помогая злоумышленникам избежать королевского суда. За щедрое вознаграждение он нашлепывал преступникам клеймо Академии на запястье, а затем милостиво решал их судьбу в Трибунале, опять-таки, приумножая свое богатство. Должно быть, он сделал свои выводы из моей истории.
Так как в письме этот случай из жизни магистра Каспара была назван 'очередным', я поняла, отчего его имя с неохотой обсуждалось в Академии. До сего момента я мало что знала о своем опекуне, теперь же познания мои существенно обогатились, так как Виктредис, заслышав имя моего крестного, покрылся багровыми пятнами и скрипуче взвыл, вновь обращаясь к самому себе:
— Когда же этот наглый сопляк получит по заслугам?!! Я помню, как он появился в Академии, задрав нос и глядя свысока даже на меня, адепта-страшекурсника! Конечно же — единственный наследник своего рода, с детства обученный унижать прочих и оскорблять их одним своим взглядом! О, негодный мальчишка! Сколько крови ты мне попортил, пользуясь своей безнаказанностью! Теперь же он творит низкие гнусности, о которых известно всей Лиге и единственным наказанием для него каждый раз оказывается ссылка, где он все так же купается в роскоши, ведь его денежки не потратить и двадцати таким вертопрахам! Мот, игрок, пьяница и похабник! Мошенник! Он был таким, когда у него молоко на губах не обсохло, теперь же это закоренелый негодяй, для которого и Армарика слишком хороша!
Дальше магистр Виктредис принялся бессвязно выкрикивать названия королевств и городов, где успел набедокурить Каспар, и я ощутила благоговение. Раньше я не осознавала, сколь хитроумный и дерзкий чародей принял участие в моей судьбе, теперь же образ моего крестного-самозванца заиграл новыми красками. Я поняла, что, в самом деле, многого о себе не знаю, ибо столь пристальное внимание Каспара не могла бы привлечь обычная, невезучая девчонка, равно как и пробудить в его душе напрочь отсутсвующее милосердие. На мелочи мой опекун не разменивался.
Следующий же мой вывод заключался в том, что Виктредису не стоило знать о моем знакомстве с Каспаром, ибо никогда еще я не была свидетелем столь длительной вспышки ярости, завершившейся гордым уходом поместного мага в спальню, откуда он не выходил до следующего утра.
Помимо новостей высшего света, в жизни Виктредиса существовали и другие огорчения. Его постоянно принуждали выполнять свои обязанности, нимало не принимая во внимание обычные его аргументы, состоящие, по большей части, из жалоб на несправедливость жизни. Горожане считали, что маг, получающий жалованье из городской казны, должен защищать их. Чародей же полагал, что горожане предельно обнаглели, так как его страданий по поводу своего загубленного в провинции дара, было достаточно, чтобы не чувстовать себя обязанным кому бы то ни было в этом мире.
Передо мной встала дилемма: с одной стороны, я вздыхала с облегчением, когда Виктредис вынужден был отправляться на непримиримую борьбу с расплодившимися медведками или обнаглевшими крысолаками. С другой — после таких походов Виктредис становился просто невыносим, так что я не была уверена, что кратковременная передышка этого стоила.
Ничего не приносило радости поместному магу. Самую ароматную и вкусную еду он ел с таким видом, будто в тарелке у него опилки, не любил он и вино. Чтение чародей полагал слишком досадным занятием, а необходимость общаться с людьми — своим проклятием. Иногда я в сердцах думала, что какой-либо порок смог бы привнести в его облик хоть что-то живое и человеческое, но даже дохлые ослы на обочине дороги таили в себе больше страсти, нежели тощий магистр.
Поместный маг был скучен и зануден, обычен до оскомины, и удивительным в нем могло показаться тольк непоколебимое равнодушие ко всем окружающим и стремление оградить себя от неудобств любой ценой.
