Понадобилось всего лишь несколько часов, чтобы все распутать. Вернее… – Она нахмурилась. – Вернее, почти все.
– Неужели вам что-то может быть непонятно? – с улыбкой спросил Александр. – Ни за что не поверю.
Амалия помедлила и оглянулась на пролетки, в одной из которых сидела Анна Владимировна. Билли неодобрительно сопел где-то в полутьме позади нее.
– Мне действительно непонятна одна вещь, – призналась Амалия. – Полагаю, прямого отношения к делу она не имеет, и все же… – она задумалась. – Все же мне было бы интересно знать.
– Что именно? – осведомился Александр Корф. – Неужели вы уже не уверены в виновности женщины? Ведь она сама во всем созналась.
– Так-то оно так, но, – Амалия вздохнула. – Нет, речь вовсем о другом. Просто есть одна деталь, которая не дает мне покоя.
Александр передернул плечами.
– Этот вечер словно был создан для того, чтобы подтвердить вашу любимую мысль, – заметил он. – Помните?
– Да, – помедлив, согласилась Амалия. – Мы ничего не знаем о других людях и мало что знаем о самих себе. В начале ужина все казались такими приличными людьми, а потом…
– Потом оказалось, что блестящий адвокат на самом деле придумал аферу, как убивать людей и зарабатывать на их смерти деньги, – подхватил Александр. – Достойная мать семейства в прошлом, как выяснилось, не колеблясь отравила двух человек, чтобы избавиться от унизительной бедности. А неприметная девушка пошла на преступление ради любви, которую сама же и выдумала. – Он оглянулся на окна особняка, два из которых еще светились слабым желтоватым светом. – Как по-вашему, что с ними будет?
– Ничего, – ответила Амалия. – Человек гораздо более вынослив, чем он думает. Сейчас им кажется, что несчастнее их нет никого в целом свете. Но будет новый день, отец и сын свыкнутся с мыслью о происшедшем и постараются сделать все, чтобы оно затронуло их как можно меньше.
– Я знаю, вы ловили многих преступников, – проговорил Александр, пристально глядя на спутницу. – И я хотел спросить… давно хотел… – Он запнулся. – Вам не жаль их? Когда вы внезапно изобличаете их и передаете в руки закона… и они меняются на глазах, словно съеживаются, пытаются оправдаться. Все это выглядит так унизительно, так… – Он искал слова, которые могли бы передать его ощущения, но все они были слишком бледны.
– Нет, – коротко ответила Амалия.
Билли затаил дыхание.
– Я понимаю, о чем вы, Саша. Не мучают ли меня угрызения совести от того, что я тоже калечу их жизни, как они до того искалечили жизни других? Нет, потому что преступления не должны оставаться безнаказанными. Если не я, то кто защитит тех, кто уже никогда не сможет себя защитить, – тени, когда-то бывшие людьми, призраки тех, кто был убит и канул во тьму…
Она заметила возле дома силуэт неизвестного человека и нахмурилась. В сером сумраке зажегся огонек папиросы, но затем погас.
– Вы сейчас живете в гостинице? – спросил Александр.
– Да, но к Новому году рассчитываю вернуться в особняк.
– Я могу как-нибудь навестить вас? И Мишу, – быстро добавил он. – Конечно, я предупрежу заранее о своем визите.
Амалия сжала его руку и сказала, блеснув глазами:
– Не нужно предупреждать. До свиданья, Саша.
– До свиданья, Амалия.
Барон Корф смотрел, как она подходит к пролетке, в которой сидел Марсильяк. Следователь тотчас вышел и заговорил с ней. Позади Амалии с ноги на ногу переминался Билли. Он озяб и хотел вернуться в гостиницу, но раз Амалия считала, что с возвращением нужно повременить, был готов ждать столько, сколько понадобится.
– Хорошо, – сказал наконец Марсильяк. – Если вы хотите с ней поговорить, я не вижу никаких препятствий.
И полицейский придержал дверцу, помог Амалии забраться в пролетку.Глава 35 Выбор хироманта
Это было грязное, холодное, бедно меблированное помещение с обшарпанными стенами, выкрашенными до половины человеческого роста унылой темно-зеленой краской. Где-то поминутно хлопала дверь, хохотали пьяные, бубнил чей-то монотонный голос, другой – женский – визгливо оправдывался. Антуанетта Беренделли сидела в углу и читала какую-то книгу, наморщив лоб. Подойдя ближе, Амалия увидела, что она держит в руках Библию.
– Десяти минут будет достаточно, Амалия Константиновна? – спросил Марсильяк. И, получив утвердительный ответ, вышел.
Антуанетта едва взглянула на Амалию и перевернула страницу. Где-то простучали подкованные сапоги, глухо пробубнили какие-то голоса, и все стихло.
– Я хочу поговорить с вами, – сказала Амалия.
Баронесса поглядела, куда бы сесть, и наконец выбрала шаткий стул, казавшийся наиболее приличным из окружающей обстановки. Антуанетта покачала головой.
