видоизменение затвора — это затвор в столпе. Такими подвижниками были Кирилл Туровский, Никита Переяславский (XII в.). Первый раньше занятия епископской кафедры в Турове подвизался в одном монастыре и, желая больших подвигов, затворился на некоторое время в столпе,«постом и молитвою тружаяся»и занимаясь литературными работами [331]. Второй был родом из Переяславля Залесского; сделавшись сборщиком податей, сильно притеснял народ. Так прошло много лет. Раз услышал он в церкви слова пророка Исайи:«Изымайтеся и чисти будете, отъимите лукавства от душ ваших… Взыщите суя избавите обидимаго, судите сиру и оправдите вдовицу… Аще же не хочете, ниже послушаете мене, меч вы пояст»(Ис. 1: 16—21); Никита вспомнил свое поведение: сильно возбужденный пришел он домой, но беспокойство не покидало его ни ночью, ни на другой день. Чтобы развлечься, он пригласил к сев на вечер гостей. Жена стала готовить угощение. Куски мяса, обмываемые ей казались членами человеческого тела: пены и крови она никак не могла смыть с них. Испуганная жена позвала мужа. Он увидел то же. Это так повлияло на него, что он ушел в близлежащий монастырь и просил игумена принять его. Тот наложил на него испытание. Никита целый день стоял у монастырских ворот и каялся пред всеми проходившими; затем на другой день, раздевшись, сел в болото и отдал тело свое на растерзание насекомым. Окровавленным нашли его иноки и приняли в монастырь. Здесь он наложил на себя вериги и затворился в столпе [332]. Представителями постничества являются отчасти преподобный Феодосии и Исаакий Печерский и особенно Прохор Лебедник (XI–XII в.). Уроженец смоленский, он подвизался в Киево–Печерском монастыре. Пищей его служили просфора и лебеда, из которой он приготовлял хлебы. Юродство налагали на себя Исаакий Печерский и Авраамий Смоленский. После первого затвора, оправившись от болезни, Исаакий несколько времени ходил в рубище, в протоптанных черевьях, нарочно досаждал игумену, братии и мирянам, так что получал иногда побои; ходил по миру, притворяясь глупцом; надевал иноческое облачение на детей, приходивших в монастырь, и за это терпел от их родителей и игумена. Авраамий Смоленский юродствовал в дни своей юности, ходя по улицам города, как нищий, в худой одежде [333].
Содержание монастырей обеспечивалось как трудами самих иноков, и, главным образом, добровольными приношениями мирян. Князья и другие лица наделяли монастыри недвижимыми имениями, например Ярополк Изяславич (XI в.) пожертвовал Киево–Печерскому монастырю три волости — Небльскую, Дерьвскую и Лучскую — и село около Киева [334]; дочь его — 5 сел с челядью, Ефрем, епископ Суздальский, дал ему подворье в Суздале с селами [335]; Антоний Римлянин сам наделил основанный им монастырь селом Волховским и тоней в Волхове, купив их на собственные деньги; то же еде Варлаам Хутынский по отношению к своему монастырю. Князья иногда же вовали в пользу монастырей и часть своих княжеских доходов; напри»Юрьеву Новгородскому монастырю Мстислав Владимирович (XII в.) от»вено вотское»(княжеские пошлины с браков в Вотской области) и»осей полюдье»(осенний княжеский сбор с удела). Часты бывали денежные жертвования и доходили иногда до крупных размеров: Глеб Всеславич, пример, дал Киево– Печерскому монастырю 600 гривен серебра и 50 — золота (около 20 тысяч рублей) [336]; случались и вещественные приношения хлеба, вина и проч. [337]. Были, наконец, вклады — поминовенные и монашеские. Благодаря всему этому некоторые монастыри, как, например Кие Печерский, сделались очень богатыми.
