от ее откровенности было так же мало проку, как и от скрытности остальных. По ее словам, она знала графа всего три или четыре года, а его друзей – и того меньше. О том, был ли на свете кто-то, кто мог пожелать прикончить их, Матильде ничего не было известно. Затем я вызвала учителя фехтования, Армана Лефера. Все то же самое: не знаю, не видел, не имею представления. Впрочем, поскольку он прослужил в семье всего несколько месяцев, трудно было ожидать от него чего-то другого. Куда больший интерес представлял его рассказ о том, что случилось при обыске замка. Во-первых, Лефер столкнулся с незнакомцем, который неожиданно исчез, а во-вторых, учитель фехтования несколько раз выстрелил в человека, который незадолго до того напал на его друга. К сожалению, Лефер не мог сообщить приметы нападавшего, так как видел его только долю секунды. На всякий случай я послала людей еще раз осмотреть замок и прилегающую местность – в расчете на то, что, может быть, удастся обнаружить следы таинственного незнакомца. После Лефера я допросила дворецкого, но он был слишком испуган, чтобы беседовать о чем- либо, кроме проклятья, тяготеющего над Иссервилем. Честное слово, я уже отчаялась получить хоть какую-то полезную информацию, но тут ко мне пришел учитель математики, Жан-Поль Ланглуа. Он находился в доме уже полтора года и к тому же отличался наблюдательностью, что позволило ему сделать вывод, что графа Коломбье и его друзей связывали какие-то особенные отношения.
– Поясните вашу мысль, – попросила я.
Ланглуа посмотрел на меня и улыбнулся.
– Если вам нужны конкретные доказательства, то, боюсь, у меня их нет. Однако… – Он прикусил губу и качнулся на стуле. – Иногда у меня возникало впечатление, что граф Коломбье хотел бы обойтись без них, но не может.
– Почему вы так решили? – спросила я.
Математик пожал плечами.
– Я ведь живу в этом доме, мадам, и слышу, как граф отзывается о своих так называемых друзьях за глаза, как он обращается с ними, когда они здесь. Можете мне поверить, на самом деле там не было никакой дружбы.
– А что же было?
Ланглуа почесал мочку уха и зачем-то обернулся, проверяя, не подслушивает ли нас кто.
– Деловые интересы, – ответил он. – Дело в том, что… – он замялся, но все же нашел в себе силы продолжить, – депутат Пино-Лартиг, судья Фирмен и даже скромный месье Констан были держателями акций заводов Коломбье. По сути, они были совладельцами, и граф Коломбье зависел от них больше, чем ему хотелось бы.
Интересно! Совершенно новый поворот! Ранее я полагала, что имею дело с чьей-то изощренной местью, но если речь идет о деньгах, следует прежде всего учитывать этот мотив. Уж не собрал ли граф Коломбье своих старых друзей на Рождество, чтобы одним махом покончить с ними со всеми? Он так взволновался, когда я явилась накануне осмотреть комнату одного из убитых, что волнение сразу же бросилось мне в глаза.
– Акции заводов Коломбье наверняка стоят недешево, – заметила я. – Ну хорошо, Пино-Лартиг – депутат, и он вполне мог себе позволить крупные траты. Но Фирмен был лишь судья, а Констан, хоть и являлся в последнее время помощником депутата, прежде был всего-навсего полицейским. Откуда у них такие деньги, чтобы стать совладельцами заводов Коломбье? Или, может быть, они получили большое наследство?
Однако Ланглуа задумчиво поглядел в потолок и ответил, что ему не доводилось слышать ни о каких наследствах, иначе он непременно запомнил бы.
– Благодарю вас, – сказала я искренне, – вы мне очень помогли.
Когда математик ушел, я стала вызывать слуг для допроса, но никто из них не сумел сообщить мне ничего особенного. Граф Коломбье купил Иссервиль три года назад и сразу же начал перестраивать его. Сам граф жил здесь довольно редко, и в его отсутствие всем заправляла мадемуазель Бертоле. Недавно все работы по перестройке и отделке замка были завершены, и граф пригласил своих ближайших друзей, чтобы отметить это событие и заодно отпраздновать Рождество. На Новый год он собирался устроить торжественный прием, но уже не здесь, а в своем парижском особняке. Похоже, впрочем, что никакого приема не будет, потому что из-за бури мы оказались заперты в замке, в котором творится невесть что.
Закончив беседовать с последней вызванной мной служанкой, я стала просматривать заметки, которые сделала в записной книжке. Плохо было то, что люди считали, будто за всеми убийствами стоит Кэмпбелл, который скрывается где-то в замке, в то время как я совершенно точно знала, что этого не могло быть. Пока я перебирала в уме возможные варианты происшедшего, явился Фредерик Массильон, о котором я совершенно успела забыть, и вальяжно развалился в кресле напротив меня.
– Должен вам признаться, – заметил он, – что я терпеть не могу полицию, но, глядя на вас, почти готов ее полюбить.
– Полно вам, месье, – сухо сказала я. – Лучше расскажите, каким образом вы сумели добраться сюда.
