Дневник. 2009 год.

было предвидеть. Постепенные скандалы, драки, пьянки, крушения, даже убийство, потом выяснилось, что это старт одного из национальных проектов, его экспериментальная часть.

Написано все абсолютно грамотно, чисто, вторично, с неплохим известным по литературе языком. Сам Бенигсен человек культурного слоя – это журнальная аннотация: литературная семья, два года на актерском во ВГИКе, окончил факультет киноведения, жил в Америке и Германии. На чужой почве гречиха не растет.

Ко всему этому надо бы добавить и другое чтение. Если жизнь стала бедна событиями, то что-то надо восполнять чтением. Во-первых, меня удивил старый знакомый Вали Валера Кичин, позволивший себе в «Российской газете» вдребезги разнести новый фильм Павла Лунгина «Царь». Еще когда Лунгин поставил свой «Остров» с Петром Мамоновым, даже не смотря фильм, а просто немножко зная творчество Лунгина и его генезис, я уже тогда почувствовал конъюнктуру. Здесь Лунгин взялся за Ивана Грозного, т. е. опять и за тоталитаризм, и за Эйзенштейна. Вот мы этому классику нос утрем! Петр Мамонов играет царя Ивана IV. Филиппа играет Олег Янковский. Не могу утерпеть, аплодируя Валерию: «Мамонов Лунгину нужен лишь в качестве натурщика: во всех фильмах он предстает лишь какой есть, лишь меняя рубища, но не расставаясь с единственным чем-то дорогим ему зубом». И дальше еще одна цитата, которая и про фильм, и про его оценку.

«Отсутствие внутренней динамики режиссер компенсирует зрелищностью. Нам предъявляют полный набор кровавых аттракционов. Они должны, с одной стороны, соответствовать новейшим тенденциям гиньольного кино образца 2009 года, с другой – поддержать вечный образ России как страны варварски жестокой. Это именно аттракционы, компонент чисто коммерческий: они выглядят вставными концертными номерами, которые простейшим образом иллюстрируют расчеловеченную природу царской власти, в противовес духовной – церковной. Аттракционы новенькие, с иголочки: стоп-кадры московской толпы с развевающимися по ветру льняными волосами могли бы стать волнующей рекламой шампуня, костюмы словно взяты из гардеробных Большого театра…».

Не тут-то было и с Эйзенштейном.

«Знаменитый Том Стерн, обычно снимающий для Клинта Иствуда, предлагает свой… подход к материалу. Он трепетно воспроизводит прославленные композиции из фильма Эйзенштейна, окончательно лишая нас возможности абстрагироваться от шедевра 30-40-х годов и воспринимать ленту Лунгина по предложенным ею, пусть куцым, но правилам… Между тем, умение слепить из компонентов целое, из инструментов создать оркестр – и есть показатель режиссерского мастерства».

Что меня в этой кинокритике восхитило: ведь это своих бьют. Не по демократическим правилам!

Второе, что меня тоже привело в хорошее состояние, это чтение повести Сергея Юрского «Вырвавшийся из круга». Когда я только начал чтение, то подумал, что здесь опять, как и у Бенигсена, придуманный повод для развертывания сюжета, и приготовился к раздражению и брюзжанию. Все действительно странновато: в поселке миллионеров начинают странную процедуру – соскабливание особого зубного камня, в котором как бы заключены наши грехи, мешающие жить библейскими сроками. Повествование ведется от имени героя, некого богатого человека Анатолия Евтихиевича. Но сделано это с огромным мастерством, здесь прекрасный сочный язык героя и времени, и в первую очередь язык-то и создает самое трудное в литературе – характер. Вот тебе и всенародно любимый актер!.

9 ноября, понедельник. Начал утро с чтения статьи моей бывшей студентки Анны Кузнецовой. Очень неглупая и одновременно расторопная девушка. Она, кажется, давно поняла, что для прозы слишком рационалистична, хотя проза у нее была суховата, но качественна, и перешла на критику, ведет библиографический отдел в «Знамени». Вследствие этого со мною при встрече холодна, я в ее библиографию никогда, естественно, не попадаю. Статья, которая в том же номере, что и повесть Юрского, содержит и дельные мысли, но сначала я обратил внимание на некий подобострастный тон в адрес тех, кто может оказаться нужен. Рассуждение об уже почти рассыпавшейся «Академии российской современной словесности (Коллегия литературных критиков): «…я вполне вижу среди академиков Ольгу Славникову, незаслуженно трудно пробивающуюся к цеховому признанию и как прозаик, и как критик». В одном, правда, Анна права, несмотря на серию премий с действительным признанием и у читателя, и в цехе, у Славниковой заминка. Но умеет все же Анна писать так, что даже остро критикуемый писатель не обидится. Но откуда такая сервильность?

