Горец

главе, которым он доверяет. Кого-то знакомого со Старыми Кварталами — по крайней мере с верхними уровнями. Тебе скажут, что Кощеи съехали с катушек — похитили дочь офицера манти, вот маньяки. Он вероятно заявит, что от них требовалось только обыскать квартиру офицера, а они запаниковали встретив там девчонку.

Ушер взмахнул рукой.

— Да, конечно, эта история звучит нелепо. Почему они просто не убили ее на месте? Но он не будет ожидать от тебя исследования его истории на предмет обнаружения логических неувязок.

К этому моменту Виктор ухватил ход мысли Ушера.

— Так что я поведу отделение в Петлю с приказом найти и вытащить девчонку. — Лицо его напряглось. — Нет. Не вытащить. Просто…

— Такого приказа он тебе не отдаст, Виктор. Не важно насколько наивным или фанатичным он тебя считает, Дюркхейм недостаточно туп, чтобы думать, что можно приказать юноше хладнокровно убить девочку и не создать при этом потенциальных проблем. Нет, тебе он скажет, что задача — спасти её. И перебить при этом Кощеев. Но гражданин сержант позаботится, чтобы девчонки не оказалось среди живых.

— Как и меня. — Это заявление было прямым и ровным.

Ушер кивнул.

— Как и тебя. А когда пыль осядет, что мы увидим? Молодой неопытный офицер хевенитской ГБ обнаружил некую аферу с участием Мезы и Кощеев, ринулся вперед с оружием наголо — полностью по собственной инициативе и без одобрения начальства — и всё испортил. И он и девочка погибли в результате перестрелки. Кто скажет что-то иное?

— Вся эта история нелепа! — запротестовал Виктор. — Манти никогда в неё не поверят. Да, если на то пошло, и солли тоже.

Кевин жестко рассмеялся.

— Конечно, не поверят. Но и доказать что-то другое не смогут, а Дюркхейму всё равно безразлично, что они там думают. После побега Харрингтон — и уж наверняка после того, как сюда приедет Парнелл и начнет вещать — никто на Земле не поверит ничему сказанному Хевеном. Так что с того, что добавится еще одна дурацкая история? Дюркхейма заботит исключительно прикрытие собственной задницы перед Сен- Жюстом.

Ушер рассмеялся еще раз, не менее жестко.

— Заметь, Сен-Жюст тоже не поверит в эту историю. Но ему будет достаточно того, что у Дюркхейма хватило здравомыслия обрубить хвосты. Да и прямо сейчас проблем у Сен-Жюста достаточно, чтобы рисковать наказывать Дюркхейма.

Примерно на минуту опустилась тишина, пока Виктор переваривал сказанное. Его от этого подташнивало. Как молодой и энергичный офицер ГБ, он был готов к безжалостности в борьбе против элитизма. Но это …

— Хорошо, — сказал он. — Так что мы будем делать?

— Оставь это мне, Виктор. — Ушер был мрачен — Я сделаю всё, что смогу, чтобы и ты и девочка остались в живых. Но обещать чего-либо не могу. По правде говоря, я собираюсь использовать тебя как наживку. А наживку иногда съедают.

Виктор кивнул. Это он уже и сам понял. Но риск службы в разведке ГБ он осознавал еще когда поступал в Академию. Опасность он мог принять. Грязную игру — с целью всего-навсего поспособствовать карьере бюрократа — нет.

— Замечательно. Сосредоточься на девочке. — И чопорно, со всей гордыней молодого бычка: — Я сам могу позаботиться о себе.

Ушер ухмыльнулся.

— Девочка может тебя удивить, парень. Не забывай, чья она дочь. У нее даже имя тоже, что у матери. О, и я мог бы упомянуть кое что ещё , что, я уверен, Дюркхейму неизвестно — она самая молодая из всех когда-либо получивших коричневый пояс у Роберта Тая.

