уронить фонарь! Идем!
И мы на цыпочках зашагали вперед.
Шагов через двадцать подземный ход закончился. Перед нами оказалась обыкновенная дверь. Голоса доносились именно из-за нее.
– Вы готовы, месье Лефер? – спросила Амалия, взявшись за ручку двери.
Я кивнул.
– Тогда вперед!
И, распахнув дверь, Амалия шагнула в комнату, в которой скрывалась разгадка тайны. Я одним скачком перемахнул через порог, готовясь прийти ей на помощь.
Это было большое, правильной формы, жарко натопленное помещение, похожее на спальню. На стене висело несколько картин с изображением морских пейзажей. Прямо напротив входа расположилась большая кровать, на которой полулежал незнакомый мне человек. Возле стояли два стула с гнутыми ножками, а около стены примостился невысокий стол. Доктор Виньере сидел за ним и, хмуря лоб, писал что-то на листке бумаги, а на стульях возле кровати я увидел графа Коломбье и Матильду.
– Я же просил тебя никуда не выходить, пока мы обыскиваем замок! – сердито говорил граф незнакомцу – темноволосому молодому человеку лет двадцати четырех или около того с красиво очерченным ртом. – Зачем ты не послушался? Ты подверг себя нешуточной опас…
Слова замерли у него на губах. Матильда устало обернулась. Доктор Виньере дернул рукой и опрокинул на дорогой ковер чернильницу, полную чернил. Незнакомец в волнении приподнялся на кровати, и меня поразил его лихорадочный, полубезумный взгляд.
– Гийом! – пронзительно закричал Люсьен. – О боже, Гийом!
Мальчик побелел, как полотно, и, казалось, был готов вот-вот упасть в обморок. Амалия опустила оружие и положила свободную руку на голову подростка. Только тогда он стих, испуганно косясь на человека на кровати.
– Добрый вечер, дамы и господа, – непринужденно промолвила Амалия. – Простите за вторжение, но вы все же не можете не признать, что сами некоторым образом нас к нему вынудили.
– Что вы здесь делаете? – вспыхнул Коломбье. – Мадам, по какому праву…
– Вы и сами знаете, месье, по какому, – холодно перебила графа Амалия. – Вы утаиваете факты, которые могут иметь значение для расследования преступлений, совершенных в замке Иссервиль. Что ж, теперь игра в прятки закончена. – Она наклонилась к Люсьену: – Так кто это? – спросила она, кивая на человека на кровати.
– Это Гийом, – прошептал мальчик, не поднимая глаз от пола. – Гийом, мой старший брат! – Он всхлипнул. – Но я ничего не понимаю! Папа с мамой всегда говорили, что он утонул три года тому назад!
Амалия распрямилась.
– Уверена, у господина графа были свои причины, чтобы так поступить, – проговорила она. – И сейчас он расскажет нам о них. Не правда ли, месье Коломбье?
На несколько мгновений в комнате воцарилась тишина. Затем граф рассмеялся – горьким, негромким смехом, какого я никогда раньше не слышал у него.
– Ну что ж, – сказал он, – похоже, мне и в самом деле ничего не остается, кроме как раскрыть свои карты. – С вызовом покосившись на безмолвную Амалию, он картинным жестом несколько раз ударил в ладоши, подражая театральным аплодисментам. – Браво, мадам Дюпон! Вам все-таки удалось загнать меня в угол.
– Я жду объяснений, месье, – промолвила эта странная женщина.
Массильон поднес ей стул, и она непринужденно опустилась на сиденье. Револьвера в ее руке уже не было – очевидно, он успел вернуться на свое законное место в сумочке, но когда именно это случилось, я, хоть убей, не заметил.
Плечи графа поникли.
– А что тут объяснять? – устало промолвил он. – Вы и так уже все поняли. Этот человек, – он кивнул на Гийома, – мой сын, а та, кого вы знаете под именем мадемуазель Бертоле, – его жена. Она помогает нам ухаживать за ним, – добавил он, отворачиваясь.
Я оцепенел. Как! Матильда – жена Гийома дю Коломбье? Неужели она… Так вот почему граф всегда обращался с ней с таким подчеркнутым уважением! Ее считали бедной родственницей, но на самом деле она была сиделкой при человеке, который, судя по его виду, тяжело болен, причем уже давно. Сиделка – и жена… Жена безумца… Или нет?
– Ваша жена и доктор Виньере, конечно же, в курсе дела, – заметила Амалия. – Кто еще знал о Гийоме?
– Никто, – отрезал граф.
– Из слуг – только Клер Донадье, – подала голос Матильда.
– А дворецкий?
– Нет, он тоже ничего не знал. Клер была старая, преданная служанка, а Лабиш вошел в нашу семью совсем недавно.
– Понятно, – сказала Амалия. – Но почему?
– Почему – что? – резко бросил граф.
– Почему вы пустили слух, что ваш старший сын утонул? Почему вы держите его здесь, в этой комнате?
– А вы не понимаете? – выкрикнул граф. – Мой сын тяжело болен, вот почему!
Амалия обернулась к доктору.
– Скажите, месье Виньере… – И вслед за тем она произнесла несколько слов по-латыни, которых я не понял.
