втиснутая между грузовиком какого-то крестьянина и автотрейлером с австралийским флагом в окошке. Уже стемнело, но в окнах не было света.
Сери сказала: «Что-то не так, Питер. Поспеши!»
Я оставил ее и спустился по ступенькам к двери. Вынимая из кармана ключ, я заметил, что дверь приоткрыта.
– Грейс! – я включил свет в прихожей и поспешил на кухню. Ее сумочка лежала на полу, содержимое разлетелось по потертому линолеуму: сигареты, разорванная бумажная салфетка, зеркальце, пачка жевательной резинки, гребень. Я собрал все это, сунул в сумочку и положил ее на стол. – Где ты, Грейс?
Гостиная была пуста, дверь в спальню – закрыта. Я нажал на ручку, толкнул. Но дверь была заперта изнутри.
– Грейс? Ты тут? – Я уперся в дверь плечом. Она немного подалась, но за ней по полу проскрипело что-то тяжелое. – Грейс! Впусти меня!
Я дрожал, колени мои непроизвольно подгибались. Я с ужасающей ясностью понял, что сделала Грейс, и что было силы ударил в дверь. Та отошла на несколько сантиметров, и я смог протиснуть руку внутрь и включить свет. Заглянув в узкую щель, я увидел ноги Грейс, свисающие с постели. Я еще раз ударил в дверь, и то, что ее удерживало, с грохотом упало на пол. Я протиснулся внутрь.
Грейс лежала в луже крови. Она полулежала-полусидела в постели. Юбка – задранная, словно Грейс только что каталась по кровати, – обнажала нездоровую бледность безупречной ноги. Один из сапожков был полуснят, но, видимо, застрял, другой лежал на полу.
На ковре металлический блеск лезвия. Кровь пульсирующими толчками струилась из запястья.
Задыхаясь от ужаса, я приподнял ей голову и похлопал Грейс по щекам. Она была без сознания. Я попытался нащупать пульс, но ничего не почувствовал. В ужасе я беспомощно осмотрелся. Я был убежден, что она умерла. Пораженный, я постарался устроить ее поудобнее и подсунул ей под голову подушку.
Потом мой разум справился с оцепенением. Я взял кровоточащую руку Грейс и как можно туже перетянул ее носовым платком. Снова попытался нащупать пульс и на сей раз нашел его.
Кинувшись обратно в коридор, я вызвал по телефону «скорую помощь». Как можно быстрее. Через три минуты.
Я вернулся в спальню. Грейс сползла с того места, на которое я ее уложил, и была опасность, что она соскользнет на пол. Я осторожно уложил ее обратно, так, чтобы верхняя часть ее тела полулежала на постели. Расхаживая по комнате, я заклинал машину «скорой помощи» поспешить. Я поставил на ножки комод, который Грейс придвинула к двери, убрал его с дороги и вставил на место ящики. Затем открыл входную дверь и вышел на улицу.
Три минуты. Наконец вдали послышались знакомые городские звуки: вой сирены, который быстро приближался. Голубая мигалка, соседи у окон, кто-то остановил движение.
Машину «скорой помощи» вела женщина. Два санитара с носилками и двумя красными покрывалами поспешили ко входу; алюминиевая раздвижная дверца машины осталась открытой.
Короткие вопросы: ее имя, живет ли она здесь, когда я ее нашел? Мои собственные вопросы: останется ли она в живых, куда ее отвезут, пожалуйста, позаботьтесь о ней побыстрее. Потом отъезд: мучительно медленный разворот на мостовой, разгон, голубой мигающий свет, удаляющийся вой сирены.
Вернувшись в квартиру, я вызвал такси. Пока я ждал, я попытался хоть как-то прибрать.
Я сложил выпавшие вещи в ящики комода, застелил кровать покрывалом и, словно оглушенный, остановился посреди комнаты. На ковре была кровь; брызги ее попали на стену. Я взял с кухни миску с водой и пару тряпок и отмыл самые скверные пятна. Мне было паршиво. Такси запаздывало. Снова войдя в спальню, я наконец занялся тем, чего до сих пор сознательно избегал. По кровати, где лежала Грейс, были разбросаны листы моей рукописи, текстом вниз.
