пропаганды… кстати, пора бы ими заняться… но нам как воздух необходим выход на официальный уровень. – Тейлор облизнул пересохшие губы. – Я убежден, что в течение ближайших двух-трех дней мы сформулируем ответы на вопросы, которые нам обязательно будут заданы, а также пакет предложений нашим потенциальным партнерам… Это мы сделаем. Это мы проведем через Конгресс. Вопрос в другом: добиться, чтобы нас выслушали, начать диалог и в близкой перспективе получить международное признание. Как – пока не знаю. Это самый главный вопрос. Прошу учесть: я не политик, а всего лишь начальник станции, в некотором роде чиновник… Неделю думаю, голову сломал. У кого будут предложения?
Мертвое молчание было ответом. Тейлор тяжко вздохнул. Шумно отхлебнул сладкий чай из пластиковой кружки. Долил из чайника доверху и жадно уполовинил. Пить приходилось помногу. Даже здесь, внутри специально отведенного для нужд комитета домика, где дышали люди и непрерывно кипел чайник, воздух был сух и драл горло. Днем при плюсовой температуре было комфортно, а ночью пей жидкость, если хочешь иметь во рту слюну, а не сухой остаток. Хотя, с гордостью за былое подумал Ломаев, куда Амундсен-Скотту до Востока по части сухости и гипоксии! Никакого сравнения.
Пользуясь паузой, жадно потянулись к кружкам и остальные. Тейлор дождался, пока закончится движение кадыков под задранными бородами.
– Уточняю вопрос: кто хотя бы приблизительно представляет себе, как нам подступиться к этой проблеме? Председателю комитета есть что сказать?
– Разумеется, у нас есть кое-какие наработки… – Председатель комитета Жерар-Ги Лепелье со станции Дюмон-Дюрвиль нахохлился и сразу стал похож на несчастную ворону под ледяным дождем – голова втянута в плечи, шевелюра встопорщена, длинный влажный нос уныло повис. – Прошу, однако, учесть, что мы тоже не политики, а большей частью ученые и изредка администраторы…
– Короче, если можно, – нетерпеливо подбодрил Тейлор.
Несчастная ворона вздернула клюв:
– Если короче, то вот. Первое: мы должны всеми силами стремиться к вступлению в международные организации, прежде всего в ООН. Второе, без чего не будет первого: мы должны быть официально признаны хотя бы одним государством, а лучше несколькими. Пока, однако, ни одно правительство не выказало желания признать Свободную Антарктиду. Отсюда следует третье: для начала нам следует самим инициировать… ну скажем, международную конференцию по Антарктиде с участием всех заинтересованных сторон – и уже на ней выходить на прямые контакты с околоправительственными кругами тех стран… скажу прямо: тех стран, которых мы боимся. А также, разумеется, тех стран, от которых мы можем ждать помощи…
Простуженно шмыгнув вороньим клювом, Лепелье забормотал извинения и вынул носовой платок. Все терпеливо ждали, пока он отсморкается.
– Прошу прощения… Теперь четвертое и главное: ни у кого из нас нет связей… э-э… в достаточно высоких политических кругах, способных организовать такого рода конференцию. Мы провели опрос делегатов Конгресса и персонала станции Амундсен-Скотт. Пусто. Завтра мы пошлем запросы на все антарктические станции, присоединившиеся к Свободной Антарктиде. Если и эта, прямо скажем, отчаянная мера не принесет успеха, то я уже не знаю… – Лепелье снова шмыгнул и с ожесточением зарылся в носовой платок. – Тогда – тупик. Тогда нам останется только ждать, что к нам рано или поздно проявят интерес извне… э-э… я имею в виду благожелательный интерес. Ну и, конечно, всегда остается надежда на счастливый случай…
– А пока мы будем ждать, нас десять раз сожрут с потрохами, – бессердечно добавил Ломаев, и Лепелье скорбно кивнул, соглашаясь.
Тейлор позвенел вилкой о графин.
– Это все? Немного…
– Мы прорабатываем возможность выхода на правозащитные организации, – подал голос Ежи Ставский. – Начнем с польских, это более или менее реально, у меня во Вроцлаве зять-правозащитник, затем выйдем на международные…
– О'кей. Еще что?
– «Ученые без границ» хотят наладить контакт, – низким басом сказал норвежец Стенборк. – Сегодня они прислали предложение Конгрессу о сотрудничестве. Какое-никакое, а признание…
– В гробу эти, которые без границ, видели независимость Антарктиды, – буркнул Ломаев.
– Возможно. Но организовать с их помощью конференцию мы можем, нет?
– Ага, в лучшем случае месяца через три, когда Антарктиду уже поделят! Оно им надо, чтобы было поскорее? Это нам надо!
И вновь вилка пришла в соприкосновение с графином. Вслед за тем Тейлор занес что-то в электронный блокнот.
– Хорошо. Похоже, нам остается действовать одновременно в разных направлениях, надеясь на удачу хотя бы в одном. «Ученые без границ», правозащитники, что еще?..
– Феминистки, может быть? – высказал предположение бразилец Феррейра. – Не надо так морщиться. Почему бы нет? Нас ведь интересуют организации, имеющие влияние в мире, а вовсе не их идеологическая база. Ну вот я и подумал… На станции Мак-Мёрдо есть женщины, а просто женщина, я так думаю, в Антарктиду не полезет, так что у кого-нибудь из них наверняка есть выход на их руководство. И если мы, так сказать, на взаимовыгодной основе заинтересуем их…
Тейлор заметно покривился, но кивнул:
– Итак, «ученые без границ», правозащитники, феминистки… это все?
– Шимашевич, – без обиняков сказал Ломаев, переждав мертвую паузу. Как гвоздь вбил.
Тейлор наморщил лоб:
– Дэннис Шимашевич? Устроитель парусной регаты, которая уперлась в Антарктиду, не так ли? Кажется, он бизнесмен?
– Он бизнесмен и антаркт. Кстати, многие участники регаты тоже антаркты, но не о них речь. Для нас
