И тут в голове моей появилась мысль, которая тогда показалась гениальной, хотя и крайне авантюрной. Потом, конечно, я поняла, что она была просто идиотской, но тогда, стоя около ворот, угнетаемая мыслью о неминуемом крахе всех своих скромных надежд, я не могла предвидеть всех последствий своего решения. Выход был очевиден.
Это еще раз доказывало — я не умела учиться на собственных ошибках.
Короче, в тот момент я подумала приблизительно следующее: 'А зачем сообщать кому-то о бегстве этого мерзавца именно
Идиотская мысль, как я и говорила чуть раньше. Но тогда она мне показалась спасительной.
Всего лишь несколько дней поморочить голову эсвордцам, отработать свой срок и лишь тогда оповестить Лигу о бегстве поместного мага. Комиссии предстоит немало попотеть, прежде чем выяснится когда и при каких обстоятельствах пропал Виктредис. Я к тому времени, вполне возможно, буду уже далеко от Академии, и, даже если это нарушит планы моего крестного, выследить меня после истечения срока контракта магам будет не так-то просто.
Звучало это превосходно. Намного лучше, чем 'сообщить о бегстве Виктредиса бургомистру, собрать вещи и добровольно сдаться Стелле ван Хагевен'.
Соблазн был велик и я не выдержала. Слишком уж несоразмерными мне казались две этих величины, лежавшие на чашах весов моего будущего — десять дней лжи и Стелла. Или первое, или второе.
Я посмотрела в глаза Буонилю и выразительно покачала головой, чувствуя, как необратимо набирает ход моя рискованная затея.
— Еще почивает… — огорчился он и с осуждением заметил — Что-то у него вошло в привычку долго спать! Нехорошо это, знаете ли, нехорошо… Ну, ничего не поделаешь! Будить его резону нет, попробуй что втемяшить в голову сонному человеку, а если он еще и не позавтракавши… Ладно. Передайте ему, госпожа Каррен, чтоб к обеду явился к коронеру нашему. А затем и к бургомистру заглянул — пополудни намечается Совет и присутствие чародея нужно до зарезу. Не запамятуете?
Я развела руками, при этом скроив рожу типа: 'Да вы что!'
— Да знаю я, знаю, что вы барышня ответственная! — добродушно признал Буониль — Но только к коронеру чтоб магистр явился побыстрее! Шибко важное дело!
Тут я явила миру истинное искусство пантомимы и смогла изобразить выражение лица: 'А что такое?' Как это выглядело — не спрашивайте. Достаточно будет сказать, что мой собеседник меня понял.
— Да вот, опять покойника у мельницы выловили! — с досадой махнул рукой Буониль. — Уже пятый, царство ему небесное! Мельник дюже злобствует. Да оно и понятно — только пололуние, бац! Новенького принесло! Вот я и ездил забирать бедолагу. Еле подцепили багром, уж очень неудобно под колесо его утянуло… Вон лежит, сердешный на телеге. Сейчас доставлю его коронеру, а там только вашего магистра и ждут. Без него никак нельзя, опять эта пакость на шее. Это по его спецыяльности будет. Ну да поеду я, и так подзадержался…
Я кивнула ему на прощание и проследила, как он взбирается на телегу, где лежало тело, прикрытое мешковиной. Две синюшные ноги торчали из-под куцеватого савана.
Я и забыла, что сегодня полнолуние…
Мэтр Буониль был из тех людей, которые по непонятной причине соглашаются на такую работу, куда других и кнутом не загонишь. Есть такие субъекты — они способны сделать самое паршивое дело, при этом вздыхая и приговаривая: 'На все воля сил небесных!'. Скажи такому выпотрошить левиафана перочинным ножиком — он и глазом не моргнет, только озабоченно заметит: 'Зверюга-то здоровая, до вечера никак не управиться' Они любят выпить — ну да как при такой жизни не пить? — и пофилософствовать. Чаще всего семьи у них нет, так как их заработок отпугивает всех трезвомыслящих женщин.
Я таких людей уважала. Что бы без них делали все остальные?..
