меня била крупная дрожь, и каждая секунда казалась вечностью. Именно поэтому, не дождавшись никакого ответа, я толкнула дверь, оказавшуюся незапертой, и вошла в дом.
Первое, что я заметила — это запах. В нос мне ударила едкая вонь каких-то зелий. В гостиной, где я очутилась, тускло светилась всего одна лампа, освещающая невиданные горы хлама повсюду, покрытые пылью. Столы, полочки, подоконники, кресла и диван были скрыты под горами всякой всячины, которая, похоже, лежала так годами. Было холодно. В камине, который я с трудом разглядела, не светился ни один уголек.
Я сделала пару неуверенных шагов вперед, стараясь не наступать на разбросанные по полу вещи.
'Маг, должно быть, тут давно не живет' — подумалось мне. Наверняка он перебрался в город, а этот дом забросил, торговки что-то напутали.
— Какого лешего ты приперся на ночь глядя, дохляк?!! — раздался вдруг скрипучий, унылый голос и куча тряпья на диване зашевелилась.
Я отпрянула, едва не взвизгнув.
Хозяин дома, между тем, сварливо продолжал:
— Я же сказал, что вечером приходить ко мне бесполезно, что бы там у вас не случилось. Ослы дохли, дохнут и будут дохнуть до скончания времен, равно как и козы, так что проваливай, мальчишка! И завтра тоже можешь не приходить — я болен.
Магистр Виктредис — а я сразу уверилась, что это был он — оказался худым, лысеющим субъектом неопределенного возраста, с длинным, немного оплывшим лицом, покрытым пучковатой щетиной. Он сидел на диване, укутавшись в какой-то замызганный плед, и не было ничего удивительного в том, что я его сразу не заметила — он полностью сливался с окружающим его беспорядком. Сейчас его глубоко посаженные глазки гневно сверкали, и лишь это выдавало в нем живого человека, а не старую, пыльную рухлядь. Даже в тусклом свете лампы было заметно, что его лицо землистого оттенка, как это бывает у людей, махнувших рукой на свою жизнь и здоровое питание.
— Я прибыла из Изгарда к магистру Виктредису, — сказала я, попытавшись вложить в эти слова хотя бы оттенок некотрого чувства собственного достоинства, порядком подпорченного путешествием.
Лицо магистра приобрело несколько недоуменное выражение, поэтому я торопливо продолжила:
— По распоряжению Трибунала Лиги Чародеев я должна поступить в услужение к поместному магу города Эсворда. Меня зовут Каррен Глимминс и…
— Чума на Лигу и ее Трибунал, — устало, но злобно пробурчал магистр, выражение лица которого сменилось за то время, что я говорила, и теперь он выглядел весьма разочарованным. — Чума, холера и прочая зараза. Пять лет я подавал прошения, чтобы мне выделили помощника. Теперь же они прислали никчемную служанку, которую я и просить у них не собирался…
Я решила не принимать близко к сердцу последние слова, куда больше меня волновало другое.
— Вас должна была предупредить о моем прибытии госпожа Стелла ван Хагевен, — с некотрой тревогой произнесла я вопросительным тоном.
Виктредис скривился и пробормотал себе под нос что-то вроде: 'Посмотрел бы, как у нее это получилось', из чего я сделала вывод, что волшебное зеркало, которое поместному магу надлежало держать при себе и днем, и ночью, давно погребено под завалами всяческой рухляди.
— Я должна буду служить вам до истечения своего срока контракта с Академией, то есть до средины следующего лета, — самые гнусные подозрения охватили меня, и следующие слова магистра убедили меня в том, что догадки мои, к сожалению, верны.
— Мне не нужна служанка! — заявил Виктредис, с кряхтением поднимаясь с дивана. — Завтра я свяжусь с Лигой и сообщу им, что произошла ошибка. Ошибка из-за дрянных, поганых халтурщиков, перебирающих бумажки и получающих за это баснословные деньги. Чертовы крючкотворы! Даже не читают прошения! На кой черт мне служанка, если мне нужен помощник?!! Дел невпроворот! Эти неблагодарные эсвордцы решили меня в могилу загнать! Как будто того, что я живу в этом паскудном болоте уже который год, мне недостаточно!..
