— Нет, тут совсем рядом. Я туда и обратно, пятнадцать минут.
— Можно, мы с тобой не пойдём? — спросил Степан Антонович.
Он почему-то покраснел. Наверное, вспомнил тот раз, когда у Юры тоже было какая-то небольшая работа в детском пансионате, и мы по своей глупости увязались за ним. Тогда Степан Антонович, находясь под воздействием алкоголя, чуть не подрался с подростком из-за газеты со спортивными результатами. Мне тоже вспоминать тот случай было неловко.
— Нет-нет, это теперь не детский пансионат, — Юрий Матвеевич осклабился. — Всего лишь публичный дом.
Степан Антонович поперхнулся, Лёша улыбнулся.
— Барахлит система видеонаблюдения, — пояснил Юра. — Я быстро, туда и обратно. Может, пригласить сюда три-четыре девушки?
— Не надо! — чуть ли не единогласно воспротивились мы.
— Ну, я туда и обратно, — повторил Юрий Матвеевич ещё раз и ушёл в северо-восточном направлении.
— Идите же купаться! — обиженно прокричал нам Болик.
Мы разделись. Степан Антонович с одобрением посмотрел на широченные плечи Алексея.
— Лёша, ты до сих пор занимаешься плаванием?
— Да, каждые выходные пару километров…
Степан Антонович печально окинул взором свою несколько расплывшуюся фигуру.
У берега вода была совсем тёплой. Окунувшись пару раз, я понял, что никакого удовольствия не испытываю, и повернул к берегу. Костёр весело трещал и сыпал искрами. Степан Антонович вылез из воды, пыхтя, словно тюлень. Он понял всю тщетность своих попыток состязаться в плавании с Алексеем. Однако, он не приуныл, а наоборот, раззадорился, глаза Стёпы радостно блестели. Он вытерся полотенцем, достал из портфеля сигареты и закурил. Я уже потерял счёт, сколько раз Степан Антонович бросал курить. Подул ветерок, и я запоздало подумал о том, что забыл взять полотенце. И тогда я зажёг огонь, который охватил руки, ноги, туловище и голову. За несколько мгновений я высох, и огонь погас. Краем глаза я заметил, что Степан Алексеевич с интересом наблюдает за мной. Конечно, ему хотелось бы знать, как я это делаю, но как я могу объяснить это? Я набросил на плечи рубашку.
— Эй! — раздался чей-то чужой голос.
Мы повернули головы и увидели двух коротко стриженных парней в чёрных футболках. Рядом с ними на песке лежали два велосипеда. Какого чёрта их занесло сюда?
— Да? — спокойно вежливо ответил Степан Антонович.
— Лысый, что был с вами, это Дилан? — нагло спросил один из них. Впрочем, угрожающе они не выглядели.
Наверное, спутали Юрия Матвеевича с кем-то, подумал я. Каково же было моё удивление, когда Степан Антонович рассудительно ответил:
— Я что-то слышал об этом, но точно не знаю. А у вас к нему какое-то дело, ребята?
Парни как-то замялись.
— Мы просто поспорили, Дилан это или нет…
— А вы его подождите и поговорите с ним сами, — миролюбиво предложил Степан Антонович.
Парни переглянулись.
— Нет, мы спешим. Передавайте привет!
Они выкатили велосипеды на дорогу и укатили.
— Юра Продюк, оказывается, валлиец Дилан? — поинтересовался я у Степана Антоновича. — В наших степях-то?
Мой друг напустил загадочный вид. Как обычно, он знал больше, чем рассказывал.
— Да, — кратко ответил он и тут же спросил:
— А что такое «валлиец»?
Болик выскочил из моря, что-то съел, что-то выпил и опять побежал к воде. Уследить за ним было невозможно.
Вскоре Юрий Матвеевич вновь присоединился к нашей компании. Отсутствовал он гораздо больше, чем обещал.
— Юра, тут какие-то юноши спрашивали, не Дилан ли ты… — проронил я.
Юрий Матвеевич словно взорвался.
— Кто это спрашивал? — заорал он. — Где они?
— Уехали по направлению к городу, — ответил Степан Антонович.
Юрий Матвеевич выбежал на дорогу, посмотрел в одну сторону, другую, а потом вернулся к нам. Из воды, привлечённый криками, наконец, вылез Алексей. Его мокрое тело блестело в лучах вечернего летнего солнца. Мы вручили шашлык ему и Юре.
Юрий Матвеевич в один присест умял свою порцию и, видимо, успокоился.
— Так ты на самом деле Дилан? — вернулся я к этому вопросу.
— В некоторых кругах меня знают под этим именем, — мрачно ответил Юра.
— Впервые слышу.
Алексей с аппетитом поглощал шашлык и, видимо, не совсем понимал, о чём речь.
— У моего деда была такая фамилия, — счёл нужным пояснить Юра.
Он разоблачился и с громким хохотом бросился в море, подняв кучу брызг.
— А я в туалете повесил карту мира, — сказал Алексей. — Теперь срать не скучно и познавательно.
— Ага, — сказал Степан Антонович. — Пальчиком водишь и вроде как путешествуешь…
Нижний край солнца коснулся водной глади. В кустах кузнечики стрекотали всё громче и громче. Степан Антонович разлил остатки коньяка по стаканчикам.
Алексей выпил и спрятал стакан в пакет для мусора.
Мы молчали, каждый думал о чём-то о своём. И нарушать эту тишину не хотелось. Мы смотрели на море, где в тёмных волнах всё ещё плескались Болик и Юра.
— Веселится, как ребёнок, — с улыбкой сказал Алексей, подразумевая Болика.
— Не знаю ни одного человека, более жизнерадостного, чем Болик, — поделился своими наблюдениями Степан Антонович.
— На самом деле дела у него так себе, — сказал Алексей. — Там, где он живёт, чтобы получить более- менее приличную должность, нужно продать душу и выучить адский язык…
До нас донёсся весёлый гогот Юры и детский смех Болика. Алексей поворошил палкой костёр.
— А язык Болику не даётся… — печально закончил Алексей. — Вот и приходится ему с высшим образованием развозить пиццу…
— А я вот думаю, — отозвался Степан Антонович, — раз мы всё же европейская страна, то у нас могли бы ввести такие же льготы для гетеросексуалов…
Тут он замолчал.
Мы доедали шашлык, глядя на лучи заходящего солнца.
Потом мы собрали мусор, окончательно затушили костёр и поехали в город.
На перекрёстке мы расстались.
Болик, стуча копытцами и размахивая хвостом, убежал куда-то на юг.
Алексей Сармат ушёл на север, и дорога, по которой он тяжело ступал, покрывалась толстой коркой льда.
Юрий Матвеевич Продюк (он же Дилан) укатил на мотороллере на восток, и дорогу себе он освещал мощным потоком света, бившего из глазных отверстий на его металлическом лице.
Степан Антонович задержался позже всех. Мы обменялись рукопожатием.
— Был рад всех вас увидеть, — сказал я.
На небе взошла луна. Она осветила перекрёсток, и я увидел, что держу за руку красивую блондинку. Фигура у неё была потрясающая.
— Я тоже, — сказала она и смущённо улыбнулась.
— Прах к праху, — сказал я и тоже улыбнулся.
