откуда возможно было управлять всем кораблем.
– На румбе двести пятьдесят, – четко доложил немногословный рулевой – здесь было не время и не место для долгих разговоров. – Глубина сто пятьдесят, скорость десять.
– Так держать!
Мелководное Охотское море было не лучшим водоемом для атомохода длиной сто пятьдесят пять метров и полным водоизмещением без малого шестнадцать тысяч тонн – слишком тесно, нет простора для маневра. Но зато здесь подводный ракетоносец был надежно защищен от любых опасностей, реальных или же мнимых. Под надежной охраной эскадренных миноносцев 'Сарыч' и патрульных самолетов береговой авиации 'Зеленоград' крейсировал в толще воды в постоянной готовности к пуску. Горбообразный массивный обтекатель, начинавшийся сразу за ограждением рубки ракетоносца и сходивший на нет ближе к корме, скрывал шестнадцать баллистических ракет Р-29Р, каждая из которых несла по три боевых блока индивидуального наведения мощностью по двести килотонн в тротиловом эквиваленте, доставляя их, ни много, ни мало, на шесть с половиной тысяч верст.
Один приказ, несколько слов, проникших на глубину по сверхнизкочастотному каналу связи – и Апокалипсис вступит в свои права. Несколько мгновений, необходимых для предстартовой проверки – и толщу воды вспорют взмывающие в зенит 'стрелы' баллистических ракет, чтобы, оказавшись уже в безвоздушном пространстве, обрушить на многострадальную землю смертоносный дождь. Залпа 'Зеленограда' было достаточно, чтобы уничтожить целую страну, стереть ее с лица земли, истребив население до последнего человека, превратив тысячи квадратных километров территории в радиоактивную пустыню. И командир ракетоносца был уверен, что его экипаж без колебаний выполнит любой приказ.
Они чувствовали себя абсолютно защищенными, находясь под опекой едва ли не всего Краснознаменного Тихоокеанского флота. Эсминцы и сторожевики крейсировали на поверхности, а на глубине где-то рядом притаились торпедные атомные подлодки типа 'Барс', грозные охотники, готовые растерзать залпами торпед любого чужака. 'Зеленоград' не был совершенным, в чем-то даже успев устареть, но сейчас, ощущая поддержку всей мощи своей страны, подводники были спокойны и уверены в себе. Напрасно – смерть, воплотившись в веретенообразном стадесятиметровом 'теле' вражеской субмарины, была уже близко.
Лейтенант Дуглас Эмерсон был тем человеком, от которого целиком и полностью зависел успех очередной миссии 'Луисвилла', но он едва ли сейчас ощущал гордость за самого себя – только сжигавшее изнутри нечеловеческое напряжение. Атомная ударная подлодка класса 'Улучшенный Лос-Анджелес' шла малым ходом, лениво шевеля гребным винтом, едва двигаясь в толще воды, там, куда не проникал солнечный свет, в то время как акустик лихорадочно пытался обнаружить цель. В его распоряжении была лучшая техника – гидроакустический комплекс AN/BQQ-5D, пожалуй, самый совершенный из всего, что было создано человеческими руками. Лейтенант Эмерсон верил своему 'железу', и оно, словно чувствуя это, не подвело моряка.
– Акустический контакт. Относительный пеленг ноль-пять-пять, дистанция двадцать миль. Цель классифицирована как русская подлодка класса 'Дельта-3'.
Акустик 'Луисвилла' выплевывал слова с бесстрастностью и монотонностью робота, словно превратившись в часть своей аппаратуры, еще один блок в сложной начинке гидролокатора.
– Боевая тревога! Приготовиться к торпедной атаке!
Командир 'Луисвилла' ощутил странный трепет – сейчас, когда он сошелся лицом к лицу с противником, сдержать волнение было трудно. Одно дело – расстреливать крылатыми ракетами врага, находящегося в сотнях миль, и совсем другое – быть готовым всадить торпеды в брюхо чужой субмарине, атаковав ее почти в упор. 'Луисвилл', израсходовав все свои 'Томагавки', не покинул опасные воды, более того, двинулся вглубь охраняемого надводными силами русских района, получив новый приказ – выследить и уничтожить атомные ракетоносцы врага, единственную реальную угрозу для самой Америки. И вот жертва – буквально на расстоянии вытянутой руки.
