поймет его. Но увы! Потом инструктор рассказывал нам, что парень, обалдев от счастья, принял жестикуляцию своего наставника как горячее одобрение и лишь с улыбкой покивал головой. Инструктор в отчаянии полоснул себя ладонью по горлу: ведь зарезал же! Курсант, на мгновение оторвавшись от приборов, расплылся в счастливой улыбке и показал большой палец.
Все же отсутствие посадочного знака и бегавшие по полю курсанты с флажками заставили парня насторожиться. А тем временем на борту командирской машины наспех намалевали: «У тебя нет шасси. Садись на брюхо»,- и сам командир эскадрильи поднялся в воздух.
Не думаю, чтобы человеку, впервые взлетевшему в воздух, улыбалась перспектива садиться без шасси. Однако другого выхода не представлялось, и парень показал себя в этом случае молодцом.
Аэродром теперь напоминал растревоженный улей. Несколько курсантов бегало по полю, неистово размахивая флажками. Самолет с отрубленным шасси летал так низко, что казалось – его можно было задеть флажком. С земли видно было лицо курсанта в толстом теплом шлеме. Кажется, он понял всю трагичность положения. Его самолет напоминал птенца, попавшего в беду и с криком носившегося над родным гнездом. Над ним, заботливо и хлопотливо пронизывали воздух две опекающих машины: командира эскадрильи и инструктора. К сожалению, подхватить его на собственные крылья они не имели никакой возможности.
Узнав о несчастье, к нам сбегались летчики, техники со всего аэродрома. Спрашивали, в чем дело, и задирали вверх головы.
– Теперь только на брюхо,- говорили они.
Но легко сказать: посадить машину на брюхо, если у парня всего лишь первый самостоятельный вылет.
Нехорошая, тревожная тишина установилась на аэродроме, когда командир эскадрильи повел за собой курсанта на посадку. Он как бы имитировал то положение, при котором посадка на брюхо пройдет благополучно. Курсант, идя за ним следом, старательно копировал. Мы все с замиранием сердца ждали соприкосновения самолета с землей. Вот плавно опустилась командирская машина, побежала по земле. Сейчас он! Самолет чиркнул, густо запылил и без всякого пробега повернулся боком. Все?
Пыль рассеялась, мы увидели неуклюже лежащий самолет и вылезавшего из кабины совершенно невредимого курсанта.
– Ура-а!…- раздался дружный вопль.
Тут только инструктор позволил себе разразиться жесточайшей бранью.
Итак, первые полеты состоялись. Все мы вечером крепко-накрепко пришили к рукавам гимнастерок долгожданных «куриц». Потом, следуя опять же традиции, каждый из нас, вновь испеченных пилотов, покупал в буфете несколько пачек «Казбека» и угощал папиросами своих друзей и знакомых. Настроение у всех было праздничное. Мы ходили героями. Шутка ли, сегодня мы покорили воздух, вступили в семью авиаторов. Ведь и Чкалов и летчики-герои, спасавшие челюскинцев, тоже когда-то начинали с этого.
…Кажется, все это было так недавно, а прошло уже много лет,- почти целая человеческая жизнь. Но даже сейчас, вспоминая все пережитое, все то хорошее и трудное, что дала мне профессия военного летчика, я прихожу к твердому убеждению, что выбрал я себе завидную судьбу и будь возможность начать жизнь заново, я начал бы ее так же, как начал много лет назад, в те далекие и счастливые дни моей юности.
Сейчас трудно припомнить, как мы, курсанты, узнали о начале величайшего в то время перелета. Кажется, по радио. Но узнав, уж ни на минуту не забывали, что сейчас, в эти вот секунды и минуты, где-то далеко и высоко Чкалов со своими товарищами совершает беспримерный подвиг.
Июньским днем тысяча девятьсот тридцать седьмого года воздушный корабль поднялся с Щелковского аэродрома в Москве и взял курс на север. Он летел над Онегой, Белым морем и Кольским полуостровом, над Баренцевым морем, над Землей Франца-Иосифа, над Северным полюсом. Это был кратчайший путь в Америку. Самолету не планировалось ни одной посадки. Взлетел у нас, а приземлиться должен в США.
