большой шкаф, с сигаретами, иллюстрированным журналом и бутылкой мюскаде.
Теперь мне остается только ждать. Пинюш записал себе номер этого заведения и должен мне позвонить ровно в девять.
Действительно, едва я успеваю сесть верхом на стул, как начинает дребезжать звонок. Снимаю трубку. Тишина, следующая за моим жестом, – это уже Пино. Я слышу его астматическое дыхание.
– Рожай, старый хрен, – ворчу я.
– А, это ты, – говорит он.
– Не теряй время, – отвечаю. – Я узнал тебя еще до того, как ты открыл рот!
– Как?
– По запаху лука. Ты опять жрал на завтрак селедку?
– Да, – признается мой достойный коллега.
– Ну, так что у тебя нового? Он издает носом стон.
– У моей жены был приступ острого ревматизма... Я всю ночь не мог заснуть...
– Я тебя не о том спрашиваю, болван! Что происходит на почте?
– Ничего особенного, – отвечает он. – Все как обычно.
– Кто-нибудь поджидает у окошка «До востребования»?
– Тут стоит очередь. Довольно много народу...
– Присмотрись к ним повнимательнее. Если кто задержится после своей очереди, не теряй его из виду. Держи меня в курсе, ясно?
– Понял.
Я вешаю трубку и наливаю себе солидную порцию вина, чтобы развеять черные мысли.
Четверть часа спустя Пинюш звонит снова и говорит, что +очередники; ушли. В ту секунду, что он докладывает, у окошка нет ни одного человека.
– Должно быть, у них вообще бывает мало народу, – высказывает он предположение. – Вот в отделении на улице Анжу, например... О! – перебивает он сам себя. – Клиент... Подходит к окошку...
– Что он делает?
– Просит выдать ему посылку. Кажется, служащая из окошка «До востребования» также выдает не полученные вовремя посылки и бандероли.
– А теперь?
– Он расплачивается...
– А сейчас?
– Уходит...
– Больше на горизонте никого?
– Старая дама получает перевод, и молодой человек заказывает телефонный разговор с Монтаржи...
– И все?
– Да. Слушай, Сан-А...
– Что?
– Я задыхаюсь в этой конуре! Представь себе, я сегодня надел толстый свитер!
– В такую теплынь?
– Ты же знаешь, в марте и апреле погода неустойчивая...
Не дав ему закончить, я вешаю трубку и, наведенный на это упоминанием названия текущего месяца, начинаю напевать «Апрель в Португалии».
Новая четверть часа ожидания. Мои часы показывают полдесятого. Телефон снова затягивает свою арию.
– Алло!
– Месье Дюпоншель? – спрашивает женский голос.
– Чего?
– Это кафе Дюпоншеля?
– А! Простите... Что вы хотите?
– Поговорить с месье Дюпоншелем.
– Он уехал закупать устрицы.
– Куда?
– Кажется, в Маренн.
Баба начинает брюзжать, но я спешу повесить трубку. Сейчас не время давать какой-то идиотке, способной часами трепаться по телефону, занимать линию.
Новый звонок. На этот раз звонит Пинюш. Он тяжело дышит.
– У меня начинает кружиться голова, – сообщает он.
– У меня тоже. Дальше что?
– По-прежнему ничего. Здесь никто не поджидает... Тут только настоящие клиенты. Они уходят, сделав то, зачем приходили...
Разочарование сминает мне душу, как шелковую бумагу.
– Продолжай смотреть в оба, Пинюш! Никогда не знаешь...
– В котором часу должна прийти малышка Маргарита?
– Около десяти...
– Я еще никогда не ждал женщину с таким нетерпением...
– Не остри, у тебя и так мозги разжижаются! О! Что я подумал... Рядом с окошком нет какого-нибудь рабочего?
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– Часто на людей, чье присутствие кажется естественным, не обращаешь внимания... Они словно сливаются с окружающей средой, как хамелеоны. Понимаешь?
Он усмехается:
– У меня достаточно хорошие глаза, чтобы заметить этих хамелеонов, Сан-Антонио, не беспокойся!
Мы временно прекращаем беседу. Я добиваю бутылочку белого.
В этом закутке я себя чувствую, как рыба в стакане для зубного протеза. Нервозность вызывает у меня дрожь, чувствую, что лоб взмок от пота. Недалеко от моего укрытия бездельник, прикативший во Францию из-за океана, терзает электрический биллиард, пытаясь его заставить выплюнуть крупный выигрыш! Этот козел принимает аппарат за боксерскую грушу и лупит по нему сжатыми кулаками. Цифры мелькают на экране со скоростью, превышающей звуковую. Наконец раздается жуткий грохот, который, сам не знаю почему, заставляет меня подумать о взбесившихся роботах!
Мюскаде с опозданием вызывает у меня урчание в животе. Сегодня оно оказалось недостаточно сухим. Я с грустью массирую пузо. Телефон заливается снова. На этот раз звонил молочник, желающий узнать, сколько порций йогурта должен доставить к полудню. Я ему говорю притаранить двенадцать тысяч и, поскольку он выражает сильное удивление, объясняю, что у «нас» сегодня банкет вегетарианцев.
Расстаюсь с ним нажатием пальца на рычаг телефона и за время новой паузы успеваю выкурить три сигареты. Шкаф, где я пребываю, прокурен, как Дворец спорта в день матча по боксу.
Я не свожу глаз с куска эбонита, периодически доносящего до меня тусклый голос Пинюша. О господи, неужели ничего не произойдет! Весь этот тщательно подготовленный спектакль ничего не даст! Я начинаю беситься.
Ларут будет считать меня лопухом. На этот раз я точно окажусь по уши в зловонной субстанции, выставленный на всеобщее посмешище.
Звонок!
Пинюш откашливается в трубку.
– У меня спазмы в желудке! – объясняет он. Я жду продолжения, надеясь услышать нечто более важное.
Он продолжает:
– По-прежнему ничего особенного не замечаю. Сейчас уже начало одиннадцатого и... Молчание.
– Эй, ну что там?