Боюсь, что русской литературе остались все те же три невеликие роли: оптимизация, имитация, банализация западных образцов. Примеры есть на каждый из этих пунктов.

Имитацией давно и успешно занимается Г. Чхартишвили, учредив свой коммерческий литературный проект «Б. Акунин», на редкость качественный с точки зрения профессиональных критериев. У критиков был соблазн признать его явлением литературного процесса, но – разобрались и устояли. Сам писатель, человек культурный, на это не просто не претендовал, а сам объявил, что это не литература, и путать не надо: «Я придумал многокомпонентный, замысловатый чертеж. Поэтому – проект <…> Чем, собственно, литература отличается от литературного проекта? По-моему, тем, что корни литературы – в сердце, а корни литературного проекта – в голове».

Собственно, ради этого стоило разбираться со всей статьей. Цитата из Чхартишвили, по сути, банальна и известна, но здесь очень выразительна.

Все эти годы, пока существовал литературный процесс, жанр проекта жил бесконфликтно в параллельной реальности, довольствуясь коммерческим успехом и собственной аудиторией, время от времени становясь предметом обсуждения аналитиков, пытавшихся найти в нем что-то кроме прагматизма и культурно оправдать: ««Проект», таким образом, результат применения определенной технологии или суммы технологий. У него есть конкретная, заранее заданная Цель. Есть отчетливо осознаваемые автором принципы достижения цели. Одним из таких принципов является интертекстуальность акунинского детектива. Она-то прежде всего и является привлекательной для образованного читателя» (Н. Потанина. Диккенсовский код «фандоринского проекта». – Вопросы литературы, 2004, N 1).

«Банализацией западных образцов занимается самое дикое явление нынешнего книжного рынка: издательство «Популярная литература», которое медиамагнат, инспирировавший появление романа «Духlеss» С. Минаева, создал после оглушительного успеха этого романа, до боли напоминающего бегбедеровские».

Ничего я не могу поделать, плохо читаются кузнецовские цитаты.

Днем прочел рассказы Светланы Глазковой, которые будут обсуждаться завтра – это хорошо. Она у нас бакалавр, но диплом написала не хуже, а во многом и лучше специалистов.

10 ноября, вторник. В 11. 30, с опозданием на полчаса, принялся проводить занятия на семинаре Вишневской, она опять не пришла. Сразу выяснилось, что ребята довольно, как и большинство литинститутцев, неподкованные. Я попросил поднять руки тех, кто видел в театре хотя бы одну пьесу А. Островского, подняла в лучшем случае половина. В театр не ходят, для них ориентир – полуабстрактная пьеса с одним или двумя героями. Порядок в этом семинаре тоже облегченный: дома пьесы не читают, прямо в аудитории проходит читка, а потом легкое обсуждение. На этот раз пьесу под названием «Дверь» и с двумя персонажами читал Никита Ворожцов. Это и Сартр, и налет абсурдизма. Я сразу смекнул: по сути, это радиопьеса, каких я читал довольно много, когда работал на радио, в редакции литдрамвещания, но мнения своего высказать не смог, потому что пришла Вишневская и тут же, сидя за столом, задремала. Я почему-то чувствую, что доводить семинар драматургии придется мне самому.

Но еще с раннего утра был раздражен тем, что конференцию по двум нашим институтским журналам, один из которых делает А. Рекемчук, а другой – А. Михайлов, которую я планировал на 12 декабря, переносят на 24-е ноября. Ректор вместе со Смирновым улетают во Вьетнам! А впереди еще 26-го у нас внезапно, по просьбе киргизов, маячит конференция по Айтматову, и мне на ней тоже выступать. Это значит, никто к конференции по журналам как следует не подготовится. Но, с одной стороны, оба этих журнала почти не распространяются, а с другой – и А. Рекемчук, и А. Михайлов, требуют аплодисментов. Журнал Рекемчука, который он сделал со своим семинаром, издан на деньги какого-то знакомого спонсора, а теперь хочется еще новых выпусков. А журнал Саши Михайлова, с признаком левизны и модерна, издан за счет института, но Саша привык чувствовать себя на гребне – ведь когда-то он делал «передовой»