- Пришли мы. За тесниной дома, а камень поодаль, у скального срыва, - сказала одна из спутниц Кималы, вернув женщину на каменистую тропу под сенью деревьев. Задумавшись, она не видела куда идет. Ноги ступали сами собой, будто Кимала шла давно знакомым и сплошь изученным путем.
- К алтарю идем. Глянуть хочу, - отозвалась бывшая Хранящая чистоту, с которой вмиг слетела утомленность долгой дорогой. Желание увидеть камень своими глазами превосходило все остальное.
И увидела…
Сквозь слезы и рьяный стук сердца. Сквозь накопленные со временемболь и печаль. Вопреки им! Вопреки отсутствию веры и пожухшим надеждам. Наперекор былой уверенности, что ничего нельзя изменить.
Трясущимися руками Кимала коснулась гладкой поверхности. Тепло земли, вой ветра, жар огня и прохладная ласка потока коснулись ее так же,как когда-то давно. Почти забытое прикосновение, но такое родное. Ласковое! Трепетное!
Ничто не могло сравниться с ним. Ничто не могло дать большего. Нет того, чему суждено тягаться с первоосновами. С их силой. Благодатным касанием. Изначальной данностью.
Вся усталость, сомнения, горькие думы и воспоминания оказались сметены прикосновением стихий. Они сгорели в предвечном огне, и шквальный ветер разметал серый пепел над плотью мира. Из глубоких вод и земных недр поднялись радость и тепло, вновь наполнив ее ощущением сопричастности. На мгновенье Кимала ощутила себя той юной служительницей, что так стремилась превратиться в наполненный стихией сосуд и дарить ее свет окружающему миру. Той чистой и искренней девой, мечтающей посвятить себя первоосновам, будто не было в ее жизни проступка, приведшего к разрушению старого храма, и череды печальных дней, оставшихся в наследство от синеглазых близнецов.
Так, в третий и последний раз, Даровавшие жизнь перевернули бытиеединственной из оставшихся в живых Хранящей чистоту. Кималаобосновалась в селении Удалившихся и принялась возрождать древние знания и ритуалы, но уже без создания храма и воспитания сосудов, ибо в первый же круг первоосновы ясно дали понять, что отказались от воплощений. Девы, выбранные жителями селения в служительницы Алэам, так и остались не более чем простыми девушками, немного растерянными,испуганными и не ощутившими прикосновение великих стихий.
Десять счастливых кругов провела Кимала в горной долине прежде, чем вновь столкнулась с затертыми в старой хижине воспоминаниями. Они пришли хмурым весенним днем, под перестук дождя и грохот грома, с легкой руки Рианы постучавшись в дверь.
Видеть приемную дочь на пороге нового дома стало откровением. Многогоожидала Кимала от Даровавших жизнь, но не этого. Не думала она, чтовеликие первоосновы покажут дорогу к священному алтарному камню кому-то из близнецов. Ошиблась.
Как оказалось, Алэамы готовили для нее последнее испытание - то самое,ради которого когда-то сохранили ее никчемную жизнь.
Лутарг встрепенулся, когда обсуждение рианитами устроенного им представления, сменилось гомоном и встревоженными окриками взбудораженных мужчин. Внутри дрогнуло и учащенно забилось сердце. Тревожно взметнулся рьястор, на чем-то настаивая и торопя. Уступив его напору, молодой человек разомкнул веки. Одного взгляда оказалась достаточно, чтобы понять, что именно встревожило подвыпивших гвардейцев. Облюбованное Рианом место у камня пустовало.
Спустя мгновенье Лутарг очутился на ногах и бежал к пасущемуся поблизости Исату. Белое пятно одежд Нерожденного постепенно таяло в темноте ночи, и времени на раздумья не было. В отличие от рианитов он не стал медлить и седлать жеребца. Вскочив на спину подаренного Лурасой коня, молодой человек вцепился в жесткую гриву и легким давлением колен пустил вороного в галоп. Вслед ему неслись протестующие крики подданных божественного Неизменного, но Лутарг не обращал на них внимания. Всем своим существом мужчина стремился нагнать Риана, и, словно понимая его состояние, жеребец резво летел вперед.
