самого увеличения численности этих войск (почему — будет сказано ниже). Но оно все-таки казалось ему чрезмерным.
Гитлер в скором времени ответит на сталинское [- 151 -] предупреждение. В своем письме от 14 мая 1941 года он напишет:
«Уважаемый господин Сталин! Я пишу Вам это письмо в тот момент, когда я окончательно пришел к выводу, что невозможно добиться прочного мира в Европе ни для нас, ни для будущих поколений без окончательного сокрушения Англии и уничтожения ее как государства. Как Вам хорошо известно, я давно принял решение на проведение серии военных мероприятий для достижения этой цели. Однако чем ближе час приближающейся окончательной битвы, тем с большим количеством проблем я сталкиваюсь. В немецкой народной массе непопулярна любая война, а война против Англии особенно, ибо немецкий народ считает англичан братским народом, а войну между нами — трагическим событием. Не скрою, что я думаю так же и уже неоднократно предлагал Англии мир на условиях весьма гуманных, учитывая нынешнее военное положение англичан. Однако оскорбительные ответы на мои мирные предложения и постоянное расширение англичанами географии военных действий с явным стремлением втянуть в эту войну весь мир убедили меня, что нет другого выхода, кроме вторжения на (Английские) острова и окончательного сокрушения этой страны. Однако английская разведка стала ловко использовать в своих целях положение о «народах-братьях», применяя не без успеха этот тезис в своей пропаганде. Поэтому оппозиция моему решению осуществить вторжение на острова охватила многие слои немецкого общества, включая и отдельных представителей высших уровней государственного и военного руководства. Вам уже, наверное, известно, что один из моих заместителей, господин Тесс, я полагаю — в припадке умопомрачения из-за переутомления, улетел в Лондон, чтобы, насколько мне известно, еще раз побудить англичан к здравому смыслу, хотя бы самим своим невероятным поступком. Судя по имеющейся в моем распоряжении информации, подобные настроения охватили и неко- [- 152 -] торых генералов моей армии, особенно тех, у кого в Англии имеются знатные родственники, происходящие из одного древнего дворянского корня. Эти генералы, не понимая всю недопустимость подобных взглядов, когда их стране навязана война, пытаются сделать что угодно, чтобы сорвать планы вторжения в Англию. В этой связи особую тревогу у меня вызывает следующее обстоятельство. При формировании войск вторжения вдали от глаз и авиации противника, а также в связи с недавними операциями на Балканах вдоль границы с Советским Союзом скопилось большое количество моих войск, около 80 дивизий, что, возможно, и породило циркулирующие ныне слухи о вероятном военном конфликте между нами.
Уверю Вас честью главы государства, что это не так. Со своей стороны, я также с пониманием отношусь к тому, что Вы не можете полностью игнорировать эти слухи и также сосредоточили на границе достаточное количество своих войск.
Таким образом, без нашего желания, а исключительно в силу сложившихся обстоятельств, на наших границах противостоят друг другу весьма крупные группировки войск. Они противостоят в обстановке усиливающейся напряженности слухов и домыслов, нагнетаемых английскими источниками. В подобной обстановке я совсем не исключаю возможность случайного возникновения вооруженного конфликта, который в условиях такой концентрации войск может принять очень крупные размеры, когда трудно или просто невозможно будет определить, что явилось его первопричиной. Не менее сложно будет этот конфликт и остановить. Я хочу быть с Вами предельно откровенным. Я опасаюсь, что кто-нибудь из моих генералов сознательно пойдет на подобный конфликт, чтобы спасти Анмию от ее судьбы и сорвать мои планы.
