Он смотрит на меня, как в цирке смотрят на воздушного гимнаста, работающего без страховки. Только моя гимнастика не воздушная, а мозговая.
– Итак, они подсунули мне ту девчонку. Совершенно очевидно, что она должна была связаться с ними как можно скорее, но не смогла этого сделать, потому что я не отходил от нее ни на шаг, а от мамаши Бордельер она не выходила и не звонила...
– И что из этого?
– А то, – говорю, – что, не получая от нее известий, они постараются выяснить, что с ней стало... Когда они прочтут в завтрашних газетах, что из окна выпала неизвестная молодая женщина, то пошлют кого- нибудь в морг, чтобы проверить, действительно ли речь идет о Рашель. Я дал строгие указания, чтобы не было опубликовано ни одной ее фотографии.
– Я начинаю понимать, куда вы клоните, – шепчет босс. – Очень сильный ход, признаю... Мы установим постоянное дежурство в морге, и всех, кто придет посмотреть на ее труп, будем брать под наблюдение.
– Вот именно! – торжествую я.
– Сан-Антонио, скажите, эта мысль пришла вам до... до того, как вы ее выбросили?
– Да, – отвечаю я, немного побледнев. Патрон встает.
– Снимаю шляпу, – восхищенно шепчет он.
– Это очень подходит к данным обстоятельствам, босс!
Я лежу в своей постели и задаю храпака. Мне снится, что меня взяли на работу в «Фоли- Бержер» делать вместе со звездой шоу пантомиму... Мы стоим за экраном из матового стекла, прожектор светит нам прямо в морду. Я поднимаю страусиное перышко, составляющее ее одежду, и начинаю номер, как вдруг раздается звонок. Это означает: пора на сцену. Но, черт возьми, я же на сцене!
Пронзительный звонок не прекращается. Что там режиссер, чокнулся, что ли? Чтоб он сдох! В этот момент я просыпаюсь и понимаю, что настойчивые звонки издает телефон.
Я в бешенстве тянусь к аппарату, еще окончательно не проснувшись.
Голос я узнаю сразу: шеф.
– Рад, что дозвонился до вас, – говорит он.
– Который час, патрон? – перебиваю я его.
– Что-то около двух.
– Можно задать вам один вопрос?
– Только быстро!
– Вы когда-нибудь спите?
– Нет, и не понимаю, о чем вы говорите, – заявляет он совершенно серьезно. Почти тотчас он мне сообщает: – Утром вы выезжаете восьмичасовым скорым в Страсбур...
– Что-то случилось?
– Странная вещь...
– Она связана с интересующим нас делом?
– Чтобы узнать это, я вас туда и засылаю. Внешне ничто не позволяет делать такие предположения.
– Тогда почему?
Пауза.
– Вы никогда не замечали, что у меня хороший нюх, Сан-Антонио?
– Мы теперь работаем, основываясь на одной интуиции? – спрашиваю я.
Вопрос несколько рискован. Шеф сейчас не в настроении слушать насмешки.
– Да, когда не дают результата логические рассуждения! Зайдите ко мне до отъезда, я дам вам разъяснения.
– Во сколько?
– Скажем, в шесть.
– Хорошо. А дежурство в морге?
– Положитесь на меня. Я пошлю туда серьезных парней. Спокойной ночи.
И кладет трубку.
Щелчок гулом отдается у меня в ухе. Я кладу трубку.
По-моему, в тот день, когда я поступил в Секретную службу, мне следовало отправиться ловить китов на Новую Землю!
Часть вторая
Глава 1
Маленький старичок с физиономией лакея на пенсии заканчивает свой йогурт, жеманничая, как стареющая поэтесса, затем вытирает тонкие губы, приглаживает прилипшие к бледному черепу оставшиеся четырнадцать волосков и спрашивает:
– А вы знаете анекдот про человека, купившего своим детям хамелеона?
Поскольку я не знаю, то отвечаю «нет», а поскольку хорошо воспитан, то не добавляю, что не имею ни малейшего желания его узнать...
Мне надо подумать, а он может идти со своим хамелеоном к чертовой бабушке.
Мы проехали только Бар-де-Дюк, и старикашка хочет как можно дольше посидеть в вагоне-ресторане и окончательно затрахать своего визави.
– Так вот, – начинает он, – один человек покупает своим детям хамелеона, чтобы показать, как это животное меняет свой цвет.
– Очень интересно, – говорю я, погружаясь в океан мыслей...
– Он кладет хамелеона на красную тряпку, – продолжает старикан.
– Кто? – рассеянно спрашиваю я.
Старикашка с четырнадцатью волосками ошарашенно выпучивает глаза.
– Ну... тот человек, – бормочет он.
– Какой человек? – продолжаю я, думая совсем о другом.
– Ну тот, что купил своим детям хамелеона...
Я возвращаюсь на землю, если так можно выразиться, поскольку нахожусь в скором поезде/несущемся по лотарингским равнинам со скоростью сто сорок километров в час.
– Ах да...
Старичок приглаживает свою шевелюру... Я смотрю на его чайник и спрашиваю себя, действительно ли это волосы или он каждое утро рисует себе эти линии тушью.
– Он кладет хамелеона на красную тряпку, и хамелеон становится красным, – продолжает он. – Кладет на черную – хамелеон становится черным... Кладет на кусок шотландской ткани, и... хамелеон взрывается.
При этом старичок начинает хохотать.
– А дальше? – спрашиваю я.
Он становится унылым, как фильм Бунюеля.
– Вы не поняли?.. Хамелеон взорвался... Взорвался потому, что его положили на шотландку – ткань в разноцветную клетку.
Он снова смеется, надеясь заразить меня своим весельем.
– Очень смешно, – мрачно говорю я.
Это его обескураживает. Он насупливается, а я пользуюсь этим, чтобы обдумать свои дела.
Смотрю на котлы: одиннадцать часов. В Страсбур мы приедем сразу после полудня... Только бы успеть! Обидно проделать такой путь за просто так...
Я знаю, что дорога каждая минута. Так сказал большому боссу врач. Наш клиент не доживет до конца дня. Если к моему приезду в нем останется хоть атом жизни, я должен буду во что бы то ни стало вырвать у него его секреты...
Дело началось бестолково, как и всегда...
Один тип, живший в гостинице в Страсбуре, попал в больницу с острым приступом полиомиелита. Его сразу сунули в «стальное легкое». Случилось это вчера вечером. Спасти его уже невозможно, тип вот-вот загнется, если это уже не произошло.
Дирекция отеля собрала его багаж, чтобы отправить в больницу. Среди персонала гостиницы оказался