Мы уже заканчивали училище и знали, что такой полет требует великого мужества летчиков. Знали мы также и о том, что одного мужества недостаточно для выполнения этого беспримерного задания. Полету предшествовала длительная и скрупулезная подготовка. Наряду с отважными летчиками экзамен в этом перелете держала наша молодая авиационная промышленность. Весь мир знал, что тройка смельчаков летит на нашем отечественном самолете, разработанном конструкторским бюро А. Н. Туполева. Скорость машины всего лишь около двухсот километров в час.
Сведения о полете советских летчиков передавались регулярно. Большая земля систематически поддерживала с самолетом связь. И я думаю, что в те дни не на одной карте отмечался трудный путь отважных летчиков. Мы в училище следили за тем, как Чкалов и его товарищи успешно прошли над полюсом неприступности, пересекли Канаду, на огромной высоте перевалили через Скалистые горы и вышли на побережье Тихого океана. Менее чем через трое суток после вылета самолет приземлился в США. За шестьдесят три часа летного времени отважные первооткрыватели сверхдлинной трассы преодолели более девяти тысяч километров.
Полет смельчаков держал в напряжении всю страну. А уж о нас и говорить нечего. Мы, например, страшно беспокоились, когда самолет, пробиваясь к острову Рудольфа, не сумел обойти циклон, покрылся ледяной коркой толщиной в полтора сантиметра и в течение двадцати часов не мог освободиться от этого страшного груза. А на подступах к Северной Америке героям-летчикам пришлось из-за плотной облачности забраться на высоту шесть тысяч метров, и они стали ощущать острый недостаток кислорода. Мы понимали, как трудно и опасно смельчакам. Ведь мы теперь тоже были летчиками, мы тоже поднимали самолет в воздух.
Но вот самолет благополучно приземлился, и все мы вздохнули с облегчением и радостью. Свершился первый перелет из Москвы в Америку через Северный полюс – перелет, который золотыми буквами вписан в историю нашей авиации.
Самое интересное нас ожидало впереди.
Нет ничего удивительного в том, что о выдающемся достижении советских авиаторов писали долго и много. Были исследования специалистов, был и просто поток писем и поздравлений. Газеты были заполнены откликами со всей страны, со всех уголков мира. Послали поздравление и мы, курсанты Оренбургского училища. Какова же была наша радость, когда через короткое время нам пришел ответ самого Чкалова. В потоке поздравлений, в суматохе торжества великий летчик обратил внимание на послание из стен родного училища и откликнулся теплым товарищеским письмом. Значит, жива в нем память о стенах училища, где его научили летать. Мы, курсанты, знали письмо Чкалова почти наизусть. Мне и до сих пор памятны слова, которыми Валерий Павлович закончил свое дружеское послание. «Научиться просто летать – это еще не достижение. Нужно так научиться летать, чтобы в любой момент быть готовым для защиты Родины с воздуха… Учитесь лучше, чтобы в нужный час разбить любого врага».
Словно догадываясь о тех грозных испытаниях, которые выпадут вскоре на долю всего нашего народа, В. П. Чкалов адресовал эти строки нам, новичкам, к тому времени едва-едва успевшим «понюхать воздуха».
Письмо героя было напечатано в нашей многотиражной газете «Контакт». Помню портрет знаменитого летчика, его крупное волевое лицо. Под портретом в том же номере помещен наш ответ бывшему курсанту Оренбургского училища. «Летать по-чкаловски, прокладывать маршруты по-беляковски – таков лозунг курсантов нашей школы!… Горе врагам, которые встретятся с сотнями тысяч Чкаловых!»
Через два месяца началось выдвижение кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР. Коллектив нашего училища единодушно назвал имя Героя Советского Союза В. П. Чкалова. Таково было мнение всех, преподавателей и курсантов.
Незаметно, вроде бы сами собой пролетели два года учебы. Наступило время выпуска.
Недели две мы ждали приказа Наркома Обороны о производстве нас в командиры. И вот долгожданный приказ прибыл. В новенькой, аккуратно пригнанной форме мы выстроились во дворе родного училища. Начальник училища торжественно зачитал приказ о присвоении нам звания младших лейтенантов и мы привинтили на петлицы по одному «кубику».
Так началась наша командирская служба в Красной Армии.
По положению нам полагался месячный отпуск. Впервые в жизни я получаю «большие» деньги, покупаю новенький чемодан. В чемодане лежит подарок матери – знаменитая оренбургская пуховая