– Нет, – с невольным уважением в голосе отозвался доктор, – это не то, о чем вы думаете. Гийом вовсе не безумен, но его положение безнадежно. Дело в том, – тут доктор замялся, – что у него опухоль мозга. Злокачественная, как я полагаю.
– Ох, – пробормотал актер. – Вот бедняга!
Люсьен хлюпнул носом. Я видел за плечом Амалии его бледное настороженное личико. Он не отрывал взгляда от старшего брата.
– И сколько это продолжается? – спросила Амалия.
– Уже несколько лет, – ответила за доктора Матильда. – Когда мы приехали в замок, мой муж был совсем плох. Доктор Виньере ни на что не надеялся, но потом… Потом Гийому стало немного лучше. – И она с такой любовью посмотрела на молодого человека, что у меня сжалось сердце.
– И вы держите его здесь, в заточении? – вырвалось у Амалии.
– Я вовсе не в заточении, – возразил Гийом.
Я впервые услышал его голос, и, честно говоря, он меня поразил – слабый, жалкий голос, от которого щемило сердце. Я отвернулся.
– Иногда, – продолжал Гийом, застенчиво косясь на Амалию, – я выхожу гулять, когда мне хочется подышать воздухом.
Амалия обернулась к Виньере.
– Скажите, доктор… Я могу поговорить с ним? Он не… – она замялась.
– Нет, нет, – поспешно ответил Виньере. – У него давно не было серьезных приступов, и… он вполне безобиден.
– А я не желаю! – выкрикнул Коломбье, повышая голос. – Я не позволю! Вы можете навредить моему сыну! Думаете, я не знаю, о чем вы будете его расспрашивать? Нет и еще раз нет!
Гийом застонал и поднес ладони к вискам.
– Сколько шума… – пробормотал он. – Зачем, отец?
Граф утих. Дыхание со свистом выходило сквозь его зубы.
– Прости, Гийом, – наконец проговорил он. – Просто я терпеть не могу людей, которые… – он метнул яростный взгляд на помощницу комиссара Папийона, – суют свой нос в чужие дела!
Он отошел к камину. Виньере с укором взглянул на графа и покачал головой.
– Разрешите, мадам, – сказала Амалия, подходя к кровати.
Матильда поднялась с места и отошла в сторону. Гийом сел на постели. Должно быть, болезнь еще не поборола его окончательно, потому что, завидев хорошенькую женщину, он пригладил волосы и поправил галстук. Во взгляде его было что-то бесконечно детское.
– Вы меня помните? – мягко спросила Амалия.
Граф открыл рот. Было видно, что он ожидал чего угодно, только не этого.
– Да, – сказал Гийом после секундного колебания и несколько раз кивнул. – Да, я помню вас.
Не сводя с него глаз, Амалия опустилась на стул Матильды. Следующие слова она произнесла так тихо, что их расслышали только больной и я, стоявший ближе других.
– Это вы спасли меня?
– В саду? – уточнил Гийом и снова кивнул. – Да, это был я. Я вышел ночью… и видел. Все видел.
Амалия сощурилась.
– И вы написали кровью на зеркале: «Остерегайтесь Кэмпбелла». Почему?
– Я хотел предупредить вас, – несколько удивленно отозвался Гийом.
– Да, но почему кровью?
– Так получилось. Я укололся о вашу брошку, когда переносил вас в дом… И тогда мне пришло в голову, что я могу написать на зеркале, чтобы вы держались подальше от этого человека.
Я ничего не понимал. Но Амалия, казалось, поняла все.
– Ах да, брошка… – По ее губам скользнула задумчивая улыбка. – В виде мышки, выложенной рубинами…
– Очень красивая, – сказал Гийом.
Амалия взяла его руки и посмотрела на пальцы. На указательном пальце правой руки остался едва заметный след от укола.
– Он не любит, когда его трогают, – предостерегающе промолвил доктор.
Но Гийом, казалось, ничего не имел против того, чтобы Амалия трогала его.
– Спасибо. Большое спасибо, – искренне промолвила она. – Значит, именно вас Люсьен встретил однажды ночью в коридоре?
Гийом опять кивнул.
– А сегодня? Что было сегодня? – настойчиво продолжала Амалия.
Гийом медленно высвободил руки.
– Там был он, – нехотя признался он, кивая на меня. – И еще другой. Тот, другой… – он задрожал всем телом, – выстрелил в меня. И я убежал.
– Если вы имеете в виду, что это мой сын ударил Ланглуа по голове… – шипящим шепотом вмешался граф.
Матильда успокаивающе коснулась его рукава, и он умолк, словно захлебнувшись.
– Вы знаете о том, что произошло сегодня с учителем математики? – мягко спросила Амалия.
– Знаю, – без колебания ответил Гийом. – Но не я ударил его.
– Хорошо, – легко согласилась мадам Дюпон, – я вам верю. Скажите, а вы делали когда-нибудь еще надписи кровью на зеркале?
– Нет, – твердо ответил Гийом, – только однажды, потому что рядом не оказалось чернил и потому что я уколол руку.
– Франсуаза просто глупа, – вмешался граф. – Ей померещилось бог весть что, вот она и…
– Не надо начинать все сначала, господин граф, –