В безумии скачки, Лутарг не заметил, когда рьястор присоединился к нему. Не ощутил момент, когда дух решил сопровождать его и обрел собственные очертания. Взгляд молодого человека ни на миг не отрывался от едва заметных в ночи очертаний далекого всадника. Риан значительно опережал Лутарга, и если бы не особое зрение, дарованное ему Повелителем стихий, мужчина вряд ли смог разглядеть его. И даже полный диск луны, выглядывающий из-за горных вершин, не стал бы ему помощником.
На марево бело-голубого волка, стелящегося над землей, Лутарг обратил внимание только тогда, когда Нерожденный направил коня в воду. Искрящейся дымкой рьястор рванул вперед, заставив вороного всхрапнуть и испуганно шарахнуться в сторону. Лишенный опоры стремян, мужчина едва не сполз со спины жеребца, и только надежная хватка рук позволила ему удержаться.
Колени вновь сдавили бока животного, понуждая вороного продолжить гонку. Исат протестующе взбрыкнул, осуждая настойчивость наездника, но получив ощутимый удар пятками, с недовольством сорвался с места. У кромки воды конь вновь перешел на шаг, а Лутарг заскрежетал зубами. Плащ Риана белел на другой стороне, а голубое облако Повелителя стихий исчезло из вида. Мужчина лишь ощущал внутри себя отголоски его нетерпения, которые зажигались в Лутарге подобно вспышкам радости. Что именно замыслил дух, молодой человек понять не мог, но непроизвольно поддавался азарту рьястора, также сильно желая приступить к действию.
После недолгой битвы характеров жеребец ступил в неглубокий, но быстрый поток. Скользя на камнях, спотыкаясь и возмущенно хрипя, он миновал реку. Беснуясь, заржал, ощутив под ногами твердую почву. Упрямство вороного привело к тому, что молодого человека накрыло волной призыва. Окаэнтар с остальными Истинными опасно приблизились, а Лутарг не сомневался в их лояльности Нерожденному. Тресаиры не будут противостоять Риану, пока связаны с ним удерживающими амулетами. Это невыполнимо.
Оглядываться и смотреть выпустили тресаиры духов или только собираются, Лутарг не стал. Ни он, ни рьястор не страшились нападения с их стороны. Слишком сильно было превосходство Повелителя стихий, и знание этого накрепко утвердилось в Рожденных с духом. Молодой человек считал, что без прямого приказа Риана они ничего предпринимать не станут. Максимум попытаются догнать, чем собственно сейчас и занимаются, но не более. Лезть на рожон побоятся. А для того, чтобы узнать и исполнить волю Нерожденного, того требовалось увидеть и настичь.
Определить траекторию пути Риана, уже скрывшегося под покровом деревьев, для мужчины не составило труда. Рьястор вел его яркой звездой, сопровождая и даже опережая Нерожденного, насколько мог судить Лутарг. О скорости уже речи не было. Коряги и бурелом, покрывающие землю, не способствовали быстрой скачке, так же, как и непроглядная тьма, клубящаяся под сенью листвы, отрезавшей серебро лунного света.
Осторожно ступая, Исат медленно продвигался вперед. Лутарг не торопил, только правил, не позволяя жеребцу самому выбирать путь. Позади них перекрикивались тресаиры и рианиты. Так первые сообщали последним куда идти.
Когда пологий склон, на который они взбирались, резко взял вверх, а жеребец стал все чаще спотыкаться, Лутарг решил избавить вороного от лишнего веса. Он спешился и сделал несколько шагов, когда воздушный поток донес до напряженного слуха жалобное ржание. Молодой человек успел подумать, что Нерожденный белогривого скакуна не пожалел прежде, чем крик животного оборвался. Рьястор прекратил мучения несчастного.
Лутарг увидел его недалеко от прорехи в скале, где, провалившись по грудь в глубокую щель, жеребец лежал на боку с разодранным в кровь горлом. Проходя мимо, мужчина искренне сожалел, что бездыханный Риан не распростерся рядом. Покалечить и оставить мучиться такого красавца - это ли награда за верную службу? Такова она благодарность, достойная почестей и вечной славы? Лутарг сомневался!
В рваный пролом расщелины, из которой тянуло энергией рьястора, мужчина вошел на пределе сил и возможностей. Позади него возмущенно похрапывал и бил хвостом вороной. Впереди встревожено завывал ветер.
Внутри самого Лутарга клокотала злость на себя и Риана. Сердце заходилось в обеспокоенном ритме,
