мировую экономику и потому сможет стать работоспособным.
Это – «Большая десятка». Соответственно, в «Большой двадцатке» половина членов являются лишними по определению. Кроме того, совершенно непонятно, что там вообще делают международные финансовые организации. Ведь в них все относительно влиятельные страны уже представлены – зачем же нужно двойное представительство? Чтобы теперь еще и организационно превратить международную бюрократию, на самом деле ни в коей мере не отвечающую за последствия своих действий, в самостоятельную глобальную силу?
Кроме того, не стоит забывать, как именно возникла «Большая двадцатка». В 2008 году, когда стало ясно, что под угрозой сама мировая финансовая система, понадобилось срочно собрать лидеров ключевых стран, но, понятно, по объективному критерию. Самым логичным было бы просто раскрыть статистический справочник и выделить страны, которые до перехода глобального кризиса в открытую фазу обладали ВВП выше определенного уровня: при ВВП выше триллиона была бы «Большая дюжина», выше 0,8 трлн долл. была бы «джи-16», ну и т. д.
На «двадцатке» остановились не только потому, что это круглое число, которое легко запомнить и легко произнести. Для ее формирования взяли – похоже, что в в панике, – уже имеющееся объединение стран, может быть, даже вообще первое, которое пришло в голову. Только не смейтесь, это правда: на мировом уровне совершаются иногда феерически глупые вещи.
Но возвращаемся к «Большой двадцатке». Это клуб должников и кредиторов по итогам кризиса 1997– 1999 годов.
По степени разумности его формирование можно было бы сравнить с тем, как если бы люди начали совместно управлять своими финансами, объединившись потому, что десять лет назад одни из них давали в долг деньги другим. Потом должники как– то рассчитались с кредиторами, отношения сохранились – и вот в кризис про это вспомнили и решили совместно поуправлять финансами… при абсолютном различии как уровня доходов, так и моделей поведения.
На бытовом уровне это невозможно себе даже представить.
А на уровне глобальной политики именно так и происходит.
И вот, сформировав «Большую двадцатку» столь экзотическим образом, представители развитых стран с искренним изумлением обнаружили, что возлагавшиеся на нее надежды оказались напрасны: она не может работать.
В самом деле, ну кто бы мог подумать!
За прошедшие с момента осознания недееспособности «Большой двадцатки» годы вполне можно было – хотя бы в рамках все той же «двадцатки» – выработать формализованные механизмы принятия решений или хотя бы создать постоянный институт экспертов. Ведь когда на глас вопиющего в пустыне не обращают внимания – это обидно для руководителя страны, но экспертам попадать в такую ситуацию не зазорно. Было бы логично, если бы члены «Большой двадцатки» создали по образцу «Большой восьмерки» институт специальных уполномоченных – «шерп» или какой-то постоянный орган (например Секретариат), который сближал бы их позиции и готовил решения.
Это было бы самым логичным путем развития «Большой восьмерки», но ее недееспособность проявилась и в том, что она пошла качественно иным путем: ее члены просто стали чаще встречаться. Раз в полгода.
Впрочем, в условиях кризиса, когда все быстро меняется, это было естественно. Особенно когда первый саммит «двадцатки» не принес никаких результатов и ее членам стало откровенно страшно от осознания «глобальной турбулентности» и «беспрецедентной неопределенности», как это потом было названо…
Кризис «Большой двадцатки» проявляется и в неадекватном пиаре
Пиарщики и спичрайтеры часто ведут себя поразительно непрофессионально.
Это ж надо додуматься: выпустить официальное заявление о том, что президент России Медведев выступил на саммите, посвященном проблемам глобальной финансовой стабилизации, с докладом о малом и среднем бизнесе! Они бы еще добавили – по принципу «в огороде бузина, а в Киеве дядька».
С другой стороны, руководитель страны, у которой с малым и средним бизнесом все очень скверно, в официальном интервью разъясняет, что привязал эту тему к соглашению, которое резко ужесточает нормативы банковской деятельности. И на самом деле это правильная, хорошая, конструктивная идея, потому что ужесточение банковских нормативов сократит кредитование, и по малому и среднему бизнесу это ударит в первую очередь.
Это действительно важная тема – может быть, она не связана непосредственно с темой конкретно данного саммита, но она важна, и ее можно обсудить. И дальше в официальном сообщении говорится, что это вызвало большую заинтересованность, живую дискуссию… – но о результатах этой дискуссии не сообщается ничего.
Это азбучная истина, известная всякому мало-мальски разбирающемуся в рекламе (или хотя бы самостоятельно задумывающемуся о ней): сообщая о заинтересованном обсуждении – обязательно хоть что-то говорите и о его результате. Иначе вы своим сообщением создадите у аудитории устойчивое ощущение крайне неблагоприятных для себя итогов этого обсуждения.
Казалось бы, чего проще: добавьте в официальное интервью Медведева одну-единственную строчку: что по итогам обсуждения соответствующие предложения поручили проработать экспертам. И все было бы в порядке.
Но у этих российских (а может быть, и не российских, а у нанятых за нереальные деньги для «улучшения имиджа Российской Федерации») «эффективных манагеров» даже строчки не нашлось лишней для президента Всея Руси!
Впрочем, еще меньший профессионализм демонстрируют специалисты по связям с общественностью «Большой двадцатки».
Сопоставьте только два основных сообщения, которые дают общественности практически все участники последнего, сеульского, саммита.
Первое: мы наконец-то научились договариваться, и это очень хорошо. Второе: в кризисе договариваться было легко, а теперь кризис прошел, и все начали капризничать.
Эти утверждения несовместимы, ибо полностью противоречат друг другу. Одновременная их передача, часто одними и теми же людьми, производит впечатление бюрократического разрыва того, что осталось от мозга, и вызывает устойчивое ощущение, что члены «Большой двадцатки», похоже, действительно осточертели друг другу. Возможно, именно поэтому они решили провозгласить, что кризис заканчивается и что в следующий раз встречаться можно не через полгода, как они уже привыкли, а только через год.
Весьма интересно, что мировое общественное мнение, похоже, стосковавшееся за два десятилетия «разгула демократии» по «твердой руке», настойчиво ждет от «Большой двадцатки», как до нее от «Большой восьмерки», конкретных и обязательных для всех решений, не понимая, что принятие таких решений совершенно не является формой работы подобного сообщества.
«Большая восьмерка» управляла на первом этапе своего существования, кстати, довольно эффективно, не путем директивных мер и указаний, а при помощи формирования «повестки дня», то есть определением круга проблем, которые считаются главными и которые пытаются решить в первую очередь.
Это очень эффективный способ управления, хотя и не прямой. В самом деле: формирование повестки дня предопределяет тем самым и совокупность мер, которыми эту повестку дня будут пытаться решать. Будут эти меры успешными или нет – не столь и важно: предопределяется характер и направленность общих действий, а они, в свою очередь, автоматически определяют, кто будет главным.
Потому что, если одна и та же группа людей соревнуется в поднятии тяжестей, у них будет один