Фредерик объяснил, что, когда он прибыл в деревню Сен-Пьер, расположенную у подножия горы, никто не захотел доставить его в замок. Все отговаривали его пускаться в путь в пургу, убеждая, что он только замерзнет до смерти или сорвется в пропасть, и тем не менее он не послушался. По счастью, ему попалась на дороге хорошая лошадь, и он сумел добраться до замка.
– Я, кажется, знаю, что это была за лошадь… – медленно проговорила я и, сразу вызвав Альбера, велела ему посмотреть, не является ли она одной из тех, что недавно у нас исчезли. Оказалось, однако, что Альбер уже видел лошадь и узнал ее: да, она и впрямь принадлежит господину графу, тут нет никаких сомнений. – Можно ли на ней спуститься в деревню и дать знать о том, что здесь происходит?
– Наверное, можно, – отозвался Альбер, пожимая плечами. – Правда, лошадь очень устала, и ей надо отдохнуть.
– Хорошо, тогда ты займись ею, – велела я, а когда он уходил, добавила: – Глаз с нее не спускай!
Альбер кивнул и скрылся за дверью.
– Послушайте, – сказал Массильон, нагибаясь ко мне, – может быть, вы все- таки расскажете мне, что здесь творится? Мадам Бретель уже пыталась объяснить происходящее, но у нее не очень получилось. Какие-то призраки, убийства… брр! – Актер поежился. – Неужели все правда?
– К сожалению, да, – ответила я.
И принялась рассказывать.
Глава 11 Воскресший из мертвых
1. Из зеленой тетради Люсьена дю Коломбье
Я больше никогда не буду верить женщинам.
Особенно таким, которые красивые и у которых карие глаза с янтарными искорками. И еще тем, которых зовут Амалия или Дезире. Никогда!
Я вообще никому и ничему на свете не буду верить. Книжкам, которые постоянно лгут, людям, которые занимаются тем же самым, но с куда меньшим изяществом. Папе я тоже больше не верю, потому что полчаса назад слышал, как он ссорился в своем кабинете с управляющим.
– Эрнест, – кричал Бретель, – но ведь так нельзя! Надо ей сказать!
– Я запрещаю тебе, Филипп! – Папа возвысил голос. – Слышишь? Запрещаю!
– Она из полиции, она сможет нам помочь!
– О, – фыркнул папа, – прекрасно! Только полиции мне недоставало!
– Но рано или поздно она все равно узнает!
– Нет, если мы будем держать язык за зубами. И вообще, это случилось семнадцать лет тому назад. Кому интересно то, что было так давно?
– На твоем месте, – угрюмо отозвался Филипп, – я бы все-таки сказал мадам Дюпон о… о том человеке. Если у кого-то и были причины разделаться с судьей, Пино-Лартигом и Констаном, то именно у него.
– Мой бедный Филипп, – с издевательским сожалением промолвил папа, – ты забываешь о том, что твой человек повесился в тюремной камере много лет назад.
Тут Филипп вышел из себя.
– Ну да, он повесился! И Констана тоже повесили, между прочим! Не зарезали, не застрелили, а именно повесили! А остальные? Ведь Фирмена удавили, а Пино-Лартига задушили обрывком веревки! Это вовсе не случайность, Эрнест!
– Ты что, малыш, подслушиваешь?
Я отпрыгнул в сторону. Позади меня стояла Матильда. Ох уж мне ее манера подходить к человеку неслышно, чтобы потом напугать его до смерти!
– Ничего я не подслушивал, – отрезал я, но по глазам ее видел, что она все поняла.
– Нехорошо, Люсьен, – с укором промолвила Матильда. – Ты уже достаточно взрослый и должен понимать…
Мне нечего было ей ответить, я гордо развернулся и ушел, но обрывки разговора, который я услышал, застряли у меня в памяти. Кто-то повесился, думал я, и теперь он вернулся, чтобы мстить. Или нет? Все-таки в жизни такое вряд ли возможно. Я бросился на кровать и лежал на ней, прижавшись щекой к подушке, – долго-долго.
В дверь постучали. Вошла Франсуаза.
– Меня просили кое-что тебе передать, – робко начала она. – Месье Лекок ждет инспектора Коломбье возле главной лестницы на третьем этаже. Свечи с собой можно уже не брать.
Я отвернулся.
– Передай ей, что инспектор Коломбье занят, – буркнул я.
Франсуаза помедлила у двери и ушла, тихо прикрыв ее за собой. Я вновь стал смотреть на подушку, но там не было ровным счетом ничего интересного. Я взглянул в окно – тоже ничего. Я повернулся на спину и уставился в потолок, на котором сгущались вечерние тени. Потолок был такой же скучный, как и все потолки на свете. Я задумался, что теперь делает она – Амалия Дюпон, которая еще вчера с успехом выдавала себя за Дезире Фонтенуа. Наверняка она ищет убийцу, а когда наконец найдет его, меня не окажется рядом. А вдруг убийца не захочет, чтобы его разоблачили? Вдруг он попытается отделаться от нее, как прежде от других? И кто тогда ее защитит? Ведь она там одна, совсем одна!
Я и сам не заметил,
