сон. Слабый спазм прошел по всем мышцам - от кожи головы до пальцев ног. Странно, но не неприятно.
Легкость и сила. Так всегда описывается самочувствие в биопластике.
Так и есть.
Люнеманн постоял немного, привыкая к новому ощущению, поколебался и рубанул ребром ладони по краю металлической ванны, в которой недавно спал его костюм.
Это был его костюм. Его. Расстаться с этим невозможно. Легче продать “Элизу”, чем биопластик.
Конечно, металлический лист он не рассек. На бортике осталась едва заметная вмятина. Рихарда интересовало другое. У него не слишком жестко было набито ребро ладони, но, с размаху въехав им в металл, он не почувствовал боли: тончайший слой чудо-вещества амортизировал удар.
Ариец хохотнул. Настроение было - лучше некуда.
Когда Люнеманн четким пружинистым шагом вошел в кают-компанию “Элизы”, настроение резко ухудшилось. В его кресле - капитанском, с высокой спинкой - восседал Гуго. И добро бы он просто в нем восседал, плевать, как-никак брат.
Перед ним стоял ррит.
А за столом сидела команда. В полном составе. И при взгляде на их рожи Рихарду захотелось приложиться к некоторым кулаком.
Л’тхарна никогда не заходил в кают-компанию, если не приказывал капитан. Команда не желала с ним общаться, второй пилот отвечал взаимностью, и Рихард прекрасно его понимал. Почему он здесь?
- Так ты что же, - недоуменно поднимая брови, спрашивал Гуго, - не желаешь по-хорошему?
- Попробуй по-плохому, - предлагал в ответ ррит.
Глаза у него сузились в щелки, верхняя губа подрагивала, он чуть пригибал голову. Любой дурак осознал бы, что ррит из последних сил держится, отвечая словом на слово. Вот-вот природа возьмет верх, и он кинется на обидчика.
Нет. Не любой дурак. Только тот, кто знает, чего ждать от ррит. Тот, кто с ними общался.
И болван Гуго надеется на свой револьвер? Да ррит в войну при абордажах даже автоматы не останавливали… хотя на тех ррит, конечно, была броня.
- В чем дело? - ледяным голосом спросил Рихард.
Л’тхарна резко обернулся. Долю секунды спустя оборотил хари экипаж.
Рихард не мог видеть себя со стороны. А зрелище того стоило. Биопластиковый костюм в активированной форме незаметен, но что-то изменилось в осанке обладателя, в движениях, когда Ариец шагнул вперед, даже во взгляде.
- Да вот тварь эта тут выпендривается, - добродушно объяснил Гуго. - Ты его, что ли, пилотом взял? Ну ты, итицкая сила, и понтон!
- Так в чем дело? - ровно повторил Рихард.
- Да я говорю, - словоохотливо начал Гуго, потянувшись за сигаретой, - ты, зверюка паршивая, мы из вас зубы выдирали на пуговицы…
Глаза Л’тхарны бледно светились. И становилось понятно, что его шоколадная шевелюра - не волосы, а именно грива; грива второго пилота вздыбилась.
- …ты как смеешь стоять перед человеком? Тебе, твари, положено на четырех ползать, так что становись и вперед. Ботинки мне вылижешь, для начала, а потом всей команде, потому как захват проведен, груз у нас, и ты, погань, больше ни на хрен не нужен и капитан тебя за борт выкинет…
Ариец молчал.
- Правильно я говорю? - радостно осведомился Гуго. - Потому как видишь, не хочет ублюдок выказывать человеку уважение… Эй! Ты чего! Ты…
Он не уследил за движением Арийца, одетого в биопластик. Брат в одно мгновение оказался рядом и вывернул из лапы Гуго оружие.
- Рих, - в панике глупо повторил Одноглазый, - добром тебе советую, выкинь эту тварь за борт! Пока не поздно! Он же нас всех передушит! И корабль уведет!
