Слова, произнесенные и одним, и другим с твердой уверенностью, прозвучали как приговор одного клана другому.
Изумленный король поднялся из-за стола и встал между двумя разъяренными полководцами, ссора которых не предвещала ничего хорошего и была ему ни к чему.
– Монсеньоры, вы только что принесли победу Франции, а теперь действительно намерены убить друг друга?
Противники, охваченные ненавистью, недоуменно взглянули на короля, в гневе забыв о его присутствии.
– Да! – не колеблясь, ответил Меченый.
– Герцог де Гиз не выйдет отсюда живым! – убежденно подтвердил свое намерение адмирал.
– Дуэль в присутствии короля? – спросил Генрих. – Что за странные мысли?
– Извините, сир! – спохватился Гиз и сделал шаг в сторону выхода из палатки. – Мы разберемся друг с другом вне пределов лагеря.
– Я категорически запрещаю вам драться. Ваши жизни пригодятся вам и королевству на полях сражений с императором. Помиритесь! Это мой приказ короля!.. – твердо произнес Генрих.
– Склоняюсь перед вашим приказом, Ваше Величество! – с какой то печальной торжественностью произнес явно разочарованный Франциск де Гиз.
– Боюсь только, что вы, Ваше Величество, скоро пожалеете о том, что один из нас не убил другого, – задумчиво вторил словам Меченого прямолинейный Гаспар де Колиньи.
– Немедленно пожмите друг другу руки! – снова вмешался король.
Оба повиновались, сделав вид, что помирились.
Колиньи холодно поклонился королю.
– Позвольте мне уйти, сир?
– Разрешаю, – согласился Генрих.
Гаспар де Колиньи покинул королевскую палатку, убежденный, что и он, и Меченый отныне навсегда останутся непримиримыми врагами и рано или поздно один убьет другого.
Тот и другой были людьми, достойными высокого ранга, гордыми, жестокими, жаждущими власти, умелыми правителями и полководцами.
Первый, Франциск де Гиз, любил пышность, фанфары славы и выбирал себе убеждения в зависимости от выгод, какие мог от них получить. Второй, Гаспар де Колиньи, строгий, целомудренный, суровый по отношению к себе, презирал мишуру власти и держался за свои убеждения с той же силой, с какой оборонял свои укрепления во время сражений.
Утром вместе со всеми солдатами король и два его любимых полководца слушали молебен, стоя под открытым голубым небом на высоком холме, непосредственно на виду срочно отходивших войск противника.
В то время как Диана де Пуатье и ее друзья Гизы продолжали руководить войной, ожидая от нее славы и выгоды, в мире произошли радикальные перемены: умер молодой король Англии Эдуард VI, на трон взошла его сестра Мария Тюдор.
Император вновь воспрял духом: перед ним открывались грандиозные перспективы. В тот момент, когда после многочисленных поражений он думал об отречении и постепенно раздавал свои короны наследникам, Господь внял его молитвам о мировом господстве. Фанатичная католичка Мария Тюдор не только вернула Англию в лоно католической церкви, она согласилась выйти замуж за единственного сына Карла V, своего кузена Дона Филиппа, который был на одиннадцать лет моложе. При вступлении в брак Филипп получил от отца Неаполитанское королевство и Миланское герцогство. Но английский парламент не согласился на коронацию, и Филипп остался для англичан только мужем королевы. Тем не менее угроза поглощения Англии огромной державой Габсбургов стала реальной. Ребенок, рожденный в этом браке, соединял бы под одной эгидой Испанию, Нидерланды, Англию, Великую Индию!.. Расстановка сил в мире полностью изменилась бы: непокорная Франция, осажденная со всех сторон, становилась бы беспомощной.
Увы! Мечтам императора и на этот раз не суждено было осуществиться: королева Англии оказалась бесплодной. Иллюзии Карла V о мировом господстве развеялись, он пал духом и стал стремиться к заключению мира.
О мире мечтал не только Карл V. Папа Юлий III призывал всех католиков объединиться в борьбе против еретиков и неверных.
Коннетабль Анн де Монморанси, проповедовавший политику мира с императором, понял, что это его шанс, и приступил к тайным переговорам с Карлом V.
Лучшей возможности положить конец затянувшемуся кровопролитию, когда усталый, сломленный неудачами император торопился сложить свою корону, папа предлагал себя в качестве посредника, нельзя было и представить. Монморанси вел переговоры в такой тайне, что соперники вовсе ничего не знали и подготавливали почву для новой итальянской кампании.
Генрих II, которого коннетабль убедил в необходимости заключить мир, подписал в Воселе перемирие. Карл V подтвердил его.
Этот договор, оставлявший за Францией все ее завоевания – три епископства, Савойю, Пьемонт, Монферрат, крепости в Тоскане и Пармском герцогстве стали звездным часом Валуа в Европе, вершиной политики, проводимой со времен Карла VIII, неожиданной расплатой за все страдания, потери и кровь.
Карл V немедленно отрекся от престола, сел на корабль вместе с сестрами – вдовствующими королевами Марией Венгерской и Элеонорой Французской, и отправился в испанский монастырь Святого Юста. Император, страстно стремившийся к объединению христианского мира, смирился с приговором изменчивой удачи и разделил переходящие по наследству владения. Он предпочел сделать своего любимого единственного сына Филиппа королем испанской нации и оставить непостоянное владычество в Европе своим наследникам по боковой ветви.
Вся Франция была охвачена неистовой радостью: люди танцевали, пели, украшали цветами дома, поэты Дю Белле и Ронсар в своих поэмах прославляли короля и коннетабля.
Среди всеобщего ликования только у Гизов и Дианы де Пуатье глаза блестели от ненависти, а лица осунулись от злости. Все это красноречиво говорило о том, до какой степени перемирие спутало их планы.
Они собрались в Ане для срочного обсуждения сложившейся обстановки.
Партия была проиграна, но смиряться никто не собирался. Надо было срочно предпринимать меры для изменения ситуации в свою пользу. В душе Дианы клокотало негодование, когда она, грациозно подобрав длинную бархатную юбку, направилась к столу, где уже расположились всемогущие братья.
Появились слуги с серебряными чашами, наполненными водой, и льняными полотенцами. Хозяйка и гости молча совершили омовение рук, после чего были поданы первые блюда. Братья ели с жадностью: проголодались после длительной дороги. Диана же едва притрагивалась к блюдам, которые ставились перед ней. Она думала о Генрихе, который впервые, не посоветовавшись с ней, решил проявить самостоятельность. Именно это обстоятельство настораживало и тревожило ее.
Гордо выпрямившись, она взглянула на братьев. Они окунули пальцы в подставленные пажами чаши, вытерли руки полотенцами и тоже выпрямились в креслах. Негодование обострило все их чувства.
Кардинал Карл Лотарингский в бешенстве вскричал:
– Коннетабль победил в этой игре! Его сын Франциск, недавно вернувшийся из плена, назначен губернатором Парижа!
– А его любимый племянник Колиньи после удачных переговоров с императором утвержден губернатором Пикардии! Мы же, вложив свои деньги, не извлекли никаких преимуществ, только проиграли, – возмущался Меченый.
– Что же будем делать на этот раз? – с обычным ледяным спокойствием спросила Диана.
Франциск де Гиз потребовал от герцогини добиться от короля разрыва подписанного в Воселе договора. К требованию брата присоединился и зять Дианы, тоже недавно возвратившийся из плена.
На следующее утро фаворитка поспешила к королю. Четверка лошадей с бешеной скоростью неслась по дороге в Париж, увлекая за собой карету, в которой в глубокой задумчивости сидела Диана де Пуатье.
