хитиновыми клешнями в пульсирующий холод стены. Еще одно, самое последнее усилие — и он как пробка вылетел из пирамиды, зарылся в снегу…
Потом он долго лежал, будучи не в силах подняться и совершить обратную трансформу. Летуны испуганно косились на
Когда на темнеющее небо выкатился хрустальный серп молоденького месяца, жрец поднялся, возблагодарил Селкирет и ее божественное отражение, то есть Царицу, затем вернулся к своему обычному облику. Кожа на руках оказалась начисто содрана, и жреческие тряпки прилипли к ранам, причиняя боль. Но то были незначительные мелочи, самое главное — он остался жив. И Врата нашлись. А о том, как до них добраться, следовало бы поразмыслить Говорящему-с-Царицей.
… В главном зале Храма было пусто, темно и тихо. Замерли по углам фигуры четырех Покровителей Эртинойса — огромные, но безмолвные и беспомощные во мраке. Свернувшийся в центре великий Дракон искрился золотом, как будто олицетворяя собой то, что остается даже в подступившей тьме — время.
Блеклый свет луны, просачиваясь сквозь своды из матового стекла, отрисовал на полу размытый квадрат; Дракон, Стерегущий Время, блаженно жмурился в призрачной вуали, кольца его золотого тела продолжали бережно сжимать янтарный шар мира… При этом Дракон хранил такое невозмутимое спокойствие, что одного взгляда было достаточно, чтобы понять: ему в высшей степени наплевать на то, что происходило в этом самом мире.
В тени золотого изваяния — там, куда не добрался чистый свет ночной странницы, стояла ийлура. Ее стан, невзирая на прошедшие годы, не утратил девичьей стройности; длинные черные волосы были заплетены в две простых косы. Со спины ее можно было принять за ийлуру, только-только простившуюся с юностью и вступившую в радостную и горячую пору молодости — но только со спины. Ибо лицо ее напрочь отметало даже мысли о молодости, но отнюдь не потому, что время оставило на нем глубокие борозды. Лицо ийлуры было идеально гладким и самых правильных очертаний: строгие и четкие линии, огромные глаза, в которых плавился янтарь, высокий лоб, выдающий склонность к раздумьям… Прекрасные сами по себе кусочки мозаики, прилипая друг к другу, складывались в неподвижную, ослепительно прекрасную маску вечности.
Ийлура молча стояла в тени Великого Дракона. Неподвижно, не дыша — почти как изваяния Покровителей в темноте. Но вот она вздрогнула, словно приходя в себя после беспамятства, рассеянно провела ладонью по волосам, приглаживая их.
— Мы стоим и смотрим на закат, — едва слышный шепот запутался в тишине и лунном свете, — мы бессильны изменить ход вещей, как были бы бессильны повернуть вспять приход ночи. Все это лишено смысла… Но мы стоим и смотрим… До тех пор, пока самый последний луч не канет в вечность.
Она зябко обхватила себя за плечи, пытаясь нашарить края шерстяной накидки, но потом осознала, что пришла к Дракону в одном платье, и грустно усмехнулась.
— Мы никогда не были готовы, — буркнула она и медленно пошла прочь.
На границе светлого квадрата ийлура вздрогнула, огляделась. Где-то неподалеку раздались глухие шаги. Тот, кто пришел этой ночью в зал Покровителей, не хотел мешать ей; хотел лишь удостовериться, что все в порядке и ничего плохого не случится…
— Тарнэ, — тихо позвала ийлура, — я знаю, что это ты.
Снова зашуршали шаги, торопливо и беспокойно. Из мрака вынырнул элеан, мельком взглянул на Хранительницу и опустил глаза. Сложенные крылья за спиной походили на серый плащ путешественника — почти вечного путешественника. Лазуритовая бусина в густых черных волосах поблескивала умирающей звездочкой.
