распахнутые темным зевом, манили ворваться внутрь. Они словно кричали, вот он дом, осталось войти и обосноваться. Осталось сделать последний шаг, к которому она так стремилась.
Это произошло, когда вороные шагнули во двор замка, и женщина позволила себе взглянуть на Тримса. Призрачная фигура Рожденного с духом пошла рябью. Голубое свечение вспыхнуло на мгновенье, заключив Истинного в сверкающий кокон, а затем рвануло прочь, оставив мужчину восседать на хрипящем жеребце. И тот, и другой обрели ясные контуры телесной оболочки, утратив былую прозрачность и подсвеченность взглядов. Пред взором ошеломленной Лурасы предстал обычный мужчина, удерживающий в руках поводья могучего коня.
Ее горький крик смешался с изумленными выдохами тресаиров. Ему вторило эхо надрывного вопля, принесенного ветром с низин глубокого ущелья. Трисшунские горы впитывали в себя и многократно умножали людские боль и страх.
Без помощи Сальмира Раса соскочила с коня. Внутри плескалась паника, когда, путаясь в юбках, женщина неслась к замку. Ее обезумевший взгляд не отрывался от массивной двери. Кровь отрицанием увиденного пульсировала в висках.
Ей не нужно было спрашивать, чтобы понять причину изменения. Она знала! Помнила! Когда-то давно они разговаривали об этом! Раса спросила, а Антаргин ответил. Он никогда не врал ей. Не жалел. Ничего не скрывал! А зря! Иногда неведение лучше. Гораздо лучше, чем кол, вонзившийся в ее сердце. Лучше чем взгляд, говорящий об обратном.
Как наяву образ любимого возник перед глазами. Ее несмелое 'что случится, если…' устремилось к нему, затмевая синеву неба над их головами. Его суровое 'они станут свободны без нас с Рианой' назиданием вернулось к ней.
Собиратели будут свободны, если Саришэ исчезнет, когда они на сборе тел. Если в их отсутствие навсегда закроется тропа, отрезав мужчин от самой сути их мира. Счастливцы, они потеряют связь с Нерожденной и Антаргином, спасутся из заточения, обретут принадлежность самим себе.
Видение целостного Тримса подтверждало это, но…
Сейчас она хотела не понимать. Предпочла бы теряться в догадках, чем так… Сразу потерять. Не увидеть, но уже потерять! Еще не обнять, но уже попрощаться. Живой фигурой Истинного утратить призрачную надежду!
Со всей силы Раса рванула дверь на себя. Та поддалась со скрипом, позволив проскользнуть в образовавшуюся щель. Гулким эхом шаги отозвались под сводами залы. Она не смотрела по сторонам, точно зная, куда идет. Не обращала внимания на пыль и запустение. Не нуждалась в свете. Не слышала повторный скрип петель и предупреждающий окрик калерата. Все это не имело значения. Ведомая инстинктом Лураса бежала туда, где могла найти его. Туда, где ее мир лишь однажды соприкоснулся с его миром. В покои, которые стали местом заточения ее любимого мужчины.
Сальмир нагнал дочь вейнгара уже у комнат Перворожденного. Ему так же, как и Тримсу понадобилось некоторое время, чтобы осознать произошедшее и прийти в себя. По связи, на которую их обрекала открытая тропа Рианы, он ощущал напряжение, сковывающее Антаргина, но почему-то не думал, что оно относится к близящемуся сокращению. О том, что друг сознательно пытался умолчать о нем, мужчина предпочитал не задумываться. Горько было мыслить, что в последние мгновения своей жизни Перворожденный радовался за него, находящегося в большом мире.
Именно эта мысль, о возможной радости Антаргина, сорвала калерата с места и бросила за Лурасой. Мужчина точно знал, что в замке ей искать нечего. Что Саришэ добровольно не отдаст того, что впустило в себя. Если бы это было возможным, тресаиры давно бы выбрались из своей красочной тюрьмы.
Сальмир поравнялся с дочерью вейнгара уже у двери в покои Антаргина. Всего на миг Раса замешкалась, но его оказалось достаточно, чтобы Истинный успел встать на ее пути.
- Нет, - мужчина схватился за ручку, не позволяя женщине коснуться холодного металла.
В его тоне был запрет. В глазах рвущая душу боль. Рожденный с духом точно знал, что ждет ее там, за дверью. Он понимал, что любящее сердце не выдержит безвозвратной потери. Не сможет смириться с тем, что некого проводить в последний путь.
