зрелище, что вслед за ними побежал и бедняга Констан. Никогда еще кладбище не слышало столь жутких звуков: голосили бабы, ревели мужики, визжали дети, выл мой убегающий ученик. Впервые я задумалась о карьере в ратном деле, но времени у меня не было.
— Стой, полудурок!!! — завопила я вслед Констану. — Я же тебя спасаю!!!
Тот оглянулся на бегу, но и не подумал останавливаться.
Я выругалась и швырнула меч в кусты.
Ученик замедлил бег и неуверенно остановился. Вслед за ним остановилось и пара воротищенцев. Ясно было, что сейчас нас ждет вторая часть этого кошмарного действа.
— Беги, идиотина!!! — из последних сил проорала я, и подала ему яркий пример.
Теперь происходящее выглядело так: по кустам и зарослям сорной травы мчалась я, за мной, с небольшим отрывом, мой ученик, и с удвоенной энергией нам на пятки наступали воротищенцы.
— Недоумки! — завопил кто-то в полном отчаянии и с явными нотками ненависти.
Навстречу нам скакал Виро на Гонории, пучащем в панике глаза. В следующее мгновение я вновь очутилась на коне, на этот раз перекинутая через седло, а еще секунду спустя ликующее пыхтение и возмущенное ржание Гонория сообщили мне, что Констан тоже где-то здесь, позади Виро.
Тяжелым галопом конь поскакал к лесу, и вскоре первая ветка хлестнула меня по физиономии. Крики воротищенцев указывали на то, что они не сдаются, правильно полагая, что конь троих не вынесет. Полоса леса закончилась — я поняла это по тому, что ветки перестали выдергивать из моей головы клочья волос. Теперь мы скакали по полю.
Я попыталась так изогнуться, чтоб увидеть, преследуют ли нас, но не преуспела.
— Гонятся!!! — оповестил нас Констан, чьи ноги опасно и беспорядочно болтались прямо у моего носа.
— Ничего, сейчас лес начнется!!! — обнадежил нас Виро. И впрямь, еловая лапа отвесила мне оплеуху почти сразу после его слов.
…Скачка закончилась именно так, как я и предполагала. Спустя несколько минут после того, как мы влетели в лес, конь споткнулся и мы втроем, описав прекрасные и неповторимые в каждом отдельном случае дуги, грохнулись в какую-то лужу.
Конь заржал — должно быть, проклиная нас до седьмого колена на своем лошадином наречии, и скрылся из виду в лесной чаще, явно считая, подобно мне самой в детстве, что бегство в неизвестность — годная альтернатива деспотичному и полоумному окружению.
Почти одновременно мы все встали на ноги, мокрые с ног до головы. Вода с унизительным журчанием стекала с нашей одежды. Лужа, а точнее говоря — небольшое болотистое озерцо, — была именно тех справедливых размеров, при которых ни один человек, в нее угодивший, не чувствовал себя более сухим и менее вонючим, нежели остальные.
— Бежим, они сейчас нас нагонят! — воскликнул Констан, и пошлепал по воде в произвольно выбранном направлении.
Я сначала хотела последовать его примеру, но затем замерла, как Виро, прислушиваясь. Судя по всему, за нами больше никто не гнался.
— Эй ты, бегун! Стой! — окликнул Виро Констана.
— А? Чего? — замер Констан. К этому времени он успел добежать туда, где воды было уже по пояс, и продолжал медленно погружаться, так как дно озерца было отменно топким.
— Да не гонится за нами никто!
Мы, настороженно озираясь и прислушиваясь, выбрались на болотистый берег. Кругом царила абсолютная тишина — только хлюпала вода в нашей обуви. Выглядели мы весьма печально — насквозь мокрые, увешанные тиной и какими-то водорослями соплевидного типа. Вдобавок ко всему, я не могла поручиться, но судя по ощущениям, озерцо кишело пиявками.
Во время безумной скачки у всех физиономии были изрядно поцарапаны. Если одежда Констана и без того не отличалась целостностью и аккуратностью, то на щегольский наряд Виро теперь нельзя было смотреть без слез, что секретарь успешно демонстрировал, медленно оборачиваясь вокруг своей оси и стеная. Нам-то с Констаном было по большому счету наплевать, во что превратился его бархатный камзол и белоснежная рубашка.
— А почему они перестали за нами гнаться? — задумчиво произнес Констан.
— Ну, вариантов несколько, — сказала я, начиная раздеваться, наплевав на все правила приличия. — Первый: они осознали, что мы хотели им добра, рассмотрев получше господина Поука. Это было бы хорошо, если бы не то печальное обстоятельство, что обычно в подобных ситуациях Поуков и им подобных рассматривают уже после того, как повесят благодетелей. Второй — им надоело за нами гнаться, что тоже маловероятно, потому что подобному типу людей быстро надоедает заниматься домашним хозяйством или полевыми работами, но никак не погоня за людьми, которых можно с чистой совестью повесить. Третий — они вспомнили, что есть дела и поважнее, но, опять-таки, в этой деревне нет дел поважнее. И четвертый — самый неприятный, но самый вероятный — этот лес настолько опасен, что они не решились сунуться сюда даже за нами.
— Болота Керрега… — побелев, как стена, простонал Констан. — Я и запамятовал, что они здесь подходят вплотную…
Я закончила развешивать свое выжатое одеяние на ветвях кутов, но никто, кроме комаров, даже не заметил, что я стою в весьма скудном исподнем. И в кои-то веки дело было вовсе не в том, что мое телосложение не способно вызвать интерес у кого-либо, помимо кровососущих насекомых и всеядной нежити.
— Те самые болота Керрега? — нервно осведомился Виро.
Я пожала плечами, и взмахнула рукой, предлагая ему осмотреться, чтобы исключить всяческие сомнения по этому поводу. В близлежащих кустах что-то гулко заурчало и захрустело вглубь леса.
— К ужину мы не вернемся, — мстительно сообщила я секретарю и внимательно проследила за усугублением выражения отчаяния, появившегося на его некогда беззаботном и довольном лице. Более ничего приятного в сложившейся ситуации не было, как не ищи.
Презабавное зрелище, должно быть, представляют собой трое полуголых людей, сидящих на замшелом поваленном дереве посреди непроходимого болота. Над ними вьется рой комаров и мошек, по их ногам исподволь ползут лесные клещи, а зловонный прохладный ветерок из глубин болота заставляет ежиться и кривиться. По ним видно, что они совершенно растеряны и не знают, что дальше предпринять, а исцарапанные лица и покрытые синяками тела бедняг свидетельствуют о том, что все предпринятое ими ранее не заканчивалось добром.
На кустах висит их одежда, которую бы постыдился одеть столичный нищий, изображающий юродивого. Она зловонна едва ли не более всего остального болота вместе взятого и вряд ли даже самая искусная прачка сумеет привести ее в божеский вид даже за полновесную крону.
Вечереет. Ночь около болота опасна, но трое путников мешкают, натягивая на себя сырые штаны и хлюпающие башмаки.
— …не высохнет ваш камзол, говорю я вам. Там поди матерьялу в одной подкладке больше, чем в моих портках и рубахе в лучшие времена. Так что одевайте то, что более-менее просохло, милейший господин секретарь, иначе сожрут ваше тело белое проклятущие комары… чуют, что вы господин городской, мягонький…
Виро, которого комары и впрямь облепили куда гуще, нежели нас с Констаном, только звонко хлопал себя по лбу раз за разом, но все равно не желал отказываться от своего камзола, несмотря на все увещевания.
— Да вы его взвесьте — в нем ведро воды, не считая головастиков и пиявок! — злилась я, с