— Я просто хотел убедиться в твоей безопасности, Хранительница, — он почтительно склонил голову, — храм Дракона опустел, и кто знает…
— О, даже не думай об этом, — она грациозно, по-королевски махнула рукой, — наши враги не посмеют сюда сунуться. Для них это место мертво… Впрочем, как и мы сами.
— Я беспокоился о тебе, Хранительница, — помолчав, сказал элеан, — то, что происходит с Эртинойсом….
— Но это всего лишь закат, Тарнэ. Мы стоим и наблюдаем, как садится солнце, как растворяются во мраке ночи те, кто жил здесь раньше. Но Великий Дракон по-прежнему спит, а это значит, что Эртинойсу ничего не угрожает. На смену нынешним народам придут другие, затем и они канут в вечность.
Элеан, впервые за всю беседу, оторвал взгляд от пола — и та, которую называли Хранительницей, невольно отшатнулась. В прозрачных аметистовых глазах сына Сумерек блестела сталь.
— Мы в самом деле ничего не можем изменить, Хранительница? Или… просто не хотим?
— Ты задаешь слишком много вопросов, — она нахмурилась и отвернулась, обратив взор на Дракона, — как можно остановить наступающую ночь?
— Твое могущество велико, — глухо произнес Тарнэ, — я верю в то, что
Ийлура резко обернулась — и в зале повисла напряженная, враждебная тишина.
— Значит, ты считаешь, Тарнэ, что я боюсь расплаты? — вкрадчиво поинтересовалась она, — а ты- то, ты сам?
— Мне приходилось умирать несчетное количество раз из-за пустяков.
Он покачал головой, горько усмехнулся.
— У нас ведь есть лазейка? Тот ийлур, который попал в межвременье? Остается только принять решение… О том, когда именно нас не будет.
Хранительница скользящей походкой приблизилась к нему — почти вплотную, положила руки на плечи.
— Тарнэ… Если я пожелаю отодвинуть ночь, расплата будет ужасной.
— Хранительница боится небытия? — аметистовые глаза потеплели.
— Да, боюсь, — внезапно призналась ийлура, — я столько лет жила здесь, что уже не представляю себя без этого места. Без Храма, без Эртинойса… Без тебя, в конце концов.
— Но если вмешаться во временные потоки, когда-нибудь мы… все-таки
— Да, возможно, — ийлура убрала руки, шагнула назад, — но где-то нас и не будет, понимаешь? И я боюсь именно этого.
Не говоря больше ни слова, Тарнэ повернулся и пошел прочь от света, в густую тень. Ийлура смотрела ему вслед, затем вновь повернулась к Великому Дракону.
Стоять и смотреть на закат было легко. Даже приятно. И только крошечный червячок тоски по утраченному точил сердце — час за часом, не останавливаясь, отринув даже мысли об отдыхе или просто жалости.
Дар-Теен разомкнул тяжелые после сна веки. Он еще чувствовал касание шершавых льняных простыней, ощущал лавандовый запах подушки, ловил на щеках невесомое дыхание жасминового сада — ветви непомерно разросшихся кустов нахально лезли в окно комнаты, все собирался их подрезать, да так и не успел…
И вдруг все пропало. Не было ни постели, ни стен, отделанных дубовыми панелями, ни вездесущего аромата жасмина.
Сердце с размаху ухнуло в ледяную полынью: Покровители, но что такого могло случиться? Или все это не более, чем продолжение ночного кошмара, в котором зеленоглазая ийлура Эристо-Вет была на волосок от смерти?
Вместо чистого и немного колючего льна — зеленый светящийся студень, в котором тело плавает как в остывшем киселе, вместо распахнутого в ночь окна — тонкий, словно иголка, черный провал в никуда.
Да и сам он, Дар-Теен, выглядел совсем по-другому, чем перед сном: не в полотняном исподнем, а в полном боевом снаряжении. Пальцы продолжали судорожно сжимать рукоять верного меча.
