одолженными у друзей деньгами. Возвратившись домой, он успел захлопнуть дверь перед самым носом разъяренной квартирной хозяйки. Потом Чик достал из-под кровати тяжелый «кольт», зарядил его купленными патронами и засунул дуло в рот. Он обрел свое счастье.
Тринадцать
Холодный дождик надоедливо и однообразно накрапывал уже несколько часов, и именно по этой причине я задержался в клинике дольше обычного. Я еще не успел познакомиться со всеми больными, и поэтому решил посвятить этому выдавшееся свободное время. Вытащив наугад из шкафа несколько папок, я развалился в кресле и нажал кнопку. Так как мисс Ростоф давно уже ускакала домой, то в дверях появилась широкая фигура санитара Джонсона. Этот бывший «зеленый берет» с покровительственной ухмылкой оглядел меня, перегнал зубочистку в угол рта и негромко рявкнул:
— Сэр?
— Джонсон, я хотел бы с вами посоветоваться. Я еще плохо знаю наших пациентов, не могли бы вы мне дать краткую информацию о некоторых из них?
Джонсон осклабился, он понял, что доку скучно, и он хочет поболтать с одним из дуриков. Я расположил карточки в алфавитном порядке и прочитал первую фамилию:
— Аманда Фридрихсон.
Зубочистка перелетела в другой угол рта.
— Плохой выбор, сэр. Эту старушенцию уже ничего не интересует, кроме еды. А двадцать лет назад она убила своего мужа. Взяла опасную бритву, наточила ее…
— Джеймс Мэдисон.
— Этот считает себя четвертым президентом. Говорит только о Конституции, которую знает назубок, и всячески осуждает любые поправки последних пятидесяти лет к ней. Довольно нудный тип.
— О, черт! Сколько у нас всего президентов?
— Двенадцать, сэр. И еще три Наполеона Бонапарта, один Рамсес Великий, восемь английских королей различных эпох и один Император Вселенной. И все они такие же мерзавцы, как и настоящие политики: в столовой стараются выхватить кусочек побольше и повкуснее и плюнуть в чужую тарелку. Только Юлий Цезарь…
— Спасибо, Джонсон, — я с надеждой посмотрел в окно, но дождь, похоже, только усилился. В руках у меня осталась всего одна папка, и я не возлагал на нее особенных надежд.
— Адам Профит. Хм, он что, действительно пророк?
— Да, сэр. Это имя дал ему док Хэмфри, так как мы ничего не знаем, кто он и откуда. Сам он называет себя Апорит.
— Апорит? Что это значит?
— Не имею ни малейшего понятия, сэр. Этот профит возомнил себя кем-то вроде Иисуса Христа. К нам его привезла полиция после того, как он попытался совершить жертвоприношение…
— Какое жертвоприношение?
— Человеческое. Док Хэмфри много говорил с Профитом. Сейчас он совсем безопасен, мне кажется.
— Вот что, Джонсон. Приведите-ка его сюда. Если он еще не спит, конечно.
Через несколько минут в кресле напротив меня удобно уселся молодой человек в опрятной светло- зеленой пижаме, щеки и подбородок его были гладко выбриты, а взгляд черных очей с вежливым интересом следил за мной. Санитар Джонсон остался за дверью. Каракули в карточке Профита не смог бы разобрать и Жан Шампольон, но мой почерк, признаюсь, не лучше.
— Привет, Адам.
— Добрый вечер, док. А где же док Хэмфри? — он был явно удивлен и обеспокоен. На его правой скуле я увидел старый, почти исчезнувший кровоподтек.
— Он уже не будет работать тут.
— А, он умер! — правильно догадался он. — Примите мои соболезнования.
— У вас с ним были хорошие отношения?
— М-м-м, — он почесал подбородок указательным пальцем, — я его не любил.
— Почему?
— Он был голубой, — честно признался он.
Разговор принимал более чем щекотливый характер, а если принять во внимание фотографии, которые я обнаружил в столе дока Хэмфри, то… Я поспешил переменить тему:
— Что такое Апорит?
Его жиденькие брови сердито нахмурились.
— Вы неправильно произносите, док. Нужно
Не уверен, что мне удалось правильно передать то, что он сказал. В одном я уверен точно — этого слова, как и других, которые он упоминал, никогда не существовало ни в одном известном языке (впоследствии я разговаривал со многими лингвистами).
— И что же это значит?
Он лукаво улыбнулся, так взрослые усмехаются наивным вопросам детей.
— То же, что и Профит — Пророк.
— А, понятно, — протянул я, одновременно делая наброски на чистом листе бумаги. — И что же вы пророчествуете?
— Я не пророчествую. Я назвал приблизительный перевод моего истинного имени Апорит.
— Ясно, — кивнул я.
— Я — посредник.
— Между кем?
— Между миром людей и Тринадцатью.
— Простите, кто такие Тринадцать?
— Тринадцать богов, конечно же, — всем своим видом этот Профит-Апорит показывал, что я ему наскучил, он даже зевнул.
— Почему же тринадцать, а не, к примеру, двенадцать?
— Тринадцать — священное число, — хмуро сообщил он. — Я могу идти?
— Погодите, Адам. Я вам тоже не нравлюсь? Почему?
— Вы мне не верите. Вы думаете, что я обыкновенный псих.
— Нет, подождите, — я попытался восстановить внезапно утраченное доверие. — Расскажите, во что я должен поверить?
— Вы никому ничего не должны, док. Но почему-то вы наотрез отказываетесь верить в Тринадцать богов, существование которых такая же истина, как что вы сейчас разговариваете со мной.
— Что у вас в кармане, Адам?
Скука испарилась из его глаз, он довольно охотно расстегнул пуговицу пижамы и достал небольшой, обтянутый кожей блокнот.
— Можно мне посмотреть?
