кичилась своим дворянством», — говорит Сервантес, и, как добрая дворянка, сговорилась потешиться с погонщиком и «удовлетворить его желания» — его, не свои. Она «отдать хотела то, что природа ей вручила в дар».69
Поверьте, мало сыщется страниц целомудреннее. Мариторнес не продажная девка, которая торгует своим телом, чтобы не работать или повинуясь чужой воле; и она не совратительница, которая завораживает мужчин, распаляя в них желания, чтобы сбить с пути и отвратить от труда: она попросту и всего–навсего служанка на постоялом дворе, работает, и делает свое дело, и облегчает муки путникам, избавляя их от тягот, дабы, освободясь от бремени, могли они продолжать путь. Не распаляет она желания, а гасит те, которые распалили либо другие женщины, не такие бескорыстные, либо позывы плотской жизни. И поверьте: пусть это грешно, но еще грешнее распалять желания намеренно, из любви к искусству, как то в обычае у кокеток, и притом не гасить их; гасить желания, которые разожгла другая, — меньший грех. Мариторнес грешит не из праздности и сребролюбия и не от похоти; а стало быть, почти что и не грешит. Не пытается жить, не работая; не пытается соблазнять мужчин. И в глубине души чиста при всей своей грубой нечистоте.
И она была добра к Санчо, который «выехал со двора, весьма довольный тем, что ничего не заплатил».
Главы XVIII, ХIХ и XX
И Дон Кихот вернулся к источнику, дарующему крепость и духу, и телу, а источник этот — способность принимать молодчиков, которые избивают вас либо подбрасывают на одеяле, за «призраков и выходцев с того света». Не приходи в гнев из?за того, что может приключиться с тобой в этом мире обманчивых видимостей, дожидайся, когда окажешься в мире сущностей, либо укройся в пропасти своего безумия. В этом и состоит истинная и глубокая вера. А у Санчо она ослабла, ибо принял он своих мучителей за людей из плоти и крови лишь потому, что слышал, как они называют друг друга по имени; и этого было довольно, чтобы он предложил своему господину вернуться домой, тем более что как раз подоспело время жатвы.
Рыцарь стал укреплять его в вере, на что Санчо возражал, ссылаясь на свидетельство собственных глаз и ощущения собственных боков, но Дон Кихот повел речь об Амадисе, и оруженосец притих. И правильно ты сделал, Санчо, ибо следует тебе усвоить: когда обижают нас, либо оскорбляют, либо подкидывают на одеяле, стоит лишь подумать, что обидчики всего лишь призраки, и злость наша сходит на нет, и мы почти что исцелились. Вспомни, враги твои все равно умрут.
И тут произошло приключение с двумя стадами овец, которых Дон Кихот принял за два войска и описал так досконально, как дано только тому, кто таит внутри себя истинный мир. А добряк Санчо, погруженный в другой мир, в мир видимостей, в мир, где вас подбрасывают на одеяле люди из плоти и крови, ничего не увидал, «может статься, из?за волшебства». О великолепный Санчо, какое преизобилие веры скрыто в этом твоем «может статься»! С двух этих словечек: «может статься» — начинается вера, несущая спасение: кто сомневается в том, что видит, в конце концов начинает верить в то, чего не видит и не видел сроду, пусть хоть в самомалейшей степени. Ты, Санчо, слышал одно только блеянье овец и баранов, но не зря сказал тебе твой господин: «Страх, обуявший тебя, мешает тебе, Санчо, правильно видеть и слышать».
Да, страх, только страх смерти и жизни мешает нам правильно видеть и слышать, то есть вглядываться и вслушиваться в суть, в субстанциальный мир веры. Страх прячет от нас истину; и тот же страх, дошедший до степени смятения, нам ее открывает.
Дон Кихот повелел Санчо отойти в сторонку, ибо тот, кто видит лишь телесными очами, оказывается в приключениях не столько подмогою, сколько помехой, и, презрев вопли земного здравого смысла, ринулся на рать Алифан- фарона Трапобанского. И истыкал копьем баранов в свое удовольствие, наподобие того, как Писарро и его молодчики истыкали копьями в коррале Кахамарки прислужников Атауальпы,70 которые даже не защищались. Не то что пастухи трапобанцев, те забросали Дон Кихота каменьями, да так, что он слетел с коня.