— Но как же… — растерянно начала я, понимая, что мне, скорее всего, предстоит завтра же возвращаться в Изгард.
— Треклятые столичные выскочки! — скрипел Виктредис, копошась в своем пледе. — Сидят в своих дворцах, не зная, как скоротать время от завтрака до обеда и плевать хотели на тех, кому повезло меньше! Меня загнали в эту глушь, где коров больше, чем людей, и я должен до остатка своих дней влачить жалкое существование, в то время как они сорят деньгами направо и налево, несмотря на то, что я три года кряду был третьим по успеваемости на факультете!.. Теперь же я живу в этом убожестве, а они даже не обращают внимание на мои слезные прошения, ведь кому какое дело до того, что я выбиваюсь из сил, служа этому захолустному мерзкому городу! Провалитесь вы в Lohhar'ag к своим родовитым предкам — таким же паршивым богатеям!..
Не прекращая проклинать и честить по матушке столичных магов, которых, видимо, он считал своими кровными врагами и виновниками всех несчастий, Виктредис поднялся по темной лестнице куда-то наверх, и вскоре отзвуки его голоса затихли. Хлопнула дверь — должно быть, маг отправился спать. Я провела его беспомощным взглядом.
Стелла могла торжествовать. Моя служба окончилась, не успев начаться. Я шмыгнула носом и присела на диван, забыв о том, что промокла до нитки и напрочь испорчу и без того порядком испоганенную обивку. В голове у меня пронесся целый шквал разрозненых мыслей, главной из которых была та, где меня по приказу мажордома волокут в подвалы Академии, а я тщетно и искренне ору, что ничего не знаю.
Виктредис считал, что ему не нужна служанка. Нужно было его переубедить.
Я окинула взглядом гостиную и вздохнула. Здесь было очень много работы, которую следовао выполнить так, чтобы Виктредис изменил ход своих рассуждений в корне.
И я, приказав себе забыть об усталости, голоде и сне, отправилась на поиски веника и половой тряпки. Эта ночь обещала быть очень долгой.
Несмотря на то, что я прилегла отдохнуть лишь под утро, голод вскоре разбудил меня. Одежда все еще была сырой, и я чувстовала себя несчастнейшим человеком в мире — руки саднили от того, что я всю ночь напролет терла тряпкой полы, а спину ломило от того, что я перетаскала бесчисленное количество ведер с грязной водой.
Открыв глаза, я тут же увидела магистра Виктредиса, который в лучах утреннего солнца выглядел еще более паршиво, чем мне показалось при знакомстве. Казалось, будто все хвори разом одолели его и сейчас он доживает свои последние часы. Его кислое лицо свидетельстовало, что в борьбе за звание самого несчастного человека в мире он не потерпит соперников.
Магистр медленно обводил взглядом гостиную, которая теперь сияла чистотой. То ли его лицо разучилось выражать радость, то ли Виктредису прибранный мной хлам был дорог как пямять и я серьезно просчиталась.
На столе лежало волшебное зеркало, найденное мной под комодом в весьма плачевном состоянии — в доме чародея в изобилии водились мыши с отменным пищеварением. Сейчас оно блестело, как новое, и пускало солнечные зайчики на потолок, более не затянутый паутиной.
Поместный маг подошел к окну, сквозь котрое теперь можно было видеть сад и яркое весеннее небо, наконец-то выглянувшее из-за туч. Полы его засаленного халата волочились по чисто вымытому полу.
С обреченным видом маг некотрое время смотрел вдаль, затем прошел к дверям, которые вели на кухню и заглянул еще и туда. Вновь его выражение лица не изменилось ни на йоту, несмотря на то, что его непременно должен был ослепить сияющий чайник.
Наконец, со вздохом, Виктредис подошел к столу, взял зеркало и направился к двери, за которой находился его кабинет, насколько я смогла понять во время уборки.
Я, вновь забыв и про сон, и про голод, вскочила с дивана, и ринулась к дверям. Там, приложив ухо к замочной скважине, я замерла, стараясь даже не дышать.
Виктредис со смертной тоской в голосе пробормотал слова заклинания, после чего я услышала знакомый до боли гадкий голосок Озрика, вслед за которым раздался не менее гадкий голос Стеллы ван