– Нам не о чем с вами разговаривать, сударыня. – Тон был спокоен, и в нем не было даже намека на враждебность. Чувствовалось, что дочь хироманта попросту смертельно устала.
– Это касается вашего отца.
Антуанетта вздохнула и закрыла Библию.
– Я уже знаю, кто убил его, – проговорила она. – Мне сказали. Наверное, я должна поблагодарить вас.
– Мне не нужна благодарность, – спокойно возразила Амалия. – Просто у меня возникли некоторые сомнения, и я надеюсь, что вы сумеете их разъяснить.
Кончик длинного носа Антуанетты дернулся. Она метнула на собеседницу быстрый взгляд.
– И что за сомнения, сударыня?
– Относительно хиромантии, – пояснила баронесса. – Видите ли, я не верю в гадание по руке и тому подобное. Но то, что произошло недавно, заставило меня по-иному взглянуть на события. Ваш отец сказал Городецкому, что тот убийца, и рассказал ему, каким образом братья проворачивали свои махинации. Также рассказал мадам Верховской о том, что женщина больше всего на свете желала забыть. Еще поведал моему кузену о некоторых вещах, что случались с ним в прошлом. Заметьте, я упоминаю только самые явные случаи. Откуда ваш отец знал все это?
– Хотите сказать, что он использовал шпионов, чтобы узнать прошлое людей? – бесстрастно спросила Антуанетта. – Нет, сударыня. Мой отец был великий хиромант. По ладони он мог прочитать прошлое и будущее кого угодно и когда угодно. И покончим на том.
– Хорошо, – согласилась Амалия. – Но как же тогда может быть, что великий хиромант не предвидел свою собственную смерть? Ведь, если верить вам, он должен был понимать, что ему угрожает опасность быть убитым. Он вовсе не обязан был идти к Верховским. Они не очень богаты и не обещали ему больших денег. Люди, которые собрались у них, были ему по большому счету неинтересны. Тогда зачем принял приглашение и пришел на злосчастный вечер? Навстречу своей смерти!
Антуанетта посмотрела на нее и отвела глаза. Но Амалия настаивала:
– Получается, он не знал того, что касается его самого? Не верю.
– Судьба, – тихо ответила Антуанетта. – Это была судьба.
– Я не верю в судьбу, – повторила Амалия упрямо. – Всегда есть выбор, и только от нас зависит, какой судьба будет.
– Да, но количество ее вариантов все равно ограничено, – живо возразила Антуанетта. – Если вы старший сын короля и королевы, у вас будет одна судьба. Если ваш отец бедный угольщик и вы родились в подвале, она будет другой. Семья, в которой вы появились на свет, ваша родина, ваша национальность, люди, с которыми вы сталкиваетесь на своем пути, – почти все это от вас не зависит. Есть то, что предопределено, и есть очень небольшое количество обстоятельств, которые вы можете изменить. Оглянитесь вокруг – ведь на самом деле люди и не хотят ничего менять. Каждый катится по той колее, которая ему отведена судьбой, и каждый старается довольствоваться тем, что у него имеется. Королевский сын не хочет стать угольщиком, а угольщик не стремится стать королем.
– Я совсем о другом веду речь, – возразила Амалия. – О том, почему ваш отец все равно отправился в дом, где он как хиромант должен был знать, его могут убить. И не говорите мне, – с неожиданным раздражением прибавила она, – что он не мог послать к черту Верховских с их приглашением! Получается, что либо он не знал, что с ним будет, либо его все-таки не должны были убить, если верить хиромантии. А раз так, то она все равно – сплошное шарлатанство.
Антуанетта вздохнула. Рассеянно погладила рукой в перчатке обложку книги, которая лежала на ее коленях.
– Мой отец знал свою судьбу, – внезапно сказала она.
– В самом деле?
– Да. И о моей мне рассказал, хотя обычно хироманты не любят предсказывать своим родным и тем, кого они любят. Хотите знать, что со мной будет? – Антуанетта вскинула голову. – Ничего. Я даже не сяду в тюрьму, хоть и знаю, что мои обвинители будут стараться. Но на моей родине суд снисходителен к crime passionel [37] , а второй человек, которого я убила, сам оказался убийцей и принимал участие в убийстве моего отца. Так что меня оправдают.
– Но ведь маэстро не хотел, чтобы вы присутствовали на вечере, – заметила Амалия. – Получается, что все равно хотел вас уберечь. Вопреки судьбе.
– Нет, все не так, – покачала головой Антуанетта. – То есть, может быть, отец думал и обо мне тоже. Но я уверена, он отговорил меня идти к Верховским, потому что не хотел, чтобы я оказалась там, когда его убьют.
– То есть маэстро все-таки знал и, тем не менее, пошел туда? – настаивала Амалия. – Не могу понять, простите. Ради чего же тогда знать будущее?
– Обстоятельства, – устало промолвила Антуанетта. – Есть обстоятельства, на которые мы можем повлиять.
– А разве ваш отец не мог? Достаточно было лишь прислать письмо с отказом!
Антуанетта откинулась на спинку стула. Закрыла глаза.
– Таков был его выбор, – наконец сказала она. Так