Речь идет всего об одном месяце. Примерно 15—20 июня я планирую начать массированную переброску [- 153 -] войск на запад с Вашей границы. При этом убедительнейшим образом прошу Вас не поддаваться ни на какие провокации, которые могут иметь место со стороны моих забывших долг генералов. И само собой разумеется, постараться не давать им никакого повода. Если же провокации со стороны какого-нибудь из моих генералов не удастся избежать, проявите выдержку, не предпринимайте ответных действий и немедленно сообщите мне по известному Вам каналу связи. Только таким образом мы сможем достичь наших общих целей, которые, как мне кажется, мы с Вами четко согласовали. Я благодарю Вас за то, что Вы пошли мне навстречу в известном Вам вопросе, и прошу извинить меня за тот способ, который я выбрал для скорейшей доставки этого письма Вам. Я продолжаю надеяться на нашу встречу в июле.
Искренне Ваш Адольф Гитлер.
14 мая 1941 года».
Насколько искренним был фюрер? Вроде бы дальнейшие, трагические события лета 1941 года показывают, что нет, ничего искреннего здесь не было — один сплошной обман. Однако же не исключено, что в тот момент все еще можно было переиграть. У нас почему-то уверены — в году этак 1940-м или даже в 1939-м Гитлер твердо решил (а хотел он этого всегда) напасть на СССР, после чего неукоснительно шел к этой цели. При этом обычно тычут злосчастным планом «Барбаросса», выдавая его за однозначное свидетельство в пользу неминуемого нападения. Между тем есть директива ОКХ (Главного командования Сухопутных сил вермахта) от 31 января 1941 года, посвященная как раз этому самому плану. И в ней черным по белому написано: «В случае, если Россия не изменит свое нынешнее отношение к Германии, следует, в качестве меры предосторожности, осуществить широкие подготовительные мероприятия, которые позволили бы нанести поражение Советской России в быстротечной [- 154 -] кампании...» То есть ни о какой решимости начать войну в любом случае здесь не говорится.
А вот что писал Гитлер в своем новогоднем (от 31 декабря 1940 года) письме к Муссолини: «Я не предвижу какой-либо инициативы русских против нас, пока жив Сталин, а мы сами не являемся жертвами каких-либо серьезных неудач. Я считаю необходимым, дуче, в качестве предпосылки к удовлетворительному окончанию войны наличие у Германии армии, достаточно сильной, чтобы справиться с любыми осложнениями на Востоке. Чем более сильной будут считать эту армию, тем меньше будет вероятность того, что нам придется использовать ее против непредвиденной опасности. Я хотел бы добавить к этим общим соображениям, что в настоящее время у нас очень хорошие отношения с СССР. Мы находимся накануне заключения торгового договора, который удовлетворит обе стороны, и имеются серьезные основания надеяться, что нам удастся урегулировать остающиеся еще неразрешенными между нами вопросы».
Как видим, даже и за полгода до начала войны ничего еще не было решено окончательно. Да и кроме того, надо задуматься вот над чем. Никто, пожалуй, не отрицает того, что англичане всячески пытались вбить клин между Германией и Россией. Значит, они всерьез опасались военно-политического сближения этих двух стран. А значит, была вполне реальная возможность избежать войны и вступить в союз с Берлином.
Кстати, а что это за встреча в июле, о которой писал Гитлер? Судя по всему, на ней предполагалось принять важнейшие политические решения. Не исключено, что Берлин и Москва заключили бы важное соглашение, так или иначе направленное против Англии. Историк В. Осокин вообще убежден, что Сталин готовил наступательную войну против Англии (в союзе с Германией). Он обращает внимание на некоторые, весьма любопытные обстоятельства. Например: [- 155 -] «В 1940 — 1941 годах по приказу Сталина в СССР развернулось массовое производство новейшего истребителя «МиГ-3», предназначенного для наиболее эффективного ведения боя на высоте 7 —9 километров, однако на такой высоте в то время летали не немецкие, а английские бомбардировщики. К началу войны было изготовлено 1400 «МиГ-3», а истребителей «Як-1» и «ЛаГГ-3», специализировавшихся на уничтожении немецких бомбардировщиков, — лишь 400 и 300 соответственно».
Осокин находит весьма логичное объяснение «загадке Дюнкерка». Как известно, Гитлер отказался