Отчасти от этого, отчасти же от уважения, которое питали к иночеству миряне, к концу домонгольского периода явились недостатки в монашеской жизни. Миряне, устраивая у себя в домах пиры, приглашали сюда и монахов. Некоторые делали так очень часто. Вот что, например, говорит летопись о Ростиславле Киевском (XII в.): он имел обычай каждую субботу и воскресение Великого поста приглашать к себе и угощать игумена и 12 иноков Киево–Печерского монастыря; в Лазареву же субботу — черноризцев из всех монастырей; а в следующие дни года угощал печерскую братию по средам и пятницам [338]. Иногда такие пиры устраивались даже в стенах монастыря, и миряне, устраивая пиры, старались превзойти друг друга роскошью стола [339]. Привыкая к пирам, иноки переставали довольствоваться общей трапезой и с дозволения начальства стали держать по кельям частную пищу и имущественную собственность, распоряжаясь последней по своему желанию, или же — по дать стены монастыря и скитаться по миру. То и другое замечается даже в Киево–Печерском монастыре [340]. Мирской дух, таким образом, вносился в среду монахов. Особенно сильно чувствуется он с XII века, когда князья и богатые люди стали искать схимы и пострижения, как чего–то действенного самого по себе.
Что монахи не разрывали связи с миром, как того требует восточный устав, видно и из того значения, какое имели монастыри в домонгольский период. К игуменам часто обращаются князья, прося у них благословения на какое–либо предприятие, игуменов посылают они, как и епископов, в качестве официальных послов при переговорах друг с другом, от игуменов принимают они советы и ходатайства: монастыри открывают богадельни и частной милостыней помогают бедным (Киево–Печерский монастырь при преподобном Феодосии); монастыри привлекают к себе народ на богомолье; из монастырей выходят миссионеры (Кукша, Никон, Герасим и др.); в монастырях открывают свои беседы с народом учительные монахи и просвещают целые толпы (Авраамий Смоленский и Никита Печерский); монастыри заводят библиотеки и дают своим инокам средства к просвещению. Путем пожертвований и значительных трудов собираются иногда довольно большие библиотеки, как, например в Киево–Печерском монастыре, так что иноки его могут приобретать высокую начитанность и заниматься литературным делом. Пример первого летописца ясно свидетельствует об этом. Из монастырских стен! за домонгольский период вышло сравнительно много произведений [341].
Период северно–русской митрополии (1237—1588 гг.)
Глава I. Распространение христианской веры[342]
§ 1. Подобно жестокой буре, пронеслись по России полчища татар. Падали города, разграблялись, разрушались и сжигались храмы и монастыри, уничтожались христианские святыни и богослужебные книги, убивались или отводились в плен жители. Вместе с князьями, боярами и простолюдинами гибли епископы, пресвитеры и иноки (Митрофан, епископ Владимирский, Симеон, епископ Переяславский, Порфирий, епископ Черниговский, преподобные Лукиан и Памво Печерские, Пахомий Богородицерождест–венский, архимандрит Феодосии, игумен Спасский и др.). Иногда пленникам предлагали дружбу Батыя при условии отречения их от христианской веры или исполнения языческих обрядов, и когда те отказывались, умерщвляли их [343]. Но все это не было следствием религиозного фанатизма татар; скорее, это было выражением обычного для восточных кочевников способа ведения войны. Поэтому–то, когда промчалась буря и полчища осели на Волге, Русь снова вздохнула свободно, и как гражданская, так и церковная жизнь в ней пошла по–прежнему. Монгольские ханы предоставили ей свободное течение, только требовали себе дани, вызывали к себе князей и митрополитов и изредка делали набеги на пределы России. По отношению к христианской вере они были терпимы. К этому обязывала их Яса или Книга запретов великого Чингис–хана, которая требовала от всех ханов одинакового уважения к различным религиям и которую клятвенно обещали исполнять все ханы из опасения в противном случае лишиться престола. Поэтому–то монгольские императоры и ханы Золотой Орды никого не принуждали к отступлению от христианской веры или закона [344], на глазах у себя терпели христианское богослужение и перед дворцом своим христианскую часовню, некоторые (Гаюк)даже выдавали содержание христианским священникам, сами соблюдали обряды и присутствовали при богослужении христиан. О Кублае, например, один очевидец рассказывает следующее в праздники Пасхи и Рождеству Христова он приказывал христианам явиться во дворец с Евангелием, окуривал их ладаном и, торжественно поцеловав, принуждал к тому же своих приближенных [345] Сами относясь терпимо к христианской вере, ханы требовали того же и от всех своих подданных; в
