Рифмуется с радостью

отказавшись от сознательного творческого труда на земле, кто вместо созидания своей личности выбрал существование бессмысленное, автоматическое, по законам толпы, тот обманул Его ожидания. Говорят, в буддийском представлении ад – это когда всю-то вечность тебе показывают упущенные тобой возможности.

По мнению некоторых ученых Земля избрана Богом вовсе не для приятной жизни, а чтобы на ней отшлифовывать души. Однако массой людей владеет надежда когда-нибудь достичь счастья; фантазия эта, несмотря на вопиющее расхождение с реальностью, всячески поощряется современной культурой; конституция США чуть ли не гарантирует гражданам «жизнь, свободу и право на счастье»; хочется спросить, как О. Мандельштам жену: «с чего ты взяла, что должна быть счастлива?». Более трезвые, но мыслящие исключительно земными категориями, утверждают: «цель жизни сама жизнь и больше ничего».

Но, по слову Достоевского, «тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить»; существование само по себе ценностью не является, нужен смысл, который следует, чем раньше тем лучше, найти, иначе душевная погибель может значительно опередить смерть физиологическую: «знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив, но ты мертв»[42]. Сложный духовный путь И.С. Шмелева (1873 – 1950) привел его к выводу о «плане жизни», который дается каждому от Господа, и если человек вглядывается в чертеж, следуя плану, его жизнь плодотворна и благоденственна, иначе – страдания великие; это правило он распространял на всякий народ, даже на всю землю и Вселенную.

«С ярмарки еду»: так обозначил один писатель вхождение в период старости; он безусловно прав, поскольку, рассматривая, в соответствии с образом ярмарки, «найденное» и «потерянное», перечисляет преимущественно утраты эмоционального характера: притупление чувств, стену между желаниями и возможностями, привычность и следственно вялость всех впечатлений. Но он еще надеется что-то понять и додумать; дай Бог, чтобы поиски шли в нужном направлении и хватило времени пересмотреть сложившиеся критерии.

Ведь бывает и по-другому: один беллетрист на девятом десятке, слепой и глухой, продолжал хлопотать, «организовывая» восторженные отклики прессы на свои произведения, один престарелый ученый-медик, уже смертельно больной, развернул бурную деятельность, страстно желая быть избранным в академики, а один бывший чиновник, начальник отдела, через жену заблаговременно выпрашивал венки от именитых людей на свои похороны.

В ХХ веке, когда для подавляющего советского большинства Церковь была тайной за семью печатями, вдумчивые люди пытались выстраивать мировоззрение на философии: восхищались, например, известной диадой Канта: «нравственный императив в груди и звездное небо над головой». Однако моральный закон человеком постоянно нарушается, звезды и Кант остаются равнодушны, грехи множатся, душа корчится и терзается, не видя выхода; дело в том, что нравственность, как справедливо полагал Л.Н. Толстой, вытекает из религиозного, метафизического понимания жизни и сознания своей причастности Божеству.

В дневнике последних лет он много размышлял о проблемах добра и зла, о глубокой старости, «самом драгоценном и нужном времени», жаждал «просветления души перед Богом и для Бога»; но, увы, фальшивый приторно-поучительный тон ставит под сомнение искренность, писано явно для потомков, с обычным для «философских прозрений» Толстого самодовольным высокоумием; готовый примириться со смертью ради «выхода из тюрьмы здешней отделенности», он с гордостной фамильярностью требует от Бога: «довольно этой клетки, дай другого, более нужного мне общения».

Поразительно: выведя одной хладной логикой, что жить и умирать легче с Богом, а смирение «вызывает самое драгоценное в жизни – любовь людей» (!), он полагает возможным, «поработав, приучить себя к этому», т.е. внедрить в себя религиозность, не имея веры: «Есть ли Бог? Не знаю. Знаю, что есть закон моего духовного существа. Источник, причину этого закона я называю Богом». Как не согласиться с И.С. Шмелевым: «Л. Толстой, при всей гениальности художника-скульптора, был очень глуп… отсюда его философско-моральная отсебятина» (курсив Шмелева). И Горький, знакомый с Толстым лично, считал, что «он родился с разумом старика, с туповатым и тяжелым разумом, который был до смешного и ужасного ничтожен сравнительно с его чудовищным талантом».

Дело в том, что жажда Истины рождается от разочарования в себе любимом; болезненный крах собственных иллюзий и постулатов ослабляет самоуверенность, тогда обостряется слух, ум вроде как расширяется, а сердце открывается и оказывается готовым вместить веру. Опираться на себя дело безнадежное, нет в нас самих крепкой основы, на которой можно было бы выстоять. В психологии не так давно родился термин «выгорание»; обозначаемая им болезнь поражает преимущественно людей способных, деятельных, инициативных, идеалистов, ориентированных на усердное служение, за которым ожидается успех и признание. Однако если энергия тратится, не восполняясь, происходит нечто подобное тому как садится аккумулятор, если фары автомобиля долго горят при выключенном двигателе: вместо естественного удовлетворения от полезных занятий наступает разочарование, результат самоотверженных трудов кажется ничтожным в сравнении с затраченными усилиями, приходит усталость, с упадком душевных сил, изнеможением, раздражительностью и безнадежной тоской.

Такое случается с удачливыми бизнесменами, учителями, проверяющими тетрадки в выходные, программистами, круглосуточно прикованными к компьютеру, хорошими врачами, медиками и социальными работниками, даже, к сожалению, с священниками и православными сестрами милосердия, не щадящими себя в служении ближнему; то же происходит при тяжелых недугах, жизненных испытаниях, которые, бывает, съедают интеллект, искажают личность до неузнаваемости. Помогает при выгорании, конечно, отвлечение: отпуск, спорт, музыка, смена впечатлений, но врачи более всего другого рекомендуют… молиться, просить Небеса о помощи; личное общение с Богом очищает душу и все земное делает весьма относительным; стоит почаще окунаться в вечность, вместо того чтобы гнаться за бешеным темпом времени, на сто процентов зависеть от работы и стараться всюду успеть, подсознательно воображая себя спасителем человечества, единственным и незаменимым.

Обидно: юношеский активный возраст, ну, скажем, с шестнадцати до двадцати шести, как правило, выбрасывается псу под хвост, время уходит на танцульки, игры, флирты, бурные застолья, пустые забавы. Именно в этот период молодые люди под лозунгом «бери от жизни всё» совершают катастрофические, убийственные глупости: впутываются в дурные компании, балуются наркотиками, вступают в порочные связи. Иногда вся последующая история человека оказывается только горьким итогом безумной расточительной юности, унесшей с собою здоровье, красоту и чистую радость бытия.

Трагические ошибки, которые мало кому хватает решимости исправить, совершаются из-за общепринятого стандарта, по которому в 17 лет каждому предписано выбрать профессию и поступить в институт, а девушке в 20 полагается выйти замуж из опасения прослыть старой девой. Трафареты всегда вредны и опасны, поскольку притупляют потребность познавать, внедряют в сознание готовые схемы, останавливают развитие; в сущности, наступает преждевременная старость; она может настигнуть и в 40 лет, а уж после 60, согласно стереотипу, умственные способности притупляются, не говоря уж о памяти; остается лишь ворчать на домашних, глотать по часам таблетки и клевать носом в кресле у телевизора:

Жизнь наша в старости – изношенный халат: