Р.А.Ц.

комплексов. Гигантский металлический стакан тридцатиметровой глубины, кран-балка сверху, пол — толстая стальная плита, под которой несколько метров бетона. Сбоку солидная дверь шлюза, сейчас наглухо заваренная с обеих сторон. Сверху на стакан также срочно наварили сетку из арматуры-шестидесятки, но те, кто видел запись произошедшего, слабо верили в ее действенность. Вот тварь легко вскочила на ноги, обошла все отделение кругом и вновь уселась в позе лотоса точно в середине отделения. Свела ладони вместе, замерла.

Ожидание тянулось и тянулось, пульсируя, как больной зуб. Дело клонилось к ночи, и большинство людей разошлись спать по тут же расставленным раскладушкам, оставив двоих живых наблюдателей и несколько тонн аппаратуры. Особого толка от нее не было, все, что могло быть измерено, измерили еще в госпитале, а внутреннее строение твари изучению не поддавалось. Ни рентген, ни УЗИ, ни МРТ не дали ясной картины. Дышать она не дышала, тепла не излучала, и за счет чего существовала — оставалось непонятным.

Зазвенел зуммер датчика движения. Все тут же проснулись. Тварь встала, подошла к стене и ткнула в нее рукой с выпущенными когтями. Рука отскочила, что вызвало облегченный вздох у всех присутствующих. Им было невдомек, что в это время происходило у твари внутри.

А она думала. Думала все время с того момента как очнулась. Где-то глубоко внутри вила гнездо жестокая и страшная, черная сила, утаптываясь и укладываясь подобно исполинской кошке, и было ясно, что как только она освоится, то займется тем что снаружи. И первым делом подчинит, растворит сознание телесной оболочки, достигнув ужасного, совершенного единства не- жизни. Это было так же точно, как то, что Хайра восходит на энн-ма, а заходит на вир-ма. Что? Впрочем, неважно. Главное сейчас — сохранить себя. Для этого нужно атаковать, и атаковать прямо сейчас, пока Сила толком не освоилась в нем.

Он сел, принял позу Погружение-в-глубь и, собрав воедино всю свою волю, обрушился вовнутрь. Не описать словами эту битву! Ни в одном явленном языке, даже языке коммари, созданном специально для отражения процессов Логоса-Универсума, не было таких понятий и определений. Вспухали и лопались пузыри смыслов, тонкой мошкой вились потоки теней внимания, фрактальным кружевом резали темные воды намерений проявленные стремления. Вставали к отсутствующему небосводу опрокинутые фонтаны, летели вспышки медленного света и молниеносной тьмы, били во все стороны сразу заряды инфракрасной ярости.

Как бы там ни было, он постепенно понял, что проигрывает эту схватку. Внезапность дала ему вначале некоторое преимущество, но потом Сила опомнилась. Хюбрис неодолимо завладевал пространством воли, один за одним отрезая все пути. И когда от него оставался лишь маленький клочок, колеблемый порывами титанической Силы как баннер под ураганным ветром, слепящая молния озарения пронзила вселенную снизу доверху. Он разом отступил со всех своих позиций, кроме одной, где воля его стала тверже нитрида углерода. Гулким колоколом колыхнуло тьму сражения дико и радостно звучащее слово:

— Пратьяхара!

Это была та самая точка опоры, которую мечтал иметь Архимед. Он разом вывернул все виртуальное пространство наизнанку, сила в единый миг перестала быть определяющим фактором и явилась лишь ничтожной частью потока восприятия внутренних объектов, взнузданного единственной имеющей значение сущностью — его волей.

