— Наверно, имею, — сказал Серега, как бы взвешивая последние слова Хренкова.
— А если имеешь — на кой ляд женился, дитятю родил. Обманывал их, сердешных, так выходит, — рассердился вдруг Хренков, но тут же отошел, отмяк. — Эх, паря, умел заварить, умей и расхлебать.
Неожиданный разговор с Хренковым разбередил Серегину рану, и он решил непременно дождаться директора.
Но директор войти в его положение не пожелал.
— Опять насчет жилья, — поморщился он недовольно, когда Серега попал, наконец, к нему в кабинет. — Я же сказал тебе русским языком… сказал — в ближайшее время ничего обещать не могу. Вот достроим комплекс, тогда другое дело, а пока… Ты здоровый мужик, с хорошей специальностью… Мне Гуляев говорил — ты в технике хорошо разбираешься… Неужели тебе самому не под силу купить какой ни на есть дом.
— У меня нет денег, — сказал Серега, которому сразу как-то расхотелось разговаривать с директором. Но раз уж он пришел, то нужно было высказаться. — Да я в общем-то к вам по другому делу.
— Слушаю, — насторожился директор.
— Переведите меня в другую бригаду.
— А чем же эта тебе не угодила?
Сереге следовало бы объяснить директору причину своей просьбы, но как раз этого он сделать не мог, потому что и сам толком еще не разобрался в своих бедах. А тут еще разговор с Хренковым… До этого разговора он хотя бы верил в то, что после ухода из бригады его семейные дела пойдут на лад. А теперь и в этом сомневался. К тому же директор встретил его не больно дружелюбно, осадил можно сказать. Какие уж тут откровенности.
И Серега предпочел выкрутиться.
— Слишком много работы, — ляпнул он первое, что ему на ум взбрело. — Не успеваю готовиться в институт. Я поступать собрался. На заочный…
— Здоров ты, оказывается, арапа заправлять, парень, — рассмеялся директор. — Это зимой-то много работы… Одно из двух: либо ты никогда по-настоящему не вкалывал, либо врешь как сивый мерин. Если судить по отзывам твоих товарищей, то скорей всего второе. Так вот, Дорогуша, давай выкладывай начистоту, иначе разговора у нас не получится.
— Ладно, — сказал Серега. — Считайте, что мы не сработались с бригадиром.
— Выходит, не сошлись характерами… Развод и девичья фамилия… Это что ж, у вас в Сибири так заведено — после первой неурядицы менять место работы? Нет, брат, в этом деле горячность плохой советчик. Помню, когда я еще счетоводом работал, был у нас главным бухгалтером Эйно Карлович Пиккус, из эстонцев. Бог весть каким ветром занесло его к нам, и ничего, прижился. Аккуратист был, каких теперь, наверно, не встретишь. Все денежные бумаги печатными буквами от руки заполнял. А я был молодой, только после школы, у меня в голове танцы-шманцы, мне нужно было поскорей отделаться на работе и на свиданку бежать. Вот я стал выписывать счета и перепутал графы. Ну ничего, думаю, обойдется. Не тут-то было. Эйно Карлович заставил меня все переделать. Я переписал, но с помарками. Он меня опять вернул. И так раз пять. Ну, я вскипел. Прибегаю к тогдашнему директору и бац на стол заявление об уходе. Он даже не спросил, почему мне вздумалось уходить. Приходи, говорит, через неделю, подпишу. Только через неделю я уж и думать забыл про свою обиду. А потом мы были с этим Пиккусом не разлей вода. Он, когда на пенсию уходил, меня рекомендовал в главные бухгалтера… И как я благодарен директору, что не подписал он мне тогда заявление…
Так что, дорогой товарищ, сначала остынь, а потом приходи. Сдается мне, твое заявление блажь. Гуляев, конечно, любит поколобродить, но на работу злой и как бригадир меня вполне устраивает. Опять же о тебе хорошего мнения. Кстати, просил тебе сто рублей выписать в счет получки, говорил — нуждаешься очень. Так что можешь получить.
Серега ушел от директора ни с чем, но странное дело — он не пал духом, а даже наоборот. Он чувствовал себя, как человек, который исполнил неприятную, но неизбежную обязанность.
«Все одно к одному, — думал Серега, комкая в кармане новенькие червонцы, которые выдали ему в бухгалтерии. — Зачем казаться лучше, чем ты есть на самом деле? Ведь это обман, а обман рано или поздно все равно откроется. Так лучше уж раньше. Судьба такая, против нее не попрешь».
Спроси его, куда он идет, он толком и не ответил бы. А между тем ноги сами несли его к Гуляю. Погруженный в свои мысли, он не заметил, как миновал мастерские, магазин, возле которого было по вечернему оживленно. По новому мосту Серега перешел на другую сторону реки. К вечеру ударил легкий морозец и уже успел прихватить лужи на улицах. В холодных сумерках фонари возле клуба показались Сереге холодными и колючими, как льдинки. И припомнилась ему почему-то чайная в Большой Мурте, где любили сиживать шофера: запотевшие окна, рассказы о том, кто что видел в рейсе, ожидание новых дорог…
За воспоминаниями он и не заметил, как очутился возле гуляевской избы. За занавесками горел свет и слышалась музыка. Кто-то пытался вывести на баяне первую фразу «Подмосковных вечеров».
«Поблагодарю за аванс и скажу, что подаюсь в весовщики», — наскоро придумал Серега и потянул за ручку двери.
В низенькой, жарко натопленной комнате было полным-полно народу. Был здесь и Матвей Хренков, который, как Сереге показалось, подмигнул ему из-за стола. Соус пытался сыграть на баяне. Здесь же сидел и Ерофеич. Он то и дело прикладывал к воспаленным глазам грязный платок, и при этом полные его щеки дрожали как студень на блюде. Гуляй, разгоряченный выпивкой и разговором, размахивал перед ним руками.
— Да не казнись ты, дед, — говорил он. — Пусть подавится твоим имуществом. Поживешь пока у меня, а там, глядишь, мы тебя опять женим. Мало ли кривых да рябых в округе.
Увидев Серегу, он еще более воодушевился.
— Вот Сережа к нам пришел, кореш наш закадычный. Скажи ему, Сергей, ведь чем так жить, как он жил последнее время со своей бабой, лучше все бросить и уйти.
— Наверно, — сказал Серега.
— Вот видишь, дед, а ты убиваешься, что она тебя из дому поперла. Погоди, может, еще и спасибо за это ей скажешь. Так, маманя? — обратился он куда-то в угол.
И тут Серега увидел, что в углу сидит старушка и, подперши головку обеими руками, смотрит своими светлыми глазами на Гуляя и улыбается совсем как ребенок, который не понимает, о чем говорят взрослые, но виду не подает.
— Один раз живем на свете, маманя, а где и погулять-то, пошуметь, как не здесь, — все более заводился Гуляй. — Ты проходи, Сергей, не стой там у дверей как чужой. Выпей с нами за нашу житуху нескладную и закуси, вон хоть огурчиком.
Серега сел за стол, и к нему тут же со всех сторон потянулись руки с полными стопками. Он взял одну. Выпил. Сам налил еще.
А между тем веселье разгоралось. Соус, наконец, подобрал частушечную мелодию и заорал дурным голосом:
Гуляй подхватил:
