Междуречье будет нелегким. А теперь объясни-ка мне, как так случилось, что ты отдал приказ о нападении на имперский отряд? — король сузил глаза.
— Я расскажу по порядку. В Стоке мы ждали Сэймана, но он не явился, тогда я отдал приказ вернуться в горы. Не более чем в дне пути от Стока дорога была страшно изуродована магией, огромные оплавленные воронки, выжженная земля и смерть, буквально пропитала воздух. Мы обходили это место стороной, когда заметили на обочине странного человека с мальчонкой на коленях, лицо и руки мальчика страшно обгорели, и человек попросил нас доставить их на ближайший хутор. Я согласился, а потом выяснилось, что он шел с Сэйманом ар-Стальком к нам в горы, но по дороге им встретился дракон с боевым магом. Дракон отнес его и мальчика далеко в лес, а когда они вернулись, то увидели лишь страшное место и никаких следов или знаков, свидетельствующих о том, что ар-Стальк жив. Потом какая-то магическая сила, возможно, простой рудимент, ударила по Корни, так зовут того мальчика, а человека, кстати, звать Мелтом. Мы прошли совсем немного, как нас остановил имперский отряд. Сотник показал портрет Мелта и спросил, не видели ли мы его. А потом приказал обыскать обоз… Владыка! Я не мог предать друзей ар-Сталька! Вели меня казнить, коли желаешь, но предательство друзей для меня хуже смерти.
Король задумчиво пожевал губами, потом вздохнул и молвил:
— М-да… гномы никогда не предают друзей. Оттого мы никогда не станем властителями мира, оттого приходиться платить пошлины и налоги, оттого-то мы и являемся лучшими союзниками… Что ж, ты не виноват, Стар, сын Крона, а Карадраг пока с нами… Завтра будешь здесь. Состоится военный совет. Надо обсудить план отхода.
— Слушаю, Владыка, — Стар поклонился.
— Аудиенция окончена.
***
Имперское войско приближалось к восточной оконечности Вартовых гор. Гремели доспехами панцирные пехотинцы, весело перебрасываясь грубоватыми солдатскими шуточками, зычными чуть хриплыми голосами крыли десятники, подгоняя нерасторопных, гордо и важно ступали кони рыцарей, а несшие на себе боевых магов и вовсе спесиво всхрапывали, словно осознавая свое превосходство.
Император, сменив опостылевший парадный камзол на стальной панцирь, хмуро поглядывал на свою армию. Он не терпел бездействия, и время, проводимое им во дворце, гнетуще воздействовало на него. Охота быстро наскучила и перестала доставлять удовольствие, балы и напудренная лесть придворных выводили из себя, особенно император презирал заискивающихся мужчин, он едва сдерживался, но внешне казалось, что правитель совершенно непроницаем и холоден, лишь его верный слуга, карлик Гунли, действительно знал, чего стоила императору сдержанность. Долго так продолжаться не могло, либо что- нибудь должно было произойти, либо злость, накопленная императором, выплеснулась бы на придворных и приближенных. Но к их счастью гномы совершили поступок, который наверняка сошел бы им с рук при иных обстоятельствах, но сейчас император был на грани.
Война будоражила кровь, чего так давно не испытывал правитель огромной, практически неуправляемой империи. Пятьдесят тысяч панцирных пехотинцев услаждали утомленный роскошью взгляд. Десяток ехавших рядом боевых магов внушал какое-то странное чувство непреклонной, абсолютной уверенности в легкой победе. Все, вроде бы, было великолепно, но императора не покидало ощущение опасности, казалось бы, совершенно необоснованное и искусственное, но все же…
Путники и обозы немедленно сворачивали с Хульмского Тракта, едва завидя авангард армии. В страхе забились поглубже в леса местные разбойники. Даже природа, казалось, затихала при приближении тяжелой, гремящей доспехами, панцирной пехоты. Во все концы империи шли вести о войне. Это слово повторялось на каждом базарном месте, в каждом забитом кабаке, в любой торговой лавке. Люди, смакуя, выговаривали его, пытаясь успокоить самих себя показной пренебрежительностью, но в глубине души они боялись, безотчетный, впитанный с кровью предков страх войны оплетал душу прочной сетью, и только избранные могли с легкостью разрывать ее, они-то и становились истинными воинами, блестящими командирами. А простые люди боялись.