Виктор вздохнул. Он снова потерял нить рассуждений.

— Что такое “коричневый пояс”? И кто такой Роберт Тай?

“Эта чертова ухмылка начинает меня раздражать”, — кисло подумал он, видя вновь ее появление. Последовавшие за ней слова ничуть не помогли.

— Не поклонник боевых искусств, а? Ну, это я понял уже по результатам нашего маленького дебоша в баре.

Ухмылка.

* * *

Так что остаток дня Виктор провел в Петле с женой Ушера. Её звали — во всяком случае она так утверждала, с полным пренебрежением логикой — Вирджинией[4]. У Виктора были сомнения, в особенности из-за её скандального наряда и того, как она постоянно изводила его.

Но он испытал тихое облегчение, когда она объяснила, что на самом деле не занимается проституцией.

— Во всяком случае больше нет, — объяснила Джинни, хотя в этот самый момент она изо всех демонстрировала обратное, прижимаясь к нему пока они неторопливо прогуливались по одному из базаров Старых Кварталов. С подачи Виктора, пока они шли по запруженным людьми улицам и базарам, Вирджиния рассказала ему кое-что о своей жизни.

Вскоре он уже жалел, что спросил. Не потому, что Вирджиния обрушила на него поток жалоб — наоборот, ее описание было скупым и кратким. Но понимать, идеологически, что социальное устройство несправедливо — это одно дело. Совсем другое — услышать наглядное описание этой несправедливости от одной из жертв. Первое вызывает абстрактный гнев; второе — тошноту и беспомощную ярость.

Вирджиния родилась — была выведена — на Мезе. C-17a/65-4/5 было ее именем, зафиксированным у неё на языке. Меткой, правильнее было бы сказать. Линия “C” была одним из самых популярных продуктов “Рабсилы”, постоянно пользующимся спросом на рынке. В сущности это была линия сексуальных рабов. “17” относилось к соматическому типу; “а” обозначало женский вариант. Её генотип был отобран и сформирован для максимальной физической притягательности, а также сладострастия и покорности, насколько это было возможно для генных инженеров Мезы. Возможно, конечно, было не так уж многое — особенно учитывая, что две потребные психологические черты на генетическом уровне были сцеплены со множеством противоречивых характеристик. Одной из которых, к их сожалению, была характеристика мышления, обычно называемая “сообразительностью”. В результате, высокий процент среди “С-линий” имели тенденцию сбегать из неволи как только покидали отличающиеся особой суровостью охраны условия на самой Мезе.

Чтобы противостоять этой тенденции, и в попытке “фенотипически стимулировать” потребную покорность, растущие “C-линии” подвергались суровому режиму обучения. Инженеры “Рабсилы”, естественно, придумали для этого звучное нейтральное название: “Процесс развития фенотипа”. Но заключался он, говоря в юридических терминах, в том, что “С-линии”, начиная с возраста девяти лет, постоянно и систематически подвергались изнасилованию.

— Хуже всего, — задумчиво промолвила Вирджиния, — что они даже похоти не испытывали. Вообще никаких эмоций. Насильникам — прости, техникам по фенотипу — приходилось принимать медикаменты чтобы хотя бы вызвать эрекцию. — Она сумела хихикнуть. — Временами, оглядываясь назад, я почти испытываю сочувствие к ним. Почти. Не думаю, что где бы то ни было еще во всей галактике нашлись настолько уставшие от секса люди.

— Девять лет ? — потрясенно переспросил Виктор.

Она пожала плечами.

— Ага. Это больно. Поначалу очень. Но b-вариантам приходится еще хуже. Они мальчики.

Виктор ощущал себя так, как будто бредет по выгребной яме. Но наконец-то он понял незамутненную ярость Одюбон Баллрум. Он никогда не одобрял тактику индивидуального террора, которую часто практиковали их активисты. Идеологически это было контрпродуктивно. Но…

Вирджиния жестко рассмеялась.