менее, манера поведения, видимо действительно влюбленного в неё парня, казалась уж очень необычной. И холодный ум следователя, не дремлющий ни при каких обстоятельствах, сформулировал естественный вопрос: а все ли у молодого человека в порядке с мозгами? Она вновь пристально, как в первую минуту знакомства, посмотрела Вите в глаза, но не заметила в них никаких характерных признаков безумия. А если даже он сумасшедший, что с того? — пришла ей в голову совсем уж неожиданная мысль. Вокруг неё полно вроде бы здравомыслящих людей, но с кем из них она хотела бы связать свою судьбу или провести ночь любви? То-то и оно… И все-таки… Она — следователь, борется с преступниками, причем не за страх, а за совесть, а он — один из них… Впрочем, Вера уже сама нарушает закон, поскольку не сообщает о Вите в компетентные органы. — А чем ты занимаешься? Кто ты по профессии? Неужели профессиональный грабитель банков? — Я служу при церкви Третьего Пришествия. Деньги нам нужны, чтобы оказывать помощь бедным — жаждущим и страждущим. Для этого и приходится отнимать понемногу у богатых. — Да ты — настоящий Робин Гуд! — Нет, — ответил начитанный Перышко. — Робин Гуд был другого вероисповедания. Вера сделала глоток чаю, Витя так и не прикоснулся к нему, не сводя со своей богини глаз. — Ты сказал, что любишь меня, — осторожно начала формулировать Вера мучавший её вопрос. — О, да! — тут же воскликнул Витя.
Вера подняла вверх ладонь, как бы сдерживая его порыв. — Но может ли быть любовь настоящей, искренней и возвышенной, если при этом она сочетается с нарушением закона? Я никогда не слышала о такой церкви — Третьего Пришествия. Что она считает по этому поводу? — Мой Учитель, брат Артемий, говорит: любовь — выше закона. — Что ж, исчерпывающий ответ, — задумчиво произнесла Вера. — А что ещё говорит твой брат Артемий? — Он говорит, — с воодушевлением произнес Перышко, — что мне необходимо овладеть твоей душой и твоим телом. Вера улыбнулась. — Ну что ж, моей душой ты уже, похоже, овладел. Для Вити её слова послужили сигналом к действию. Он приблизился к девушке и взял её за руку.
— Пойдем, я тебе кое-что покажу. Нельзя сказать, чтобы Вера слишком упиралась, и они оказались у окна, за которым простирались темнота и звездное небо. — Смотри! — Перышко протянул руку в сторону одинокой звезды, находившейся на обочине Млечного пути. — Видишь эту небесную свечу? Девушка нерешительно кивнула — мол, да, я понимаю, о чем идет речь. — Это наша с тобой звезда. Она горит в ожидании мгновения, когда наши сердца соединятся. И как только это произойдет — звезда исчезнет с небосклона. Небесная свеча погаснет, исполнив свое предназначение — показав нам дорогу друг к другу. Очередной речевой пассаж Вити, исполненный высоким слогом, вновь совершенно не покоробил слух Веры. И девушка неотрывно смотрела на указанную её обожателем звезду: а вдруг и вправду произойдет то, о чем он говорит? И тут Вера почувствовала себя в мужских объятиях, но совсем не ощутила это как насилие — Витя притянул к себе девушку мягко и нежно, а потом припал к её губам. Вера не ответила на поцелуй, но и не сопротивлялась ему, а просто стояла как привороженная. Все её рефлексы, казалось, были парализованы. Между тем руки Виктора ласкали кожу девушки сквозь тонкую ситцевую ткань, а губы покрывали поцелуями её шею и грудь, поскольку халатик как бы сам собой распахнулся. Далее, встав на колени, он продолжил свои тактильные операции с её телом. И вдруг Витя резко встал и показал на окно. — Смотри! Звезда сгорела — она больше нам с тобой не нужна! Затуманенным взором Вера взглянула в окно и звезды действительно не увидела — впрочем, сейчас она уже не видела ничего вообще. Тем более что Виктор вновь приник к её губам, но уже как бы по праву — ведь он доказал, что она принадлежит ему по велению Божьему! Поцелуй был не нежным, как ранее, а решительным, чувственным. Потом Вера ощутила, что она оторвалась от пола и перестала воспринимать окружающую действительность. Осознала себя девушка уже в кровати, где она лежала, совершенно обнаженной. «Так вот как это происходит», — пронеслось в её голове. И тут Вера слегка вскрикнула, почувствовав боль и движение некоего инородного тела внутри себя. «Господи, зачем это? Скорее бы все закончилось!» Но вот её встревоженная плоть успокоилась, и она погрузилась в спасительное забытье… Вера проснулась, когда Витя ещё спал. Она оказалась накрыта одеялом, он