– Тогда чего ты нам голову морочила? – рассердилась Алка.
– Я не морочила… Она… Ее правда не было!
– Ага, она погулять сходила и к твоему приходу вернулась! – фыркнула Алка.
– Это точно она? – полюбопытствовала Степанида.
– Вроде да… – неуверенно проговорила Наташа.
– Может, подделка? – предположила Степанида.
Наташа очень осторожно сняла картину со стены.
– Рамка точно наша, вот и подпись, и еще… На обратной стороне было пятно, маленькое совсем… Ага, вот оно! Тогда я ничего не понимаю!
– Нат, а может, тебе просто померещилось, а? Ты расстроилась из-за мамы, тебе приснилось, что картину сперли, а ты с перепугу решила, что это наяву случилось? Такое вообще-то бывает! Матильде, к примеру, однажды приснилось, что она в театр опоздала, так она вскочила как полоумная, понеслась сломя голову, даже на часы не поглядела, прибегает, а там никого нет, – говорила Степанида, с недоумением разглядывая картинку. Картинка как картинка, даже сразу и не поймешь, что на ней нарисовано. Хотя Мотька ей внушала, что картины не рисуют, а пишут… – Натка, а она правда ценная?
– Не то слово!
– Почему? Чего в ней особенного?
– Ее написал знаменитый художник Сислей, французский…
– И сколько она стоит? – поинтересовалась Степанида.
– Точно не знаю, но очень-очень дорого.
– Миллион баксов? – спросила Алка.
– Ну, на миллион, может, и не тянет… Но все равно…
– Надо же, за такую чепуху такие бабки! – заметила Степанида.
– Это не чепуха, Степка, это… Ты слыхала про импрессионистов?
– Чего это?
– Такое направление в живописи конца прошлого века было. Ну и начала этого… И Сислей был один из наиболее знаменитых… Теперь импрессионисты очень ценятся.
– А откуда у вас такая картина? – полюбопытствовала Алка.
– Папиному предку ее сам Сислей подарил в прошлом веке.
– А этот предок тоже художником был?
– Нет, он был музыкант…
– Значит, это фамильная ценность? – уточнила Алка.
– Да.
– И у нас тоже есть фамильная ценность, – понизив голос, сообщила Алка. – И если бы не Мотька с Аськой, у нас бы ее уперли. Тогда один мужик даже притворился, будто он наш с Людкой родной отец…
– А разве твой папа…
– Папа у нас неродной. Но лучше всякого родного.
– А какая у вас ценность? – спросила Наташа.
– Яйцо Фаберже, с драгоценными камнями.
– Ух ты! А как же девчонки его спасли?
– Это долгая история. Они разгадали, что этот папаша – фальшивый, ну и…
Степанида прекрасно знала эту историю по Мотькиным рассказам и пообещала Натке когда-нибудь рассказать, если Алке будет лень.
– Ну что, можно считать, что все теперь нормально, да? – спросила Алка.
– Наверное, – пожала плечами Степанида. – Но только в том случае, если у Натки были глюки.
– Глюки? Какие глюки? – не поняла Ната.
– Ну, что тебе померещилось, будто картина пропала.
– Не могло мне это померещиться, что ты! Я же помню, я не сумасшедшая…
– Натка, ты уверена? Может, это от нервов? – сказала Алка. – Ну кому на фиг нужно брать картину и потом возвращать обратно? Только если…
– Договаривай! – потребовала Степанида.
– Но это же элементарно, Ватсон! Только если ее подменили.
– Подменили? – ахнула Наташа.
– Ясное дело!
– Не больно-то ясное, – скептически заметила Степанида.
– Почему это? – оскорбилась Алка.
– Если уж ее захотели бы подменить, никто бы ничего не заметил! Кто-то вошел в квартиру, подменил картинку на копию, и все дела! А на целые сутки взять картинку, а уж потом повесить копию… Глупость одна, и все!
Алка с Наташей переглянулись. В словах Степаниды был резон.
– Слышь, Степка, а если ее взяли, чтобы сделать эту самую копию? Чтобы повесить копию, ее еще надо иметь! – сообразила Алка.
– Верно, – кивнула Степанида. – Я просто подумала, что, может, копия уже была…
– Это вряд ли… – сказала Наташа. – Картина малоизвестная, папа не хотел, чтобы о ней знали… Так что ее вполне могли взять, чтобы сделать копию. Только это не копия, это наша картина.
– Откуда ты знаешь?
– Но там же пятнышко…
– Пятнышко тоже можно подделать! Подумаешь, трудность!
– Но я не знаю, можно ли так быстро сделать копию… За сутки? Вряд ли…
– Знаете что, – сказала Алка, – мы тут можем рассуждать хоть до вечера, хоть до второго пришествия, все равно ни фига не поймем! Поэтому я предлагаю найти специалиста и показать ему картину. Пусть скажет, оригинал это или подделка.
– Легко сказать! А где его возьмешь, такого специалиста? – огорчилась Степанида. – Да еще надежного, который картину сам не свистнет? У тебя такие знакомые есть, Натка?
– Нет.
– Это плохо. Может, Валерка что-нибудь придумает? У его отца каких только знакомых нет.
– Слушай, Степка, а зачем, скажи на милость, вся эта канитель? – немного погодя задала вопрос Алка. – Картина висит на месте, мы даже вовсе не уверены, что она вообще пропадала, так с какой стати нам суетиться, а? Натка, хоть ты скажи!
– Ну, вообще-то… – неуверенно подала голос Наташа. – Вообще-то я не знаю… А вдруг… Вдруг я… – у нее задрожали губы. – Вдруг я…
– Что ты? Что ты? Говори! – потребовала Алка.
– Вдруг я сумасшедшая? – еле выговорила Наташа.
– А еще чего ты придумаешь? – возмутилась Степанида. – А вдруг ты слепая, глухонемая, безрукая и безногая?
– Да ну тебя, Степка, – слабо улыбнулась Наташа. – Я же не шучу. У мамы бабушка была сумасшедшая. Вдруг мне это передалось, а картину и вправду никто не крал? Очень все это странно.
– Вообще-то ты на психичку не похожа, – резонно заметила Степанида.
– Я же не говорю, что я готовая клиентка для дурдома, но, может, у меня какие-то провалы в памяти начались?
– И обязательно насчет жутко ценной картины? – хмыкнула Степанида. – Если б так, то тебе могло бы почудиться, что у тебя, к примеру, украли дуршлаг или мясорубку.
Девочки рассмеялись.
– Степка, а ты умная! – сказала Наташа.
– Ну, это как раз ничего не доказывает, – заметила Алка. – Просто у Натки в подкорке сидит, что вот она одна в доме осталась, а главная ценность – картинка, и она за нее как бы в ответе…
– То есть, ты хочешь сказать, что я таки сумасшедшая? – расстроилась Наташа.
– Положим, насчет сумасшествия я ничего не говорила, это твоя идея. А вот что тебе могло что-то померещиться, так это запросто. Предлагаю на этом успокоиться. Картина на месте, все при ней – и рама, и
