– Ни малейшего! – подтверждает ББ.
– Эти мерзавцы вас усыпили по пути туда, но на обратном пути они вам лишь завязали глаза... Слушайте меня внимательно, Берта. Слава Богу, что вы исключительно умная женщина!
Ну вот, готово! Ее сиськи начинают играть и вздыматься. Я продолжаю ей безбожно льстить, слишком хорошо зная, что лесть оборачивается сторицей. Чем человек глупее, тем легче его околпачить, убеждая в том, что он Феникс (бесплатная реклама для страховой компании «Феникс»).
Доброй китихе уже не сидится на месте, и от этого рессоры машины стонут, как подвергнутые истязанию рабы.
– И, поскольку вы обладаете исключительным умом, мы можем обратиться к методу дедукции. Следуйте за моей мыслью и развивайте ее. Если вас привезли в этот парк, то, вероятно, дом, в котором вас держали в заключении, находится где-то недалеко. Вас бы не усыпляли в Мэзон-Лаффите, чтобы везти в Венсенский лес, не так ли?
– Это сама очевидность, – соглашается мадам Берюрье, которая склонна к припадкам ярости.
– Прекрасно...
На заднем сиденье Толстяк храпит, как вертолет, набирающий высоту.
In petto13 я говорю себе (по-латыни, заметьте), что у него, наверное, полипы, которые следовало бы удалить немедля.
– Дорогая Берта, мы сейчас проведем с вами первый эксперимент.
О какая же она сладострастная! Взгляд, который она бросает на меня, уже сам по себе изнасилование.
Эта женщина, распахивающая целину мужских плавок, покорена моим превосходством, моей личностью и моей смазливой физиономией. Я уверен, что она отдала бы свой нож для разрезания торта с ручкой из чистого серебра за ночь любви со мной. И была бы права.
Попытайтесь-ка провести ночь любви с ножом для торта, прежде чем бросить в нее первый камень.
– Говорите! Говорите! – умоляет она.
Просто удивительно, как возбуждение преображает лицо женщины. Если бы она весила на сто килограммов меньше, она была бы почти желанной.
– Вы сейчас закроете глаза... или еще лучше я их вам завяжу...
Поскольку мой носовой платок не соизмерим с окружностью ее головы, я бужу Берю, чтобы попросить у него. Он протягивает мне что-то дырявое, серое и липкое, чем я отказываюсь воспользоваться. В конечном свете я накладываю на опущенные веки подопытной морской свинки мой галстук.
– Теперь, Берта, я буду возить вас по парку... Сосредоточьтесь (согласитесь, это хороший совет, когда его дают особе ее комплекции) и попытайтесь восстановить в памяти ощущения, которые вы тогда испытывали...
Мы разъезжаем под кронами деревьев, основательно ощипанных ноябрем.
По истечении десяти минут поворотов, разворотов, петляний я останавливаюсь. Берта возвращает мне галстук и погружается в размышления.
– Ну как? – подгоняю я ее.
– Так вот, – говорит она, – вначале мы так же петляли, делая резкие виражи из-за многочисленных аллей...
– В течение какого времени?
– Недолго... и проделали мы это два или три раза.
– Следовательно, дом находится где-то на окраине парка...
– Может быть...
– А потом?
По тому, как ее физиономия трансформируется в аккордеон, я сужу об интенсивности ее умственных усилий.
– Мы поехали по прямой линии, и это, должно быть, было около Сены.
– Почему вы так думаете?
– Я слышала гудки баржи. Это было совсем рядом с дорогой, по которой мы ехали...
Я резюмирую:
– Стало быть, дом находится на краю парка недалеко от Сены. Вы видите, что мы продвигаемся вперед в наших рассуждениях.
Толстяк трогает меня за плечо:
– О тебе могут говорить все, что угодно, Тонио, но, что касается мозгов, тебе бояться некого.
Я барабаню пальцами по рулю, глядя на опавшие листья, которые гонит по аллее шаловливый ветерок.
– Я вот о чем думаю, Берта...
– О чем?
– Вас вывозили в той же американской машине, в которой и привезли сюда?
– Нет, – говорит она, – подумать только, в самом деле...
– Во второй раз они взяли небольшой грузовичок, не так ли? Она буквально поражена, добрая душа.
– Откуда вы знаете?
– Божественная простота, не могли же они прогуливаться в обычном автомобиле с дамой с завязанными глазами. Это привлекло бы внимание.
– Совершенно верно! – соглашается инспектор Берюрье, прикуривая изорванную сигарету.
– Это была марка «403», – уверяет она. Я снова завожу свой болид и медленно еду в направлении Сены.
– Когда вы вышли из той комнаты, вам пришлось спускаться по какой-либо лестнице?
– Да.
– Длинной?
– Лестница связывала два этажа.
– Комната, в которую вас поместили, была мансардной?
– Нет.
– То есть дом, по меньшей мере, трехэтажный плюс чердак?.. Должно быть, это большой особняк... В домах такого типа обычно имеетс крыльцо. Было ли там крыльцо?
– Конечно! Меня поддерживали под руки, пока я спускалась. Там было шесть-восемь ступенек... Я улыбаюсь.
– Мы находимся близко к цели, дети мои... Берта, вы удивительная женщина. Как я завидую этому мерзкому субъекту, который развалился на заднем сиденье! Как такой малоинтеллигентный тип мог соблазнить женщину вашего уровня!
– Может, хватит, а? – ворчит Толстяк.
Наша красавица более не колеблется. Принимая мой комплимент как намек на близость, она начинает тереться своим коленом регбистки о мою ногу, вследствие чего я резко нажимаю на педаль акселератора. Машина делает рывок вперед. Толстуха от резкого толчка заваливается на меня:
– Послушайте-ка, Тонио, – щебечет она, – это мне кое-что напоминает... Едва мы покинули территорию особняка, как грузовик сильно тряхнуло, как будто он наехал на водосточный желоб...
– Это тоже небезынтересная деталь. Продолжайте, и картина таинственного дома еще больше прояснится. Мы с вами пришли к трехэтажному особняку на краю парка у Сены. И дорога к нему заканчивается водосточным желобом... И еще – когда вы были заперты, вы, я думаю, пытались смотреть сквозь щели закрытых ставен?
– Это было невозможно, потому что там были не обычные ставни, а деревянные жалюзи, которые сворачиваются вверх. Мои жалюзи были закреплены внизу навесным замком...
Я бы расцеловал ее, если бы не опасался оцарапаться о ее кактусы.
– Десять из десяти, Берта! Вы мне сейчас дали новые важные уточнения: на окнах нужного нам дома – не ставни, а жалюзи... Теперь можно начать серьезные поиски, ты не думаешь, Берю?
Толстяк молчит. Обернувшись, я констатирую, что он снова дрыхнет.