Возврат в себя был похож на удар. Казалось, сам Отец дал ему дружеского пинка, от которого он пробил все сорок небес и рухнул бескрылым ангелом на землю. Он встал, шатаясь, подошел к стене и попытался воткнуть в нее когти. Не удалось. Как ни странно, это означало полную победу. Теперь он мог управлять своей — да, уже своей Силой, по желанию выплескивая ее наружу или сдерживая внутри. Теперь прикосновение когтей не обязательно вело к немедленной смерти. При этом он чувствовал — захоти он, и металл стен станет пластилином под ладонью, подъем и прорыв смехотворной решетки не займет и десяти секунд. Но… Люди смотрели на него через свои удаленные глаза — камеры и сенсоры, боясь пока встретиться лицом к лицу, и он чувствовал странное родство с ними, как будто бы в его жилах текла та же кровь.

Кровь! — Нет!!! Он легко утихомирил взрыкнувшего внутри зверя, который теперь был полностью ему покорен. Эта кровь отныне и присно была не для него. Теперь следовало говорить. Он был уверен, что найдет общий язык с людьми.

— Эй, там, попить дайте.

35

Когда вернулся израненый гонец, Совет Ветви собрался незамедлительно. Вести, доставленные гонцом, были так важны, что не пожалели направленных порталов, которыми выдернули нескольких его членов из отдаленных владений Ветви. Ликур Гхарг Риннэоль был мертв. В доказательство был доставлен кусочек его мозга, единственный орган, замену которому не могли вырастить Познавшие Жизнь. Силы постоянной готовности были на девяносто процентов уничтожены, остались лишь те, кто не был задействован в походе. Сходным образом пострадала военная мощь пяти соседних Ветвей. И если численность мяса практически удваивалась за месяц, то вот запасы артефактов, иссушенные магические потоки, а главное — опытные командиры не могли быть восстановлены столь же легко.

Это было то, что прозвучало вслух. Но кое-что незримым полем пронизывало весь Совет, заставляло подрагивать полуприкрытые веки и сгущалось в напряжении по углам большого зала. Кто займет освободившееся место? Вертелись мысли в головах, сколачивались призрачные альянсы и протягивались столь же призрачные цепочки влияния. Срочно вытаскивался на поверхность весь накопленный компромат, мчались кодовые сигналы в родовые поместья. Готовность! Тревога! Сбор!

Но эльфы кое-чем отличались от людей. Долгие столетия жизни предостерегали от необдуманных поступков, блестящие перспективы не заслоняли опасностей грядущего. Юноши с холодными глазами старцев пришли в ужас от доставленной гонцом информации.

— Все Пепельные Морэтанн уничтожены за хор аэ! При этом они рухнули в глубине владений врага, не удалось даже возвратить их тиасиль. Яхриг и таскль, миноуилунн и саиф — все стало прахом. Гхарг, этот мальчишка, потащил с собой половину нашего высшего оружия — Поцелуй Хайры, Копье Син-Хайрал и даже Голос Древних. Судя по всему, их ковчежцы не пострадали, иначе не вернулся бы вообще никто, но до них теперь не добраться — после ударов врага там отравлен сам воздух.

— Что за отрава? Познавшие справляются?

— Нет. Яд неизвестен, как с ним бороться — не знаем. Но такого коварства доселе мы не встречали. Он угрожает не жизни, все, кто вернулся, выживут — пусть таких повреждений еще не было. Яд разрушает клетки изнутри, даже вода в теле становится смертельно опасной. Но хуже другое. Никто из вернувшихся никогда не будет иметь потомства!

Зал ахнул единым организмом. Это было… неслыханно. Дети Жизни, эльфы весьма трепетно относились к репродуктивной функции, тем более, что долгожители не могли похвастаться высокой рождаемостью.

— Но как?

— Нарушены тонкие структуры спиралей жизни, возникли и все время продолжают повляться неустранимые ошибки, которые невозможно исправить при всем нашем могуществе. Атака произведена на самые основы живой материи, куда мы пока даже заглянуть не можем. Дети отравленных будут рождаться со страшными уродствами…

— Ах-ххххх.

— … возможно даже без Дара. И их потомки, и дети их детей на много колен вперед. Чем терпеть такое, лучше лишить их этого сейчас!

Долго шел совет, многие часы светилась вершина горы. Была установлена связь с прочими