' Конец гномам!' — сокрушенно вздыхали крестьяне, где теперь им было взять практически вечных топоров, лемехов, лопат и прочий инструмент. 'Конец гномам!' — радостно потирали руки кузнецы, теперь спрос на их продукцию неминуемо должен был возрасти. 'Конец гномам' — бесстрастно заявляли чиновники. Им-то действительно было все равно. Ни один человек в империи… Да что там! Ни один осведомленный гном не верил в победу немногочисленного подгорного войска.
Смеркалось. Армия подходила к Вартовым горам, и император отдал приказ разбить лагерь. Единственный вход в подгорное царство был далеко на западе, недельный переход отделял имперскую армию от стальных ворот величиной с добрый жилой дом. Император, ложась на чуть жестковатую походную кровать, подумал, что неделя — это не так уж много, когда речь идет о войне. Он вспомнил о дочери, о том странном человеке, которого до сих пор не удалось найти, и бессильно скрежетнул зубами. Лапы сна мягко выхватили их головы все мысли, опустошили мозг, и император заснул…
Разноцветные пятна замелькали перед закрытыми глазами, голова как-то странно вибрировала и ужасно болела, он не ощущал тела, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Мысли, странные мысли о смерти лихорадочно метались, ища ответ на неразрешимый вопрос: 'Что случилось?'
Внезапно взгляд прояснился и большое поле без единого деревца величественно выплыло из ниоткуда. Смотреть и мыслить — вот и все, на что был способен сейчас император.
На поле друг перед другом выстроились две огромные армии. В одной стояли четыре хирда гномов, кавалерийские полки Пограничного Королевства, панцирная пехота и конница империи, на двух небольших холмах организованными группами стояли лучники. Перед выстроенными полками на гарцующем коне величественно двигался всадник. Подбитый алым черный плащ, накинутый поверх кирасы, развевался на сильном ветру, конь недовольно всхрапывал, когда всадник резко натягивал поводья и заговаривал со стоящими в строю солдатами. Черный дракон, пронзенный двуручным мечом, выделялся на блестящей кирасе. Взгляд императора плавно приблизился, и он узнал в этом всаднике себя…
Потом ему показали другую армию: огромные твари в полных доспехах с длинными мечами, какие-то странные ломанные хирды темных гномов со злобными красными глазками, полчища здоровенных черных орков и чуть менее сильных серых, небольшой отряд сутулых фигур в грязно-коричневых плащах, несметное число герров, совершенно непримиримых прежде племен, и над всем этим воинством высоченная фигура в просторном голубом балахоне.
В повелительном жесте взметнулась костлявая рука, злорадно сверкнули утопленные в обтянутом серой кожей черепе небесно-голубые глаза и громада скалящихся, рычащих и выкрикивающих победоносные лозунги существ ринулись вперед.
Десяток имперских магов, объединив усилия, сотворили огромное огненное кольцо вокруг атакующих, но оно с тихим шипением разбилось о бледно-голубое свечение, окутавшее каждого воина противника. Заклятие Временной Петли не удалось, заклятие локального схлопывания пространства провалилось. Казалось, что через голубое свечение не могло проникнуть ни одно заклятье. Устремились ввысь стрелы и арбалетные болты, сопровождающиеся оценивающими взглядами стрелков, бессильно падали на землю рядом с неприятелем. Враг приближался. Копейщики сомкнули ряды, выставив длинные пики, но наконечники плавились и стекали на землю при соприкосновении с голубым сиянием. Мечи и секиры поднимались и опускались лишь для того, чтобы бессильно скользнуть по неуязвимой лазури.
И тут началось… Редкие стрелы нападавших не знали промаха и по скрытой причине с легкостью пробивали доспехи, двуручные мечи великанов попросту сминали воинов, небольшие, но тяжелые секиры темных гномов находили малейшие щели в защите, неуклюжая кавалерия орков совершенно необъяснимым образом разметала блистательную конницу д'аркарцев, а за всем этим возвышалась и злорадно ухмылялась огромная фигура в голубом балахоне.
Император проснулся в холодном поту, судорожно хватая ртом воздух: перед глазами стоял туго обтянутый кожей череп с небесно-голубыми глазами, злобными, яростными, их взгляд парализовывал сознание, а сердце замирало. Медленно возвращалось ощущение реальности, ночные звуки тихо прокрались в нечувствительные уши, перекрывая гул мистической битвы, свежий ночной воздух живительной силой наполнил легкие.
