее ступни, целовала их и причитала:
– Бойся рыжих! Леди – рыжая! Она колдунья, как и Диана.
Лицо Екатерины стало задумчивым, ревность сжимала ей горло. Она перестала обращать внимание на болтовню дурочки, вспомнила, как радовалась, что Генрих, вернувшись из Булони, стал часто навещать детей… Ей нравилось смотреть на мужа, держащего на руках крошечного Карла, в такие минуты на лице Анри появлялось выражение трогательной нежности, а сердце Екатерины, ожесточенное битвой за любовь мужа, смягчалось. Она вдруг прозрела, печаль захлестнула ее, – значит Генриха притягивали в детскую не дети, а очарование гувернантки маленькой королевы Шотландии. А она-то думала, что король разговаривает подолгу с леди Флеминг, потому что интересуется, как идет обучение невесты дофина.
Когда прическа была закончена, губы и глаза подкрашены, три камеристки принесли несколько нарядов, чтобы Ее Величество могла выбрать, что желает надеть сегодня. Екатерина выбрала платье своих любимых нежных цветов лета, в котором идеально сочетались голубые, зеленые и желтые оттенки. Камеристки приступили к облачению королевы, а королевой завладели мысли о леди Флеминг.
Дурочка продолжала сообщать обо всем увиденном и услышанном в детской, но на нее уже никто не обращал внимания. Ее голос звучал все тише и тише, и она вскоре уснула у ног своей королевы.
Екатерина повелела унести Ла Жардиньер и уложить в кровать.
«Диана сейчас больна и не может развлекать короля. Почему кому-то другому, например леди Флеминг, не заняться этим? Пусть она займет место отсутствующей герцогини. Леди Флеминг не первой молодости, она ровесница Генриху, а ему по душе именно зрелые женщины, – идея сыграть злую шутку с фавориткой