– Приготовить торпедные аппараты! Курс – ноль-пять-пять, – зачастил кэптен, в кровь которого щедро хлынул адреналин. – Поднять скорость до пятнадцати узлов.
'Луисвилл', заложив лихой вираж, ринулся к цели, словно почуявшая след добычи гончая. Субмарина была готова к бою – в смещенных от носовой оконечности к центру корпуса трубах торпедных аппаратов уже покоились 'сигары' тяжелых торпед 'Марк-48', основного вооружения субмарины для подводной дуэли, а моряки уже держали руки на панелях управления, готовые открыть огонь в любой миг.
– Дистанция пятнадцать миль, – докладывал Эмерсон. Сонар 'Луисвилла' работал в пассивном режиме, только на прием, улавливая звуки, испускаемые русской подлодкой, и данные о расстоянии оставались приблизительными – цель могла быть и намного ближе, и значительно дальше. – Контакт устойчивый. Они ревут на весь океан, кэптен, сэр! Их невозможно потерять!
Ударная подлодка 'Луисвилл', на пятнадцати узлах производя меньше шума, чем 'Зеленоград' на десяти, уверенно сближалась с целью, заходя ей в корму, в зону 'акустической тени'. Враг, отнюдь не беззащитный и в подводном бою – командир 'Луисвилла' ни на миг не забывал о четырех торпедных аппаратах 'Дельты-3' калибра пятьсот тридцать три миллиметра, способных доставить немало неприятностей – не мог обнаружить опасность, превратившись в беспомощную жертву.
– Первый и второй торпедные аппараты – приготовиться!
Несколько секунд – и окутанные пенной 'вуалью' торпеды устремятся к цели, чтобы мощными взрывами разорвать ее корпус, впуска внутрь тысячи тонн ледяной воды. Но неожиданный доклад акустика заставил всех, кто находился в центральном посту, недоуменно переглянуться.
– Цель поднимается, кэптен, – произнес немного подрастерявший свою бесстрастность Эмерсон. – Русские всплывают, сэр!
– Какого черта происходит?
Ответ на этот вопрос желали знать многие, но дать его могли только русские моряки.
Командир стратегического ракетоносца 'Зеленоград' не сомневался – на поверхности происходит нечто, чего не было ни в каких планах, и причина такой уверенности была проста. Земля молчала, база, периодически выходившая на связь с субмариной, уже несколько часов не вызывала ее по сверхдлинным волнам, пропустив очередной сеанс связи, и только что – несколько минут истекло – прошло время следующего.
– База молчит, товарищ командир, – доложил радист 'Зеленограда'. – На всех диапазонах тишина!
– Мы должны сами выйти на связь! – Старший помощник 'Зеленограда' явно нервничал, кажется, не на шутку перепуганный неожиданным 'одиночеством' ракетоносца. – Это нештатная ситуация, мы вправе нарушить инструкцию, товарищ командир.
Командир стратегического подводного ракетоносца недовольно нахмурился, исподлобья взглянув на старпома:
– Выйти на связь и оказаться под прицелом американцев и их прихвостней? Черт возьми, я не желаю быть мишенью, и никто из команды не хочет ею становиться!
Недовольство капитана было объяснимо. Каждый выход субмарины на боевое дежурство превращался в сложную игру, ставкой которой была безопасность всей планеты. Баллистические ракеты, шестнадцать многоглавых 'драконов', способных ядерным пламенем испепелить целую страну, держали на прицеле стратегические объекты, расположенные в другом полушарии. Аэродромы, позиции межконтинентальных ракет 'Минитмен', командные пункты системы аэрокосмической обороны НОРАД – все это могло быть уничтожено в считанные минуты, и для этого 'Зеленограду' и другим ракетоносцам не требовалось удаляться от своих берегов.
Но каждый выход подлодки отслеживался всеми средствами разведки, и, как только становилось известно, что субмарина находится в море, за ней начиналась настоящая охота. Корабли, подлодки, самолеты – не только американские, но также и японские – рыскали всюду, пытаясь отыскать субмарину и взять на прицел уже ее саму, и, если угроза войны станет реальностью, выстрелить первыми, пустив ее на дно и позволив тем, кто находится по другую сторону Тихого океана, ударить по лишившейся самой надежной своей защиты стране. И потому выход на связь означал, что 'Зеленоград' демаскирует себя, выдаст свою позицию противнику, в любой миг могущему перестать быть потенциальным – что бы ни