Многие страницы были забрызганы кровью. Я знал, что на них написано, даже не читая. Это были страницы, связанные с Сери. Ее имя выпирало из текста словно подчеркнутое красным.
Грейс, должно быть, прочитала и поняла рукопись. Прихватив сумочку Грейс, я вышел на улицу. Появилось такси. По улицам, заполненным безумными вечерними потоками пешеходов, мы ехали к больнице «Ройял Фри» в Хэмпстеде, где размещалась служба «скорой помощи».
Спустя долгое время ко мне в комнату ожидания вышел, ответственный за связи с родственниками. Грейс была без сознания, но вне опасности. Если угодно, я могу навестить ее утром, но сначала он хочет задать мне несколько вопросов.
– Она уже однажды делала это?
– Нет, я же сказал санитарам. Это, должно быть, несчастный случай, – я смотрел мимо него, чтобы скрыть ложь. Конечно, основания для этого были. Но, может быть, они свяжутся с ее домашним врачом?
– И вы говорите, что жили с ней?
– Да. Я знаю ее три или четыре года.
– Проявляла ли она когда-нибудь склонность к самоубийству?
– Нет, конечно, нет.
Этого человека заботило еще кое-что; он сказал: врач велел мне подготовить на нее бумаги, но если вы ручаетесь за нее…
– Конечно, это больше не повторится, – заверил я. – Я убежден, что все это непреднамеренно.
Фелисити рассказала мне, что после прошлой попытки самоубийства Грейс почти на месяц против ее воли поместили в психиатрическую лечебницу, однако по истечении срока ее выпустили. Ее тогда поместили в другую больницу, в другой части Лондона. Со временем здесь узнают об этом, но станция «скорой помощи» и социальные службы были постоянно перегружены. Я дал этому человеку адрес и попросил его отдать сумочку Грейс, когда та проснется. Я сказал, что утром приду. Мне хотелось уйти; я находил это новейшее здание больницы ужасающе безликим и неинтересным. У меня было извращенное желание отделаться от этого типа, который наседал на меня, словно я был виноват. Но ему, рассеянному от усталости, хотелось, чтобы случай с Грейс был ясным и несложным.
Я вышел наружу под моросящий дождь.
Мне нужна была Сери, нужна как никогда, но я перестал понимать, что же такого нашел в ней. Поступок Грейс потряс меня; Сери, Джетра, острова – все это было предметами роскоши, духовной леностью.
Но, с другой стороны, я был совершенно не способен воспринимать сложные проявления реальности. Жуткая попытка самоубийства Грейс, мое соучастие в этом, уничтожение, от которого меня предостерегала Сери, привели к тому, что я в ужасе отступил перед ними – в ужасе от мыслей о том, что могу обнаружить в собственной душе.
Я несколько минут шел вниз по улице, пока у Росслин-Хилл ко мне не подъехал автобус. Я сел в него и поехал к станции Бейкер-стрит. Некоторое время я стоял у входа в метро, уставившись в глубину Мерилебоун-роуд, на тот угол, где Грейс однажды уже приняла решение покончить с собой. Движимый внезапным порывом, я пошел по пешеходному переходу и остановился на том самом месте. На углу находился филиал биржи труда, здесь подыскивали места для служащих регистратур, секретарей в государственные учреждения и бухгалтеров; необычно высокие оклады удивили меня. В прошлый раз это было в такой же вечер: Грейс и я в одном из переулков. Сери ждала где-то поблизости, оттуда я мог попасть на острова, теперь, казалось, очень далекие, вне пределов моей досягаемости.
Я стоял под моросящим дождем и смотрел на поток пешеходов под висячими балюстрадами и на реку автомобилей, текущую в сторону Вест-роуд, на Оксфорд-вэй, за пределы города, к далекой сельской местности. Там я впервые нашел Сери… и я подумал: не поехать ли туда во второй раз, чтобы все повторить сначала?
Замерзнув, я стал ходить туда-сюда, ожидая Сери, ожидая острова.
Глава восемнадцатая