Сквозь слезную муть в глазах Раса смотрела на мужчину, не понимая, зачем он здесь. Какая-то часть ее смогла удивиться скульптурным чертам его лица, а другая забилась в приступе саморазрушения. Не осознавая, что делает, женщина накинулась на Сальмира с кулаками. Они врезались в грудную клетку, не причиняя телесной боли, но углубляя боль душевную. Каждый удар резал калерата на куски.
Подоспевший Тримс попытался ухватить возлюбленную Антаргина за руки, но с женских губ сорвался оглушительный вопль, заставивший тресаира отпрянуть в испуге. Крик перешел в рычание, когда Лураса бросилась на Сальмира с намерением укусить. Мужчина позволил зубам сомкнуться на предплечье, свободной рукой прижав дрожащее тело к своей груди.
- Ш-ш-ш, хватит. Его нет там, слышишь. Нет больше, - шептал он в светловолосую макушку разъяренной женщины. - Не нужно туда идти. Там только печаль. Больше ничего. Ничего для тебя.
Его тихий шепот врывался в нее, неумелой рукой проходясь по натянутым струнам души. От этих звуков плакало сердце, разгоняя кровавые слезы по содрогающемуся телу. Вместе с ними переставала существовать она сама, ощущая все ближе подступающие холод и пустоту.
- Пусти. Прошу, пусти, - чуть слышным выдохом попросила женщина, на миг окаменев в его руках.
- Раса…
- Пусти… Пусти. Я чувствую, он там. Ждет. Пусти, Сальмир. Прошу… Я нужна ему. Нужна…
Она всхлипывала через слово. Билась лбом в его грудь в такт сумасшедшим ударам сердца. Цеплялась за его плечи, словно именно они держали ее на ногах.
- … не понимаешь. Ты не понимаешь. Он обещал. Обещал… всегда вместе. Всегда…
Раса сорвалась на хрип. Шмыгнула носом, в отчаянии затрясла головой. Внутри нее гомерически хохоча, прыгало и кривлялось злополучное 'нет'. То самое 'нет', что когда-то сорвалось с губ, навсегда лишив возможности увидеть дорогие черты. Его издевательский гогот сводил с ума, вытравливая последние крупицы надежды, что еще оставались в ней. Говоря, что конец предрешен, и назад пути уже нет.
- Нет… нет, нет… Нет! - стуча зубами от боли и страха, заторопилась женщина. - Антаргин не может обмануть. Нет… Он дождется! Слышишь! Он обязательно дождется! Пусти!
Она вновь кричала и билась в руках Сальмира, пытаясь обрести свободу.
- Ты же знаешь его! Ты друг! Друг! - слова подтверждались тычками кулачков, как будто она пыталась вбить их в него, единственным доступным способом доказать собственную правоту. - Он дождется! Он обещал! Пусти-и-и…
Безумный взгляд, которым она смотрела на дверь за его спиной, дорожки слез на щеках, искаженное горем лицо, то, как она говорила, будто пыталась удержать слова, будто боялась отпустить их, сломили калерата. Сальмир посторонился, поняв, что пока не увидит своими глазами, не поверит. С натужным щелчком открылся замок. Под стон петель дверь подавалась внутрь комнаты. Крепко держа Лурасу за талию, готовый в любой момент поймать хрупкое тело, мужчина позволил ей заглянуть в покои Перворожденного.
Раса вздрогнула. В сомнении затихла. Не видя, посмотрела на него пустыми глазами, а затем с недюжинной силой рванулась из мужских рук, отчего Сальмир покачнулся и отступил назад. Вместе они шагнули в комнату. Вместе ступили в полосу сумеречного света, льющегося из окна. Одновременно увидели распростертое на полу тело. Но только Лураса с надрывным криком 'Антаргин' устремилась в неподвижному мужчине. Облако пыли, поднятое ею с пола, взметнулось ввысь, вторя жалобному 'люблю', сорвавшемуся с бескровных губ, когда женщина рухнула на колени рядом с тем, чье сердце билось в ее груди. С ним единственным, ради встречи с которым она появилась на свет.
Ее призрачный всадник! Ее любимый! Ее единственный! Отец ее сына, суть ее самой! Антаргин!
Накинув на плечи шаль, Милуани подошла к окну. Несмелое солнце еще не коснулось дворцовых стен, но уже осветлило небо, раскрасив бескрайнюю глубину нежно-лиловыми цветами. Отчего-то вспомнилась сверкающая голубизна Дивейского моря. Сердце сжали тиски печали. Она так давно не видела искрящуюся гладь.