- На “Элизе”, - бесстрастно проговорил капитан, - есть устав, по которому в мирные периоды полета все оружие должно лежать в моем сейфе. Во избежание.
- Ты чего, братушка? - почти жалобно вопросил Гуго.
- За оскорбление члена экипажа объявляю тебе мое официальное фу, - спокойно, почти с юмором сказал Ариец. - А второму пилоту, за выдержку и цивилизованное поведение, - благодарность. С денежной премией. Л’тхарна, можешь идти. Все выметайтесь. И ты тоже, брат мой. И подумай на досуге над своим поведением, потому что в следующий раз я дам тебе в глаз. И ты станешь Слепым Гу.
- Вот сблёвыш, - ничуть не обидевшись, в восторге сказал Гуго. - Я всегда знал, что ты пидарас, но что ты еще и ксенофил!
***
Став воином, ты узнаешь, что Цмайши, глава женщин - сестра твоего отца. Что ты рожден от семени первого среди людей, повелителя всех кланов, стяжавшего славу, и в боях с самыми страшными врагами человечества никто не проливал их кровь так обильно.
Имя твоего отца - Р’харта.
Ты еще побаиваешься собственной тетки, когда она ведет тебя во взрослые покои, в залу, откуда правит мирной жизнью резервации.
- Я покажу тебе кое-что, - говорит она, большими, жаркими, нервными руками оглаживая твои плечи. - Это вещи твоего отца.
- Оружие? - жадно спрашиваешь ты.
- Нет. Украшения.
Комната роскошная. Ты никогда не видел такой роскоши, ты уже достаточно разумен, чтобы понять - это все ветхое, старое, собранное по крупице, когда-то случайно спасенное. Жалкие остатки былой красоты. Тебе не жаль потерянного. Но почему-то обидно.
Тетка ставит тебя перед зеркалом.
- Закрой глаза.
Привычные медные колечки покидают уши: новые серьги куда больше и тяжелее, тебе хочется посмотреть, что это такое, и почему для Цмайши это так важно, но ты обещал и стоишь, зажмурившись. Крупное тело тетки мечется туда-сюда за твоей спиной.
И ожерелье - тяжелое, большое, тетка часть шнура собирает узлом у тебя на загривке. Ты слышал: тот, кто оказался твоим отцом, чье имя подобно грому, до сих пор устрашающему победившего врага, был велик телом так же, как и духом. Никто не мог с ним сравниться.
Ты впервые жалеешь о том, что пошел в малорослую мать. Говорят, огромный, со среднюю женщину ростом, Р’харта и миниатюрная Суриши рядом выглядели потешно.
Пояс. Браслеты.
- Открой глаза, - шепчет Цмайши.
Ты повинуешься.
Мороз подирает по коже.
- Украшения твоего отца… - повторяет тетка. - Когда-нибудь у тебя будут такие же.
Два чувства вспыхивают в груди: ты понимаешь, что нельзя предать отца, ушедшего в безнадежный бой с победившим врагом, что ты обязан стяжать славу и отомстить за него, но…
- Час придет, - с мукой в голосе шепчет тетка. - Он придет, он уже близок… Мы отомстим!
Их руки похожи на человеческие, но тонкопалые, тонкокожие, розовые, с нежными прозрачными пластинками вместо ногтей. Если ободрать их и покрыть кости лаком, то получатся такие вот серьги. Их черепа тонкостенны и округлы; видно, какими большими были глаза в этих глазницах, какими маленькими - эти рты со слабыми плоскими зубами. Семь черепов снизаны в ряд от одного твоего плеча до другого, затылочные части спилены, на месте глаз - драгоценные камни…
Тебе страшно.
Перед глазами картина: маленькая х’манка идет рядом с огромным нуктой. Зверь нюхает воздух, верхняя губа подрагивает. У х’манки подрагивает точно так же.