Впрочем, на меня свалилась такая прорва забот, что мне было не до взаимоотношений магистра с городскими властями. Я убирала, стирала и готовила, полола огород, чистила конюшню и рубила головы курам, забыв о тех временах, когда главным моим занятием было изучение магии, и мне была позволена роскошь хотя бы пару часов в день уделить себе и своим размышлениям. Я ловила себя на том, что безудержно глупею и грубею от изматывающей, тяжелой ежедневной работы, не оставляющей ни секунды на что-либо другое, и превращаюсь, наконец, в обычную служанку, чего сумела избежать некогда в Академии.
Дом поместного чародея теперь сверкал чистотой, конь (давно уж не покидавший конюшню в связи с тем, что магистр отказывался даже думать о том, чтобы отправиться на помощь людям, живущим далее, чем в паре часов спокойного шага) жирел с каждым днём, а погреб и кладовая ломились от солений и варений. Но, несмотря на все мои старания, с каждым днем магистр становился все мрачнее. Каждый его вздох отзывался трепетом в моей душе, ведь маг в любую секунду мог отправить меня обратно в Академию — магическое зеркало было прислано Виктредису спустя несколько недель после того, как я отправила прошение, по поводу чего магистр по своему обыкновению разразился желчной речью.
Я отсчитывала каждый день своего наказания — и каждый этот день состоял из постоянного труда, от которого мои руки и ноги загрубели, точно душа наёмного убийцы, а спина, казалось, сгорбилась навеки. Круг обязанностей моих расширялся день ото дня — поместный маг сваливал на меня и свои заботы, едва только ему приходило в голову, что это возможно. Я же с готовностью выполняла все его задания, опасаясь только того, что мне придется вернуться в Академию, воспоминания о которой омрачали мою душу.
Спустя полтора года после моего появления в доме поместного чародея, я стояла у ворот, глупо смотрела на пустынную дорогу и чувствовала, как в мою душу вползает безысходная тоска.
Я проиграла, несмотря на все свои старания. Этот год был потрачен впустую. Все пропало. Я уже практически была подсудимой.
О, как же я ненавидела все это чародейское кодло…
— Госпожа Каррен! Госпожа Каррен!!! Да что это за напасть такая… Госпожа Каррен, вы меня слышите?!!
Я резко обернулась.
За своими раздумьями о свалившейся на мою голову беде я и не заметила, как на дороге, ведущей от мельницы к дому Виктредиса, появилась подвода. Из-за того, что эта часть склона была покрыта густым леском из осины и ольхи, я не увидала ее, когда таращилась на горизонт, в тщетной надежде увидеть удаляющегося магистра.
Мужичок весьма потрепанного вида, правящий лошадью, остановился напротив ворот и пытался привлечь мое внимание. Я, пребывая в ступоре, не слышала его приветствия и лишь когда он, забыв о вежливости и хороших манерах, проорал мне прямо в ухо: 'Госпожа Каррен!' я соизволила его заметить.
Это был мэтр Буониль, коренной житель Эсворда. По долгу службы магистр Виктредис часто с ним общался, хотя и не скажу, что по приятному поводу… Ну да ладно, об этом чуть попозже.
— Доброе вам утро, сударыня! — любезно произнес мэтр Буониль. — Не скажете ли мне, проснулся ли уже почтенный магистр?
Я уже было открыла рот, чтобы сообщить потрясающую новость по поводу почтенного магистра, как вспомнила, что на сегодняшнее утро мой удел — мычание. Вся нижняя часть лица до сих пор была онемевшей. Вряд ли я смогла бы при таком положении вещей объяснить мэтру Буонилю, что Виктредис сейчас удаляется от нас в неизвестном направлении со всей доступной ему скоростью. Следовало подождать, пока ко мне вернется дар речи, затем отправляться в Эсворд, дабы уведомить бургомистра о бегстве поместного мага. Тот немедля поставит в известность Лигу, и мне останется только собрать мои скудные пожитки, ведь комиссия появится тут практически сразу, воспользовавшись преимуществом телепортации перед тряской в случайной повозке под дождем… Скорее всего, уже завтра я буду сидеть напротив Стеллы ван Хагевен, пытаясь придумать ответы на ее вопросы и молиться, чтобы они показались ей достаточно убедительными.