лежал обнаженным. Девушка окинула его настороженным, даже напряженным взглядом. Нет, слава Богу, он был хорош собой, даже прекрасен, — человек, сделавший её женщиной. И с этой мыслью она опять уснула. Когда сон вторично покинул Веру, Виктор уже не спал, а лежал на боку, повернувшись к ней и любовно глядя на неё жгучими карими глазами. Она отвернулась от него и попыталась проанализировать свои ощущения, свои чувства к этому человеку. Вывод был сделан решительный, окончательный и, как любят выражаться её коллеги, обжалованию не подлежал. Все, что Виктор говорил ей вчера вечером, — так оно и есть. Вера принадлежит ему целиком и полностью. Она встала и, не скрывая своей наготы, просто взяв одной рукой халат, а не накинув его на себя, отправилась в ванную. Вернулась уже в халате, с мокрыми волосами, без косметики. Она прилегла рядом с Витей, ожидая от него каких-то слов или действий. Но Перышко сам ждал от девушки того же, с тревогой думая, как отразятся на их отношениях события этой ночи. Вчерашний кураж неожиданно иссяк. И тут она приподнялась на локте и накрыла его рот продолжительным поцелуем. И все началось сначала, как будто снова упала звезда за окном. Вера забыла, что ей надо идти на работу, не слышала телефонных звонков — она любила и была любима. Наконец силы у обоих иссякли, и они в изнеможении откинулись на подушки. — Вера, — вдруг сказал он. — Можно я осмотрю нож, что висит над твоей кроватью? — Это не нож, — улыбнулась она, — а боевой эспадрон. Мне его подарили на день рождения. — Эспадрон — разновидность ножа, — возразил Перышко. Он снял оружие со стены, встал с кровати и сделал эспадроном несколько выпадов. — Ну, на первый разряд ты не тянешь, — прокомментировала девушка, — но для начинающего рапириста у тебя получается недурно.
Но Витя как будто не слышал её, имитируя различные виды ударов. — Хорошая штука, — пробормотал он. — Один точный удар непременно приведет к смерти человека, который её заслуживает. — Ох, какие страшные вещи ты говоришь, Витя! Перышко водрузил оружие на место и вдруг замер.
— Кто-то открывает наружную дверь, — произнес он и мгновенно оделся. Молодая женщина, продолжая оставаться в постели, издала стон. — Черт побери! Это отец. Только у него есть ключ от моей квартиры. Дверь в комнату распахнулась без предварительного стука. Иннокентий Шигарев, увидев в кровати свою дочь, а рядом, на стульчике, молодого человека, возмущенно произнес: — Вот так так! Перышко встал. — Здравствуйте, меня зовут Витя, — вежливо представился он. Но зам Генерального прокурора не ответил на приветствие, хотя и обвел парня внимательным взглядом. Однако его взор быстро переместился на родную дочь. — Почему ты не на работе? Почему ты не отвечаешь на телефонные звонки? — Я себя неважно чувствую, — кисло отозвалась Вера. — Понятно! А этот юноша пришел тебя навестить? Наверно, принес тебе гостинцы? Или ты вызвала его, чтобы он сходил в аптеку за таблетками? Вера ответила гробовым молчанием. — Ты ещё месяц не проработала, а уже прогуливаешь! Ты могла хотя бы позвонить на службу? Его дочь по-прежнему не раскрывала рта. Прокурор полистал записную книжку и подошел к телефону. — Алексей Алексеич! Еще раз добрый день… К сожалению, у дочери произошел нервный стресс. Это связано с недавними событиями в «Промбанке»… Да-да, такое даром не проходит… Нет, только сейчас ушел врач — а я звоню из квартиры моей дочери, — доктор сказал, что завтра она будет в полном порядке… Взаимно. Всего доброго. Он вновь окатил Веру возмущенным взглядом. — Вот уж чего не ожидал, так не ожидал! Правильно говорят, в тихом омуте черти водятся. Чтоб завтра была на службе! Прокурор ушел, не попрощавшись. Как, впрочем, и пришел, не поздоровавшись.
Федос
Вот он, бля, мир на воле, куда он так рвался, сидючи на зоне, продолжал травить себе душу, попивая крутой чаек, в снимаемой им арбатской квартире вор в законе. Хер бы его кто кинул где-нибудь в Ныроблаге, а тут, на свободе, свой же кореш, с которым вместе баланду хлебал, чифир пил, трешниц трахал, немедленно ему, самому Федосу, фуфло задвинул, на сто штук зеленью нагрел. Как настоящий, классический вор в законе, Федос не был женат и не имел никакой собственности. Оставались кое-какие бабки от прежних дел — и тех он лишился. И теперь для задуманной им операции, которая дала бы ему и баксы, и позволила бы показать всем этим гнидам, живущим не по понятиям, что такое настоящий вор, ему