Буониль выполнял всяческую общественную работу — копал могилы, сжигал падаль, валяющуюся на дорогах, помогал коронеру и осуществлял транспортировку трупов, найденных в окрестностях города. Я считала, что бургомистру следовало бы объявить его почетным гражданином Эсворда, но прочие горожане не разделяли моего мнения. При виде телеги Буониля они кривились, крестились и вполголоса бормотали: 'Опять этот старый падальщик!' Можно подумать, было бы лучше, если бы покойников тягал по городу коронер или лично бургомистр…
Так как в обязанности поместного мага согласно Кодексу входил осмотр всех покойников, смерть которых носит подозрительный и скоропостижный характер, с Буонилем у нас были весьма тесные отношения. Его появление около дома Виктредиса всегда предвещало неприятную работу, 'с душком', как говаривал коронер, еще один наш близкий знакомый.
Магистр, ясен пень, терпеть не мог осматривать трупы в поисках подозрительных ран или отметин, которые могли бы свидетельствовать о том, что смерть наступила при непосредственном участии кого-то постороннего, однако должность обязывала. Нет, конечно, проломленные черепа и перерезанные глотки были в ведении почтенного коронера, мэтра Тибо, но всякого рода укусы, обглоданные конечности и выпотрошенные животы были прерогативой Виктредиса. Ему следовало проверить, не является ли сие '… признаком появления в округе некой твари либо монстра, склонного к смертоубийствам людей либо домашнего скота, а также произвести ряд действий, направленных на нейтрализацию или ликвидацию чудовища, замеченного в каннибализме или же браконьерстве.' — цитата из Кодекса Поместного Мага, которым руководствовался каждый чародей, исполняющий эти почетные обязанности.
Виктредис явно не желал производить ряд действий, направленных на ликвидацию монстров, и по этой причине большинство осмотренных им тел вменялись в вину волкам, медведям и рысям, которые не относились к Списку Абеллиана — знаменитому перечню существ, признанных монстрами. Какими соображениями руководствовался Абеллиан при составлении своего списка, я не знаю. Быть может — личными антипатиями. Но главная суть этой непонятной нормальному человеку классификации была в том, что с монстрами должен был разбираться маг — 'ибо злобность их и коварство зело опасны для человека несведущего', а волками и медведями — охотники.
Виктредис был человеком рассудительным и считал, что если в окрестных лесах станет на пару хищников меньше — от этого вреда никакого не будет, пусть те и не имели никакого отношения к очередному погрызенному покойнику. А вот его собственная персона имеет слишком большую ценность, чтобы рисковать ею в противоборстве со злобной и коварной тварью. Так что он яростно отрицал сам факт наличия какого-либо монстра в этих местах и настоятельно обращал внимание городского Совета на резкое увеличение поголовья волков, которые уже совсем страх потеряли и нападают на людей среди города.
Подозрительно обглоданные трупы появлялись не так уж часто — местность вокруг Эсворда была довольно спокойной, несмотря на близость Эсва, и никто особо не обращал внимания на фокусы Виктредиса. Логика мага пусть и не внушала уважения, но была вполне понятна как коронеру, так и бургомистру. Они предпочитали закрывать глаза на подобные случаи, дабы не идти на открытый конфликт с магом.
Так Виктредис и изворачивался, стремясь оградить себя от непосредственного контакта с монстрами, до той поры, пока не появились эти самые покойники у мельницы. Дело было в самом начале весны. Тут уж списать на волков не получилось. Вряд ли волк прокусит жертве яремную вену, высосет кровь и выкинет тело в реку.
По городу пошли слухи. Байки байками, а упыри даже в самой страшной глуши появлялись редко и, следовательно, пугали население куда сильнее, нежели обычные хищники. Легенды о вампирах всегда пользовались популярностью в народе и дети, едва научившись говорить, уже знали про серебро, чеснок, осину и так далее. Книги 'Страсть вампира', 'Носферату. Глоток любви' и 'Кровопийцы. Взгляд изнутри' были изданы почти во всех королевствах, а многие девицы добрачного возраста имели склонность гулять при полной луне, тщетно надеясь на встречу с элегантным холостым упырем. Впрочем, это в больших городах вампир являлся романтическим героем — в городах вообще извращения более разнообразны — а в провинции вампир отождествлялся с бесовской нежитью и не вызывал никаких матримониальных настроений. Несмотря на то, что погрызенных покойников за весну насчитывалось шесть, а укушенный —