При этом Рыцарь всем своим телом снова соприкоснулся о землею и при этом соприкосновении, подобно Антею,71 восстановил свои силы. И когда он лежал на земле, глас здравого смысла — устами Санчо — вновь стал порицать его и объяснять, что сражался он с овцами, но Дон Кихот сумел противопоставить свою веру козням нечистой силы, его преследовавшей. И он утешил Санчо — а вера Санчо снова слабеет — евангельскими словами.
А затем выпало им на долю приключение с мертвым телом, и прелесть этого приключения в том, что вначале при виде фантастического шествия у Дон Кихота волосы на голове стали дыбом, но зато потом ему удалось побороть страх, вызванный фантастикой, — реальность?то в нем страха не вызывала — и, словно в награду за эту победу, обратить в бегство людей в балахонах, каковые приняли Дон Кихота за дьявола и выходца из ада. Фантастику побеждают с помощью фантастики; и с помощью страха — тех, кто пытается нагнать страху на других. Да и страх сам по себе доходит до такого накала, что если не убивает свою жертву, то сублимируется и, пройдя стадию смятения, претворяется в мужество.
Вот тогда?то, во время фантастического приключения, Санчо и дал Дон Кихоту прозвище «Рыцарь Печального Образа».
А потом они выехали на просторную лужайку, и там выпало им на долю приключение с молотами сукновальни, когда Дон Кихот высказал намерение погибнуть, дабы удостоиться права называться слугою своей госпожи Дульсинеи, Дарующей Славу. А шаткая вера Санчо вложила в уста ему трогательные речи, коими попытался он отвратить своего господина от сего намерения; и поскольку от речей толку не было, пустился на хитрость, спутав Росинанту задние ноги. И тут произошло все прочее, рассказанное Сервантесом, а потом наконец рассвело, и Рыцарь с оруженосцем увидели причину устрашающего грохота, и Санчо вздумал поиздеваться над своим господином, за что и схлопотал два удара копьем и впридачу должен был выслушать исполненные глубокого смысла слова: «Потому?то я и не шучу, что вы шутите». И Рыцарь добавил: «Подойдите?ка сюда, господин шутник. Если бы вместо валяльных молотов перед нами оказалось бы какое?нибудь другое опасное приключение, неужели вам кажется, что я не проявил бы достаточно мужества, чтобы начать и закончить это дело? Неужели я, рыцарь, обязан разбираться в звуках и определять, валяльные это молоты или что другое?»
Тут все ясно. Чтобы восстановить попранную справедливость, и воскресить рыцарство, и утвердить торжество добра на земле, вовсе не нужно разбираться в звуках и уметь опознать грохот валяльных молотов; да, к слову, Санчо, покуда темно и покуда ему боязно, тоже не в состоянии опознать этот грохот, а ведь звук он слышит, мог бы понять, что это валяльные молоты, и по звуку, не видя их. Умение такого рода не имеет никакого отношения к героизму: да, впрочем, и остальные знания, кои продаются в наших краях, ничего не прибавят к тому количеству добра, что есть на свете. С Рыцаря довольно того, что он прислушивается к биению своего сердца, и внемлет его стуку, и умеет опознать эти звуки.
Это донкихотовское учение следует проповедовать в наши дни, когда сан- чопансисты, знай, твердят, что самое основное — научиться опознавать звуки и отличать, какие именно производятся валяльными молотами, но не замечают, что сам Санчо тоже не отличает их от прочих звуков — в ночную пору и покуда ему боязно. Чтобы успокоиться и расшутиться, Санчо должен увидеть причину, вызывающую звуки: увидеть воочию; в ночной темноте Санчо не решается отойти от своего господина, потому что боится устрашающих звуков, а поскольку боится, то не может распознать их происхождение; когда же он видит орудия, производящие эти звуки, то начинает издеваться над своим господином. Таков уж санчопансизм, как он там ни зовись: позитивизмом ли, натурализмом или эмпиризмом:72 все дело в том, что едва пройдет страх, как начинаются шуточки над донкихотовским идеализмом.
С какой стати Дон Кихот, будучи тем, что он есть, а именно Рыцарем, должен разбираться в звуках? «Тем более, — замечает он далее, — что, говоря по правде, я в жизни своей никогда их не видывал, тогда как вы, презренный мужичина, родились и выросли среди подобных предметов. Нет, вы лучше сделайте так, чтобы эти шесть молотов превратились в шесть великанов и чтобы они по очереди или все вместе полезли
